d9e5a92d

Некоторые социально-философские следствия

6.1. Капитализм как утопия Чисто капиталистическое общество, которое основывалось бы только на частной собственности, максимизации дохода и рыноч но-ценовой координации, до сих пор, насколько нам известно из

истории, еще нигде не осуществилось. Капитализм как модель общества обладает утопическими, контрфактическими чертами, он сам - социальная утопия. Его утопический характер обна руживается всякий раз, когда его сторонники пытаются отвести возражения противников с помощью ссылки на несовершенство, т. е. ссылки на то, что он еще никогда не осуществлялся в чи стом виде, а его недостатки объясняются влиянием экзогенных, внешних по отношению к модели факторов. С этической точки зрения такой способ рассуждения оправдать нельзя. ' Социаль ная теория должна найти путь к реальности, учитывая в своих построениях историческое место и исторические условия своего существования. Теория, представляющая собой прекрасную мо дель, которая, однако, из-за экзогенных воздействий или нереа лизуемых предпосылок никак не может воплотиться в действи тельность, это плохая утопия, остающаяся на уровне <скороспе лой мудрости долженствования> (Гегель).

Теория капитализма, выступающая как социальная теория, как теория общества, не может считаться достаточной, ибо она в основном представляет собой экономическую теорию производ ства, обмена и координации. Как экономическая теория она оставляет вне рассмотрения существенные аспекты социального действия и политической интеграции. В данной работе такой пропуск в теории капитализма был показан прежде всего, ко-' гда говорилось о понимании предпочтений как данных, а также о границах <рынка> как координационного принципа. В обоих случаях причину следует искать в слишком далеко зашедшем методологическом индивидуализме и субъективизме, в силу ке ба торых считается, что ради индивидуальной свободы решения можно пренебречь социальными опосредованиями наших пред почтений и необходимостью присутствия в них разумной все общности. Представляя в своем координационном идеале сво боду и эффективность как единственные побудительные цен ности, теория капитализма обходит проблему оценивания благ (Guterabwagung). Благодаря этому она достигает в анализе все общего равновесия своей впечатляющей завершенности. Однако проблему оценивания благ нельзя обходить. Это было пока зано выше, когда речь шла о необходимости балансирования между эффективностью, свободой и распределительной справед ливостью при выборе форм аллокации.

Но необходимость оценивания благ проявляет себя также и в формировании предпочтений отдельного человека, которое как раз нельзя рассматривать как (<черный ящик>. - Прим, ред.), из которого выходят фактические предпочтения в виде избираемых действий. Механистическая модель таких действий как проявлений, не требующих объяснения сил - <предпочтений>, успешно обходит задачу высвечивания <черного ящика> формирования предпочтений. Но именно формирование предпочтений становится важнее, когда с ростом общественного богатства и материальной удовлетворенности проблема производ ства оказывается менее насущной.*R 6.2. Свобода и свободный выбор С ростом материальной удовлетворенности обнаруживается также ограниченность такого понятия свободы, в котором свобода по нимается лишь как свобода выбора между максимально боль шим числом возможностей. Оказывается, что по мере увеличе ния предложения различных благ мы не чувствуем себя тем более свободными, чем больше у нас возможностей выбора; напротив, предельная полезность свободы выбора падает. Иметь слишком *см. превосходные работы Хирша (Hirech, 1976) и Сцитовски (Scitovaky, 1976), в которых показывается недостаточность традици онной микроэкономики в анализе формирования предпочтений и удо влетворения потребностей и тем самым ее ограниченная пригодность для хозяйственно-политических рекомендаций, направленных на коли чественный рост экономики.

63 много возможностей так же неприятно, как и иметь слишком мало альтернатив для решений, и это не только по причине пси хической перегрузки и познавательного диссонанса, связанного с решениями потребителя, но и потому, что данное понятие сво боды систематически охватывает лишь часть того, чем является человеческая свобода. Такое понимание свободы - как свободы выбора - философская критика высмеяла еще в средние века в образе буриданова осла, умирающего от голода между двумя оди наковыми охапками сена, поскольку он не может решиться, а со времен Канта - в представлении о <свободе переворачивателя жаркого>. К этому надо добавить, что в механистической мо дели всеобщего равновесия не может быть настоящей свободы.

