Моральность капитализма и пределы его оправдания

Согласно Познеру, <в мире, где ресурсы ограничены, расто чительство должно считаться безнравственным> (Posner, 1977, р. 23). Это положение можно считать тавтологией, с которой ка

ждый согласится. Ведь расточительство - это уже само по себе негативное понятие, и никто не посчитает расточительство нрав ственным. Однако в связи с позитивистской политэкономией высказывание Познера указывает на тенденцию рассматривать проблему аллокации как единственную морально-экономическую проблему, поскольку этические суждения о целях считаются не научными. С этой точки зрения капитализм, решающий про- 51 блему аллокации - по сравнению со всеми возможными систе мами - с наименьшей расточительностью, будет нравственной системой. Но, как нами уже было показано при рассмотрении индивидуальной этики, одним только вопросом аллокации огра ничиваться нельзя.

5.1. Избирательность рынка и распределительная справедливость Для оправдания капитализма необходимо исследовать как рас пределение, получающееся при оптимальной аллокации ресур сов, так и вопрос о том, избираются ли при капитализме опре деленные цели. Апологеты капитализма постоянно пытались обойти эти два вопроса, представляя аллокацию и распределение как одновременные процессы (учение о предельной производи тельности) и оспаривая факт избирательности рынка при помощи ссылки на то, что любой участник рыночной операции может в соответствии со своей предельной платежеспособностью реализо вать на рынке все свои цели. Оба аргумента правильны, но все же не составляют всей правды. К тому же они непосредственно зависят один от другого. Верно, что аллокация и распределение должны быть связаны, поскольку иначе не будет никаких сти мулов для оптимальной аллокации. Кроме того, продуктивный вклад какого-либо производственного фактора в общий резуль тат является одним из справедливых критериев распределения, а предельная платежеспособность того или иного потребителя в отношении какого-либо блага служит одним из мерил для опре деления интенсивности его предпочтения. Блага должны без условно доставаться тем, кто их больше всех желает, а так как об этом вряд ли можно узнать иначе как через платежеспособ ный спрос, они должны доставаться тем, кто готов больше всех заплатить.

Правда, конкурентный рынок ведет к тому, что каждый про изводственный фактор используется там, где он дает в ценовом исчислении наибольшую продукцию, и приводит к распределе нию, отражающему производительность и относительную огра ниченность. Но эта аргументация со ссылкой на эффективность не может еще служить достаточным основанием для доказатель ства нравственного характера получающегося при этом распреде ления. Даже если бы экономическая проблема вознаграждения 52 (Zurechnungsproblem) была разрешима, оставалась бы проблема моральной правомерности вознаграждения. Любые права на рас поряжение ресурсами, будь то труд (человеческий капитал) или капитал вообще, проистекают из трех источников - из собствен ных достижений, наследия и удачи (ср.: Knight, 1935с, р. 56).

Из них, без сомнения, только первый источник может быть на зван справедливым, второй - лишь более законный, а третий со справедливостью несоизмерим. Таким образом, распределение, складывающееся на основе этих трех источников, не может на зываться нравственным, а лишь <не безнравственным>. Случай ный характер распределения усиливается еще в связи с рентами на ограниченные ресурсы. Если определенные факторы ограни чены, если они достались их владельцу лишь по прихоти при роды и пользуются спросом, а другие факторы столь же редки, но не пользуются спросом, то как этот факт может служить мораль ным оправданием огромных различий в распределении доходов между двумя владельцами? Хайек (Hayek, 1977) и Нозик (No- zlck, 1975) ссылаются на то, что распределение должно быть при нято как результат игры, ведущейся по объективным правилам и никем не манипулируемой. Но такое рассуждение оставляет мо рального человека неудовлетворенным, да и самому игроку оно не подходит. Ведь любую игру после определенного времени надо начинать сначала, восстанавливая равные исходные положения игроков. Это тем более должно было бы относиться к жизни как игре, в которую мы, однако, играем один только раз. Постоян ное, периодически повторяющееся выравнивание исходных по зиций невозможно с точки зрения эффективности, да у нас и нет критериев для такого перераспределения. К тому же природные различия вовсе не могут перераспределяться. Однако нельзя, как это предлагает Нозик (ibid., S. 144), отвергать любое предста вление о конечной справедливости (Endzuatandsgerechtigkeit) с помощью ссылки на правила игры и правомерность притязаний (Anspruchsgerechtigkeit). Это означало бы капиталистическое пе- реворачивание принципа <Да будет справедливость, даже если при этом погибнет мир> (Fiat justitia et pereat mundus), превра щающегося в другой принцип: <Правила игры должны соблю даться, даже если шансы очень неравны, а конечные результаты предвидимы и тривиальны>. Для чисто деонтологической тео рии правомерности притязаний, как и для консеквенциальной концепции конечной справедливости, постоянно формирующей общество по своему образу и подобию, действует правило, дей- 53 ствительное для любой этической проблемы: <Принцип, глася щий: "пренебрегай в твоих поступках последствиями", и другой принцип, гласящий: "оценивай поступки по их последствиям и сделай последние масштабом права и добра", - одинаково аб страктно рассудочны> (Hegel, 1970, 118). Полное принятие складывающегося на рынке первичного распределения капитала при капитализме может быть столь же <нравственным>, как и его произвольное массовое перераспределение.