Действующий субъект определяется своими предпочтениями и механически приспосабливается со всеми своими решениями в области потребления или производства к господствующим усло виям рынка.

В противоположность этой концепции экономической сво боды следует подчеркнуть, что свобода означает прежде всего воз можность действия в соответствии с самостоятельно поставлен ными целями и что этот выбор целей или формирование пред почтений должны пониматься как выбор самого себя, т. е. как решение, касающееся собственной сущности и собственной лич ности (ср.: Schelling, 1975, S. 77; Krings, 1977). Отсюда сле дует, что сосредоточение экономической теории на потреблении и потребительских решениях как цели человеческой, и особенно экономической, деятельности односторонне, поскольку личность главным образом формируется в своих поступках, а не в потре блении. Это значит, что исследование того, насколько какое- либо хозяйственное устройство допускает свободу действий и са мореализацию, не может исходить только из свободы потребле ния. Рынок как средство координации демонстрирует здесь свое несомненное превосходство тем, что он допускает индивидуаль ное преследование целей и ответственное поведение в больших масштабах, чем любые другие формы координации. Рынок де лает возможной не только свободу потребления, но и творче скую свободу производства и деятельности вообще.

6.3. Необходимость социальных и этических рамок для капитализма Однако обнаруживается, что максимизация дохода и пользы в качестве экономических мотиваций и свобода распоряжения частной собственностью выглядят как своеобразные абстракции, если они претендуют на социальную действенность без всяких ограничений. Максимизация дохода и пользы может действо вать в качестве мотивации лишь при некоторых дополнительных условиях, ибо иначе все богатство человеческих мотиваций сво дится к абстракциям рациональности, а социальная обусловлен ность наших целенаправленных действий остается без внимания.

То же самое относится к правам распоряжения частной собствен ностью. Координация индивидов при капитализме должна осу ществляться в социальных рамках, которые не полностью опре деляются условиями этой координации - частной собственно стью, максимизацией дохода и пользы и рыночной системой, а являются их предпосылками.** Границы капитализма как социальной теории заключаются в том факте, что координация - это еще не все целое, вестник - еще не весть, а форма хозяйственного поведения - еще не со держание нашей социальной деятельности. Теория капитализма как социальная теория материально недоопределена и неполна.

Ее необходимо дополнить широкой социально-философской те орией, касающейся как раз тех рамок, в которых капитализм может продемонстрировать свои преимущества как способа коор динации, а именно теорией социального генезиса и нормативного обоснования формирования предпочтений (социальная психоло гия и этика), теорией социальных институтов, образующих эти рамки (семья, фирмы, промежуточные объединения, церковь, государство), и теорией политической коррекции <недостатков капитализма> (недостатки рынка, границы субъективизма, учет существенных жизненных интересов).

Необходимость подобных рамок проявляется в своеобразной диалектике наших трех структурных признаков капитализма.

**Так, Нелл-Бройнинг (Nell-Breuning, 1955, 8. 117) убедительно критикует теорию рыночного хозяйства за то, что в ней <все больше и больше проблем оттесняются к кольцу данных (Datenkranz), на пе риферию, так что в конечном итоге эта периферия становится самым интересным > .

65 Во всех трех признаках можно наблюдать переход количества в качество, формы в содержание. Так, неограниченное накоп ление частной собственности при достижении определенной сте пени господства на рынке ведет к проблеме власти. Неограни ченное стремление к доходу и пользе превращается в скупость, алчность и ведет к утрате богатства человеческих целей. Коор динация производства и социального статуса только через успех на рынке, т. е. через успешное предвидение платежеспособного спроса, ведет к субъективизму в управлении производством и предоставлении жизненных шансов, а также к пренебрежению существенными жизненными целями.

Форда координации через собственность, максимизацию до хода и рынок не может одна стать содержанием нашего соци ального строя и нашей индивидуальной деятельности, хотя от этой формы никак нельзя отказаться, если в экономике требу ется обеспечить свободу и эффективность. Теория капитализма нуждается в дополнении социальной философией, а также в на поминании о том, что в координацию должны входить *ад*/днмс предпочтения. Необходимо также напомнить, что капитализм живет пафосом свободы и труда, который он не может порождать и поддерживать одной только формой экономической координа ции. Нашу потребность в существенных жизненных формах не может удовлетворить один только идеал координации, поскольку он не охватывает целостность общественной жизни. Но и обой тись без него невозможно, поскольку наша потребность в при знании и реализации нашей субъективности и свободы также и в экономике требует капиталистической формы координации.