Так как распределение и избирательность рынка непосред ственно зависят друг от друга, оба явления взаимно усиливают свои преимущества и недостатки. Распределение, ориентирован ное только на предельную производительность, ведет к тому, что состоятельные люди на рынке относительно легче добиваются своих целей, чем более бедные. Правда, это неравновесие компен сируется тем, что классы людей с низкими доходами становятся более однородными в потребительском отношении и поэтому, как более многочисленные, могут удовлетворять свои потребности по относительно низким ценам, коль скоро производство массовых товаров дает экономию от масштаба (economies of scale). Зато проблематичным становится положение на конкурентном рынке такого индивида, у которого низкий доход и нестандартные по требности. Он оказывается в ситуации, описанной Зомбартом: <Что толку мне от того, что я любитель, скажем, извозчиков, или печного отопления, или немых фильмов? Мне все равно ни чего не остается, как пользоваться автомобилями, или централь ным отоплением, или звуковыми фильмами, или же пассивно сопротивляться> (Sombart, 1937, 8. 16).

Столь же трудным является положение производителя, пред лагающего <сам по себе> ценный товар, на который, однако, на рынке нет ни массового, ни элитного платежеспособного спроса.

Сторонник крайнего ценностного субъективизма сказал бы на это, что, значит, на самом деле это вовсе не ценный товар.

Но такое утверждение расходится с действительностью, в кото рой всегда сказываются явления опережения и отставания обще ственного вкуса, а также невежество толпы (ср.: Knight, 1935с, р. 57).

Здесь может проявиться специфическая форма сбоев рыноч ного механизма как раз в менее расслоенных капиталистиче ских странах, где определенные культурные блага еще не стали объектом массового спроса, но слои населения, которые до сих пор благодаря их высокой платежеспособности обеспечивали воз- 54 можность производства некоторых высококачественных товаров, вследствие социального выравнивания уже не в состоянии этого делать. Это касается, например, некоторых видов ремесленных и художественных промыслов, которые были вытеснены массовым промышленным производством. О процессе вытеснения защит ники ремесла, такие как Шлоссер, писали еще в конце XVIII сто летия (Schlosaer, 1972).* Массовая промышленная продукция и массовая покупатель ная способность порождают при капитализме уравнительную тен денцию, которую часто не замечают из-за того, что все внима ние привлечено к неравенству доходов. Подобная тенденция к выравниванию стилей жизни при всей неравномерности в рас пределении состояний ведет к тому, что отстаивать индивиду альный стиль потребления по сравнению со <средним потребле нием> становится все труднее. Это противоречит тому факту, выдвигаемому в качестве одного из важных и резонных аргумен тов в пользу капитализма, что он, как никакая другая хозяй ственная система, делает возможными индивидуальные стили и образы жизни.*'* Суверенность потребителя и ориентация про изводства на коренящийся в субъективных предпочтениях спрос обусловливают янусовую двуликость капитализма: эгалитаризм и роскошь, свобода от господства и власть монополий. Цено образование, зависящее только от денежного спроса и плате жеспособности, ликвидирует все сословные и личные привиле гии, действуя уравнивающе в социологическом отношении. В то же время оно освобождает потребности от всяких социальных и эстетических критериев, допуская как роскошь нуворишей, так и личный аскетизм. Рынок, с одной стороны, снимает социаль ные барьеры, а с другой - порождает экономическое неравен ство вследствие накопления больших богатств в качестве возна граждения за успешные инновации или в качестве квазиренты.