-------------------------------------------------------------------------------- Комментарий Джеймса М. Бьюкевева Мой комментарий состоит из двух разделов. В 1-м разделе я раз бираю по конкретным пунктам работу Петера Козловски. Во 2-м я высказываю более общие соображения относительно <мораль ности капитализма>, которые возникли у меня в ходе чтения работы Козловски и других источников и являются результа том моих собственных усилий представить определенные аспекты данной темы со своей точки зрения.

Потер Козловски заслуживает признательности за то, что он от кликнулся на предложение написать работу о моральности ка питализма. Как он замечает, его задача была наиболее деликат ной и трудной на конференции по экономическим и философ ским основам капитализма. В общем и целом его работа должна быть оценена на <отлично>. Он поставил существенные вопросы, дал нам почувствовать возможность противоположных мнений по этим вопросам, познакомил представителей англосаксонской провинции с важнейшей классической и европейской литерату рой и, наконец, дал некоторые импульсы к обоснованию действи тельно приемлемой этики капитализма.

Но и отличные работы заслуживают критики, и я пола гаю, что рассуждения Козловски в некоторых деталях неудачны.

Возьмем для начала с. 43-44, где я, по крайней мере с точки зрения моего понимания вопроса, усматриваю ошибку. Сначала Козловски совершенно правильно доказывает, что теория фор мирования предпочтений логически должна предшествовать тео рии аллокации ресурсов для удовлетворения этих потребностей.

75 С этим я согласен. Однако, идя дальше, Козловски ставит под вопрос моральный статус Парето-нормы, даже если мы отвлека емся от теоретической проблемы исходного распределения иму ществ или распределения до обмена.

Если распределение имуществ дано и если предпочтения есть то, что они есть, Парето-норма имеет позитивное мораль ное содержание по той простой причине, что Парето-оптимум описывает конечное состояние, к которому приведет свобода ин дивидуальных актов выбора при отсутствии произвольных огра ничений. Мне непонятна фраза на с. 44, где говорится, что <лю бое движение индивида по своей кривой безразличия для того, чтобы достичь точки на кривой контрактов, должно уже предпо лагать определенную благожелательность и отсутствие недобро желательности и зависти>. Эта фраза кажется мне путаной и вводящей в заблуждение.

Благожелательность, недоброжелательность, зависть, аль труизм и все что угодно вполне могут содержаться в предпочте ниях, и из этих предпочтений могут быть построены кривые без различия в дидактических целях. Присутствуют ли эти черты характера или нет - не имеет никакого отношения к мораль ному значению Парето-нормы. Применяя здесь данное Козлов- ски полезное разделение, можно сказать, что моральное значение находится внутри теории аллокации и не касается теории обра зования предпочтений. Конечно, нам всем был бы милее мир, свободный от зависти, чем мир, целиком проникнутый ею, но это всего-навсего означает, что мы склоняемся к одной, а не к другой группе предпочтений. Однако и в этом последнем мире Парето- норма представляет собой фактически перенос в экономику той основополагающей нормы, согласно которой индивидам должна быть обеспечена возможность выражать свои предпочтения, ка ковы бы они ни были. Этого пункта я вкратце еще коснусь во 2-м разделе моего комментария.

Теперь я хотел бы выдвинуть возражение, могущее пока заться тривиальным, против аргументации Козловски на с. 53.

Козловски вслед за Найтом говорит о трех источниках вознагра ждения - о собственных достижениях, наследии и удаче - и полагает, что третий источник, удача, <со справедливостью не соизмерим>. Из этого следует, что вознаграждение и доход, вы текающие из удачи, могут быть названными по крайней мере <не безнравственными>. По моему мнению, ударение здесь должно быть сделано на последнем высказывании. То, что важно для 76 обоснования <легитимности> какой-то совокупности социальных институтов, это не столько какая-либо позитивная оценка этих институтов с точки зрения критериев нравственности или спра ведливости, сколько отсутствие негативной оценки, осуждаю щей <правила игры> как нечестные или несправедливые. Не удача в игре с честными правилами вряд ли станет серьезной причиной социального недовольства. Любой конструктивный за мысел должен был бы сделать упор на обеспечении <честного> характера <игры>.* Я согласен с Козловски, когда он говорит (с. 53), что чи сто деонтологическая или процессуальная теория справедливо сти имеет мало смысла. Процесс должен хотя бы частично оце ниваться с точки зрения предсказуемых последствий. В конце абзаца (с. 54) Козловски упоминает <складывающееся на рынке первичное распределение капитала при капитализме>. Мне не понятно, что значат эти слова. <Рынок> не может существовать независимо от юридическо-политических рамок, и имеются мно гие варианты юридическо-политических институтов, обеспечива ющие функционирование того, что мы можем назвать рынком.