Терпимость капиталистических обществ в отношении накопле ния богатства и отсутствие связи богатства с этическими и соци альными обязательствами и нормами это, несомненно, уязвимый пункт в капитализме, и не случайно в состоятельных слоях насе- **Шлоссер заканчивает, вздыхая: О, Боже, сналуйся вал Вани! Понеаьше ковкуревции и больше вадежвости! *''Об этой возможности индивидуальных жизненных стилей при ка питализме пишет Макрей (Маегае, 1981).

55 ленна чувствуется потребность в новом осознании легитимности и социальной ответственности.

Экономическое неравенство ставит вопрос о власти. В какой степени предпочтение индивидами тех или иных общественных и экономических решений становится действенным или же ис кажается экономической властью в пользу определенных групп? Отвечая на этот вопрос, нельзя оперировать сопоставлением не совершенных, реально существующих рынков с идеальной, со вершенной процедурой демократического участия; сравнивать можно между собой лишь осуществимые концепции систем при нятия решений. В отношении таких общественных систем при нятия решений Бьюкенен и Туллок (Buchanan, 1954а, 1954b; Buchanan, Tullock, 1962) указали на структурное родство рынка и голосования, <голосования долларом> (dollar vote) и равного избирательного права (<один человек - один голос>). И рынок, и демократия претендуют на то, что решения принимаются в со ответствии с предпочтениями индивидов. При этом, как показал парадокс Кондорсе-Эрроу, рынок, или dollar vote, делает это успешнее, чем голосование. Рынок может учитывать не только шкалы предпочтений между альтернативами (порядковое ранжи рование), но и степени предпочитаемости, выражающиеся в го товности платить за определенный товар. К тому же он обязы вает индивидов быть более открытыми в своих предпочтениях, поскольку свои голоса они должны отдавать в измеримой денеж ной форме, а также подходить с большей ответственностью к при нятию своих решений. В то же время вследствие непрерывности процесса принятия решений и неограниченности альтернатив ры нок повышает шансы на участие индивидов.** 5.2. Границы субъективизма в учеяни о стоимости И все же в отношении рыночного механизма остается чувство моральной неудовлетворенности, которое не объясняется одним *В статье <Может ли капитализм выжить?> (Time-Magazine. 1975.

14 July) приводятся слова Уолтера Хеллера: <На частном рынке при нимаются триллионы решений без всякого Центрального регулирова ния. Это фантастический кибернетический механизм, обрабатывающий огромные массы информации, причем потребитель голосует своими дол ларами, розничный торговец задействует обратную связь с оптовым тор говцем, а оптовый торговец связывается с производителем>.

56 только неравенством в исходном распределении благ и тем са мым большими возможностями выбора у богатых наследников.

Для того чтобы складывающееся на рынке удовлетворение пред почтений было <моральным>, а состав общехозяйственного на бора товаров - пункт, достигаемый народным хозяйством на кривой производственных возможностей, - был разумным, тре буется, чтобы выражающиеся в спросе потребности были нрав ственными и разумными. Однако никто не станет утверждать, что решения, принимаемые на рынке в отношении выбора тех или иных благ, в целом нравственны или разумны. Наряду с необходимым, красивым и осмысленным мы видим слишком много бессмыслицы, дурного вкуса и чрезмерной роскоши. К тому же на рынке не только координируются наличные пред почтения и соответственно факторы производства ориентиру ются на пользующиеся спросом товары, но еще и пробужда ются латентные потребности. <Экономическая система фор мирует, преобразует и даже создает потребности. Говоря об этике экономической системы, необходимо рассматривать вопрос о том, какие потребности она склонна порождать или подпи тывать, так же как и учитывать ее отношение к потребностям, существующим в тот или иной момент времени> (Knight, 1935с, р. 46). При этом моральную вину за какую-то нелепую потреб ность следует возлагать не на крупные предприятия, стремящи еся протолкнуть новые товары, а на инстинкт подражания и жа жду престижа потребителей. Поэтому всегда странно выглядят приверженцы экономической демократии, критикующие строй рыночного хозяйства. Если потребители не в состоянии отсто ять перед коммерческой рекламой свою потребительскую суве ренность, то теоретики участия не могут исходить из того, якобы само собой разумеющегося факта, что перед лицом политической рекламы избиратели отстоят свою избирательскую суверенность в плебисцитной демократии. Суверенность потребителей, полно стью освобожденная от всяких религиозных, моральных и эсте тических норм, и рыночная система, ориентированная столько на субъективные потребности и платежеспособный спрос, пред ставляются столь же устрашающими, как и плебисцитная демо кратия без конституции и правовых норм. Поэтому, кстати, ры ночная система всегда подвергалась критике со стороны религии за то, что она оставляет слишком много простора для человече ского неразумия и свободы или слишком полагается на разум 57 индивидов.** Чисто рыночная система основывается на большом доверии к свободе человека. Вопреки мнению Нормана и Шалля (Norman, 1979, р. 10; SchaH, 1979, р. 37) о том, что капита лизм вырос из пессимистической антропологии <после первород ного греха>, концепция субъективистского и свободного от гос подства рынка представляет собой результат оптимистической, просветительской антропологии, как это было выше показано у Мирабо. Однако религиозную критику нельзя отвергать как <па тернализм>. <Каждый верит или в Бога, или в идола> (Макс Ше- лер), а там, где отвергаются религиозно-этическо-эстетические мотивы как составная часть наших предпочтений, появляются другие мотивации, новые боги или идолы.

Чистая каталлаксия - это координационный идеал, а не об щая рациональная социальная теория. Ведь мы приходим в этот мир и живем в нем не как суверенные, свободно решающие и максимизирующие свою пользу homilies oecononuci, но все время подвергаемся влияниям среды и референтных социальных групп.

Мы нуждаемся в определенных институтах и нормах поведения, а иной раз и в <патерналистском> руководстве. Об этом говорят теории, в которых исследуются недостатки рынка и тенденции жульнического поведения по отношению к государственным бла гам. В обществе, где все строилось бы только на фактических предпочтениях, жить было бы, наверное, не очень приятно. Но если методологический индивидуализм рынка при определенных условиях ведет к <ошибке совокупности>, (Самуэльсон), т. е. к ошибочному выводу: то, что хорошо для каждого в отдельности, хорошо и для всех вместе, то так же должно обстоять дело и в процессах голосования. При переходе от рынка к основанной на голосовании демократии вряд ли что выигрывается.** Скорее следует опасаться, что потребности, не получающие достаточного удовлетворения на рынке (социальные и культурные блага, окружающая среда, будущие поколения), не будут достаточно учитываться и в идеальном демократическом процессе. Значительная доля критики капитализма является в *Ср. дифференцированно-среднюю позицию Нелл-Бройнинга (NeH- Breuning, 1974, 8. 120), признающего определенную <рыночную слепоту социальной доктрины христианства> в отношении связанных с рынком потенций свободы и эффективности.

*Ср.: Koslowaki, 1982, Schluaakap., а также: Koalowaki, 1983а, от носительно недостатков рынка и демократии.

58 то же время критикой демократии и тем самым критикой неспо собности индивидов разумно использовать свою суверенность как потребителей.

Сила капитализма, а именно тот факт, что он может допус кать многие действующие на рынке ценности и цели, отказы ваясь от целевой ориентации общественно-хозяйственного про цесса, представляется его слабостью в глазах тех, кто упрекает рынок в недостаточном стимулировании определенных ценно стей. На это можно возразить следующее. Мы не располагаем критериями, которые сказали бы нам, в какой последовательно сти или степени те или иные цели должны были бы достигаться хозяйством. А поскольку свобода прежде всего означает возмож ность самому ставить себе цели (Кант), мы должны были бы предоставить хозяйствующим субъектам свободу самостоятель ной постановки целей даже в том случае, если бы мы знали, в какой именно последовательности цели должны были бы дости гаться. С другой же стороны, возражая против ценностного агно стицизма некоторых направлений в теории капитализма, надо сказать, что мы все же располагаем некоторыми критериями.