При этом каждый из них будет порождать особое вероятност ное распределение долей конечного продукта даже в том случае, если мы допускаем некое данное исходное распределение иму ществ между индивидами. Какой бы ни взять конечный ре зультат распределения, он всегда является следствием несколь ких различных причинных факторов. Даже если первона чальное распределение факторов, специфические юридическо- политические рамки и функционирование рынка заданы, этот конечный результат всегда оказывается лишь одним определен ным распределением из вероятностного распределения распреде лений. Козловски подвергается опасности совершить одну часто встречающуюся ошибку, а именно приписать <рынку> все те за служивающие критики черты конечного распределения, которые в действительности скорее следовало бы отнести за счет индиви дуального расстройства неудачей, плохо составленных законов и прежде всего сомнительных особенностей первоначального рас пределения факторов и имуществ.

*Я развил затронутые здесь темы в двух лекциях, прочитанных в декабре 1078 г. и опубликованных под заглавием <Честность, надежда и справедливость> в кн.: Skurski R. (Ed.). New Directions In Economic Justice. South Bend, lnd. : Univ. of Not> Dame Preaa, 1983.

77 Перейдем теперь к с. 57, где имеется следующее сомнитель ное высказывание Козловски: <Для того чтобы складывающе еся на рынке удовлетворение предпочтений было "моральным", а состав общехозяйственного набора товаров - пункт, достигае мый народным хозяйством на кривой производственных возмож ностей, - был разумным, требуется, чтобы выражающиеся в спросе потребности были нравственными и разумными>. Как мне кажется, в этом высказывании отражается неспособность при знать значение того разграничения уровней рассуждения, кото рое ранее ввел сам Козловски, а именно разграничения уровня теории образований предпочтений и уровня теории аллокации.

Это разграничение будет косвенно еще раз затронуто во 2-м раз деле.

Я завершу 1.-6 раздел комментария четырьмя цитатами из работы Козловски, приводимыми здесь без дальнейшего обсужде ния. Все они относятся к более общей теме, которую я хотел бы развить во 2-м разделе.

С. 58: <...а там, где отвергаются религиозно-этическо-эсте- тические мотивы как составная часть наших предпочтений, по являются другие мотивации, новые боги или идолы>.

С. 59: <То, что капитализм как хозяйственная система, не смотря на свои экономические успехи, пользуется в целом такой плохой репутацией, связано с непонятым явлением нецеленапра- вленности хозяйства>.

С. 61: <Из того, что каждый отдельный человек желал бы для себя и для общества, рынок всегда делает лишь компро мисс между тем, что желательно отдельному человеку, и тем, что важно для всех остальных>.

С. 62: <Террор, навязывающий обществу цели одной груп пы, - такова альтернатива конкуренции в развитых обществах, ибо лишь через террор люди, познавшие свободу, могут быть на правлены к какой-то частной цели>.

В этом разделе комментария я выдвигаю четыре отдельных пункта с тем, чтобы построить рассуждение, которое, как я наде юсь, не только позволит прояснить некоторые вопросы, затрону тые в <Этике капитализма>, но и будет содержать предложения 78 относительно возможности выведения приемлемой этики. Эти различные и с виду несоединимые пункты таковы.

1.. Подчеркивание Козловски конфликта между автономией индивида в капиталистической экономике и тем, что он называет <ценностной рациональностью> в обществе.

2. Диагноз Майкла Поланьи, характеризующий современный исторический опыт как <моральную инверсию>.

3. Подчеркивание Франком Найтом значения <относительно- абсолютных абсолютностей> - понятия, которое и я считаю не обходимым при всех рассуждениях на данную тему.

4. Наконец, мое собственное, часто повторяемое подчерки вание необходимости проводить в нашем мышлении понятий ное разграничение между конституционным (konstitutioneHen) и послеконституционным (nachkonatitutioneHen) уровнем дис курса оценки и выбора.* Потер Козловски несомненно прав, утверждая, что мы (груп па людей, живущих в существующей капиталистической или квазикапиталистической системе) не склонны по моральным со ображениям принять без лишних слов индивидуалистическую ав тономию свободного рынка (шире - свободного общества). Мы не склонны к однозначно позитивной оценке результатов, поро ждаемых каталлактическим взаимодействием. Это нежелание приписать свободной экономике то, что мы могли бы назвать <нравственное качество>, проистекает не из неспособности оце нить свободу индивидуального выбора и не из отсутствия заин тересованности в возможно большем удовлетворении предпочте ний, каковы бы они ни были (эффективность). Мы отклоняем с моральной точки зрения автономию индивидуального выбора, во площенную в рынке, поскольку требовать от рынка порождения морально удовлетворительных предпочтений значило бы ставить перед ним совершенно неподобающую задачу. По словам Козлов- ски, мы ожидаем, что нормативная <теория аллокации> будет со держать нормативную <теорию формирования предпочтений>. А *Уже после того как я разработал концепцию, связанную с этими замечаниями, я вспомнил, что многие ее аспекты содержатся в моей более ранней статье, где речь идет о полемике между Майклом Поланьи и Франком Найтом. см.; Bucfmnan J. М. Politics and Science I I Ethics.

1967. Vol. 77. P. 303-310. Перепечатано a: Buchanan J. M. Freedom in Constitutional Contract. College Station. Texas A & M Univ. Press, 1978.

P. 64-77.

79 как любил подчеркивать Франк Найт, то, что мы действительно желаем, это иметь <лучшие> предпочтения.

Взгляд Найта как будто подтверждается на деле как через интроспекцию, так и с помощью внешнего наблюдения. Однако он в определенном отношении парадоксален. Мы не в состоя нии определить, какая группа предпочтений <лучше>. В усло виях, когда <истины> религий откровения давно отвергнуты, мы не можем положиться и на научно-рационалистические методы построения общеприемлемых критериев <лучшего>. Мы хотим чего-то такого, что мы не можем определить, и все же мы знаем каким-то образом, что то, чего мы хотим, действительно скрыва ется за занавесом, отделяющим настоящее от будущего. Почему же мы желаем <лучших> предпочтений? Здесь важно обратиться к предложенному Поланьи понятию моральной инверсии, которое выражено также в первой из при веденных в конце 1-го раздела цитат из работы Козловски* По- ланьи выдвигает тезис о том, что современный человек харак теризуется избытком морального рвения, ищущего выражения и облегчения. Когда идея личного спасения в будущей жизни утратила свою прежнюю важность, за этим неизбежно после довало ослабление интериоризации моральных норм. Индиви дуальная нравственность уже не была инструментальной пред посылкой для персонально значимых целей. Последовательное проведение научной рациональности до самых ее пределов потре бовало непризнания <абсолютных> ценностей, на которых могло бы основываться моральное как на своей среде. Каннибализм был приравнен к францисканской благотворительности. В этой современной среде люди, ищущие средств выражения для своей моральной страсти, но не располагающие надлежащими крите риями, становятся особенно податливы на призывы ораторствую щих фюреров, выступающих с пропагандой различных <оконча тельных решений> этого столетия. Поланьи надеется все же на то, что современный человек будет все с большей готовностью принимать автономный порядок свободного общества по мере того, как будут исчезать последние послехристианские остатки моральной страсти.

Гипотеза Поланьи представляется мне интересной. Может быть, она обладает и объяснительной силой. Но я сомнева- *Концепция Поланьи обсуждается в работе: Polanyi М., Prosch Н.

Meaning. Chicago : Univ. of Chicago Preba, 1975.

80 юсь, что мы можем возлагать большие надежды на обещаемое ею улучшение. Эта гипотеза, возможно, объясняет поведение и успех некоторых фанатиков в нашем столетии (террор, о котором говорит Козловски) и она, по-видимому, позволяет надеяться, что ряды фанатиков несколько поредеют. Но мне кажется в выс шей степени невероятным, чтобы человек конца XX и начала XXI в. покончил с моральным осуждением рыночного порядка и занял позицию хотя бы морального нейтралитета по отношению к воплощенной в рынке свободе выбора. Можем ли мы ожидать того, чтобы наши дети и внуки признали, что кита столь же хо рош, как и поэзия? И все же кое-что в концепции Поланьи могло бы быть исполь зовано как базис для конструктивных целей. Если мы согласны в том, что присущее человеку моральное стремление не сможет ни вернуться к внутренней жизни средневековой души, ни испа риться в моральном успокоении и квиетизме, то тогда задача со циального философа ясна. Она состоит в том, чтобы спроектиро вать институциональные структуры, которые направляли бы эти моральные стремления на достижение одновременно двух целей.

Во-первых, возможности выражения для морального устремле ния должны быть таковы, чтобы те люди, вся жизнь которых со стоит из действительных или воображаемых усилий по созданию <лучшего> мира, могли бы без фрустрации воспринять их осу ществление в прагматически ограниченных рамках. Во-вторых, вполне реальные ценности свободы и эффективности, обеспечи ваемые автономным порядком капиталистической конституци онной демократии, должны сохраняться.

Чтобы продвинуться дальше, мы должны в разговоре ака демических философов (в широком смысле слова) прежде всего прийти к согласию относительно принятия и соответствующего использования фундаментального разграничения двух уровней выбора, на которых должны вестись наши рассуждения, - раз граничения уровня конституционного и послеконституционного выбора. (Об этом разграничении я говорил выше, а также в дру гих работах, и меня лично долгое время расстраивал тот факт, что определенно компетентные ученые, разделяющие в других отношениях мои основные ценности, по-видимому, никак не мо гут понять, о чем я, собственно, говорю, подчеркивая разграни чение конституционного и послеконституционного уровня).

Итак, какое отношение имеет это разграничение, очевидно важное для политического реформирования, к моральности ка- 81 питализма, а также к перспективам разрешения или смягчения конфликта между автономным индивидуализмом рынка и мо ральным стремлением человека жить в <лучшем> обществе? Я полагаю, что принятие <конституционной точки зрения> может оказать большую помощь при любом обсуждении вопроса о фор мировании предпочтений. Решающее значение здесь приобре тают подчеркнутые Найтом <относительно-абсолютные абсолют ности>. Нормативная теория аллокации берет предпочтения в том виде, как они даны, и в рамках этой теории предпочтения должны пониматься как <относительно-абсолютные>. Релевант ные решения в этих нормативных рамках соответствуют после- конституционным решениям или актам выбора; существующие предпочтения берутся в этом случае как данные. В этом норма тивном контексте китч (рок-музыка, бульварные романы, теле визионные игры) столь же хорош, как и поэзия (Шекспир) или классическая музыка. fr Однако на втором, или <конституционном>, уровне дискурса наличные совокупности предпочтений не должны приниматься как данные, и одной из задач такого дискурса как раз и явля ется эффективная критика этих предпочтений, направленная на <улучшение> путем соответствующего изменения институтов.

Предпочтение китча на этом уровне уже не равноценно предпо чтению поэзии, и одной из основных задач социального фило софа и ученого становится нахождение такой конституционно- институциональной структуры, которая способствовала бы поро ждению <лучших> предпочтений (например, поэзии). Его нор мативные усилия при этом могут сильно уклониться в сторону, а иногда и привести к трагическим результатам, если он оши бается в определении требуемого уровня принятия решений для осуществления своего стремления и пытается, скажем, прину дительными мерами государства навязать другим свои собствен ные предпочтения. Моралист, возмущающийся дурным вкусом своих ближних, должен научиться выражать свой гнев тем, кому следует, а именно по адресу институтов, формирующих предпо чтения, в частности институтов системы образования, но не по адресу институтов рыночного хозяйства, которые в вопросе о рок- музыке или классической музыке являются или должны были бы быть совершенно нейтральными.

Если она правильно понимается и ведется, дискуссия о том, какую предпочесть совокупность ограничивающих институтов, внутри которых индивидам разрешено осуществление свободных 82 актов выбора, вполне может развертываться в острой борьбе мне ний. Как уже замечено, эта деятельность не может пониматься как поиск единственной, еще не открытой <истины>. Поскольку никто не может полностью определить, как именно должны вы глядеть <лучшие> предпочтения, и поскольку непосредственной целью регулирования является установление квазипостоянных институциональных рамок, поведение участников дискуссии не будет определяться узкими эгоистическими интересами. Тут не избежно присутствуют важные элементы <вуали неведения> (по Ролз). Отсылка узких эгоистических интересов к нижестоящей инстанции обеспечит более легкое достижение согласия, консен суса.

Однако меня в данном случае интересует не вопрос о том, мо жет или не может быть достигнуто согласие относительно сети институтов, которые позволят будущим людям (включая и нас самих) формировать свои предпочтения. Для меня важен скорее тот факт, что моральные страсти могут действовать именно на этом и только на этом уровне. На этом уровне дискурса, где в центре внимания нормативная теория формирования предпочте ний, может высказываться острая критика наблюдаемых предпо чтений. Но выступающий с такой критикой моралист может од новременно и принимать эти предпочтения такими, каковы они есть, а именно как <относительно-абсолютные абсолютности>, за которыми должен быть признан статус данности в рамках нор мативной теории аллокации.

Я не утверждаю, что предлагаемого изменения точки зре ния легко достигнуть или, когда оно достигнуто, легко сохра нить. Но здесь может помочь аналогия с теорией игр. По- видимому, разумно ожидать, что люди будут продолжать вести игру по определенным правилам, хотя они в то же время настро ены к этим правилам критически и подумывают об ilx измене нии. Или, выражаясь иначе, они стремятся к желаемым целям в рамках определенной конституционной структуры (стремятся добиться эффективных изменений в послеконституционной по литике) и одновременно они стараются осуществить изменения в самой этой структуре, изменения такого рода, которые откроют простор для предпочитаемой совокупности послеконституцион- ных выборов (Optionen).

В конечном счете я истолковываю наличные предпочтения, по крайней мере косвенным образом, как часть <правил игры>, в которой мы все принимаем участие. Если игра вообще должна 83 продолжаться, нам надлежит научиться принимать эти правила и играть в их рамках как можно лучше. Но правила - не аб солюты, их можно подвергать критике, сравнительной оценке и допустимым изменениям. По моему мнению, предпочтения мо гут быть изменены, но только путем длительного процесса ин ституциональных приспособлений.

Надо увидеть в оптимистической глупости Просвещения то, чем оно и было1 Бели оставить людей без всяких ограничений, они будут стремиться не только к добру, истине и красоте. Так просто от личной ответственности за устройство общества не уй дешь. Свободное общество, в котором стоит жить, должно быть построено конституционно.

-------------------------------------------------------------------------------- из предисловия, к первому ненецкому изданию Книга написана на основе доклада, представленного на конферен ции <Эволюция и свобода>, которая была организована совместно Обществом содействия науке и искусству (Мюнхен) и Фондом свободы (Индианополис, США) и проходила с 8 по 11 мая в Мюнхене. В конференции участвовали философы, представи тели естественных наук и экономисты.

Мюнхен, 10 октября 1983 г. Пещер Козлоески Предисловие ко второму немецкому изданию Обычно переработка книги перерастает в создание второй, новой книги. Не желая подвергаться этому риску и учитывая, что за пять лет, прошедших после первого издания, не появились но вые точки зрения, которые потребовали бы пересмотра уже ска занного, я оставил текст второго издания без изменения и лишь просмотрел его на предмет исправления ошибок.

Положения, содержащиеся в разделе 3 и касающиеся онто логии эволюционной теории, получили дальнейшее развитие в работе автора <Эволюционная теория как социобиология и био- экономия. Критика ее притязаний на всеобщность>, опублико ванной в книге <Эволюционизм и христианство> (Evolutioniamus und Christentum I Hrsg. von R. Spaemann, R. Low, P. Koslowaki.

Weinheim, 1986). В ней исследуется вопрос о том, должны ли пониматься как индивиды естественные виды, поскольку они на основе допускаемого эволюционной теорией изменения видов не могут образовывать классов. При этом развивается мысль, что 87 эволюционная теория должна рассматриваться как история и нарративная теория, и наконец, подвергается критике монизм эволюционной теории.

Среди рецензий на первое издание этой небольшой книжки следует отметить лишь статью Майкла Т. Гизелина (Michael Т. Ghiselin) в (1984.

N 7. P. 391-392).

Содержание раздела