Свобода не может быть единственной ценностью, которую обще ство должно защищать. Мы не можем объявлять нравственным такой механизм аллокации, который, как писал Мальтус, <ли шает человека права на пропитание, если его труд не позволяет ему честно на это заработать>. Нецеленаправленный характер хозяйства в развитых, богатых обществах может быть оправдан лишь постольку, поскольку потребности в средствах существова ния обеспечены.

5.3. Звачевие вецеленаправленвости хозяйства То, что капитализм как хозяйственная система, несмотря на свои экономические успехи, пользуется в целом такой плохой репутацией, связано с непонятым явлением нецеленаправлен- ности хозяйства. Почти каждая группа считает, что в данной системе ее собственные цели недостаточно поощряются, но это именно потому, что рыночная система не позволяет себя ори ентировать на эти ее цели. Крестьян так же не удовлетво ряют их рыночные результаты, как и художников или фило софов. А если интеллигенция особенно отличается в критике 59 капитализма, как это показал Норман (Norman, 1979) в отно шении английской критической традиции, то причина здесь, по- видимому, в том, что, по ее мнению, при капитализме ее цели не получают достаточного признания ввиду отсутствия массового спроса на ее продукцию. Несомненно, это относится к представи телям общественных наук, которым капитализм с его упованием на стихийный, незапланированный порядок предоставляет мало возможностей для практического применения своих знаний - в прямую противоположность центрально управляемым плано вым хозяйствам, которые, per definltionem, должны поручать плановику-обществоведу руководство хозяйственным процессом.

Результаты воздействия этого явления на процессы распределе ния также способствуют развитию критики капитализма среди интеллигенции.

Не подлежит сомнению, что в отн6шении распределения ка питализм благоприятствует определенной группе лиц, а именно тем, кто в наибольшей степени соответствует его системным условиям и ожиданиям, - группе удачливых предпринимате лей, и что, с другой стороны, он столь же строго наказы вает тот же социальный тип, если тот не соответствует си стемным ожиданиям, - предпринимателя-неудачника. Лю бая мыслимая система всегда благоприятствует тому социаль ному типу, который больше всех соответствует ее системному определению: плановые хозяйства - плановику, теократиче ские общества - жрецу, а воинственные общества - воину.

У капитализма же есть то преимущество, что выполнение си стемных и ролевых ожиданий, а также экономическое и соци альное вознаграждение хозяйственной элиты особенно эффек тивным образом связаны с интересами и потребностями насе ления, с потребительским спросом. Возможности перемеще ния потребителя на конкурентном рынке (Hirschman, 1974) и контролирование доходов через конкуренцию предприятий ве дут к тому, что хозяйственный успех остается в значительной мере привязан к общественно желательным и полезным результа там.

Что же касается критики заинтересованных групп по по воду аллокационных и распределительных следствий исцелена- правленного капиталистического хозяйства, то здесь надо напо мнить об одном из древнейших представлений о справедливости в истории европейского духа - идее равновесия и меры. Обще ство, которое в достижении своих целей опирается лишь на один 60 принцип или же благоприятствует цели лишь одной группы, не может осуществить добро.** Идея уравновешенной совокупности ценностей и целей долж на быть направлена как против критиков рыночного хозяйства, так и против тех, кто абсолютизирует аллокационный механизм рынка. Теория несостоятельности рынка, как и теория несостоя тельности государства, указывает на то, что между обществом и государством, рынком и голосованием надо искать равновесие.** Рыночный механизм, как и государственная аллокация, имеет свои failures (сбои, провалы. - Прим, ред.). Оправдание капи тализма состоит не в том, чтобы понимать (Knight, 1966), абстрактную экономическую тео рию понимать как абсолютную этику, осуществляя ее в обществе, т. е. все политические, социальные и этические проблемы сво дить к вопросу о том, как эффективно преследовать любые цели и используются ли с оптимальной аллокацией индивидуальные и коллективные ресурсы для удовлетворения предпочтений, не подлежащих никакой проверке. Целостный социальный строй не может пониматься только как рынок. Обоснование капита листического хозяйственного устройства покоится скорее на его способности так опосредовать многие цели и их индивидуальное достижение, что моральная и экономическая свобода становится возможной без войны всех против всех. Из того, что каждый отдельный человек желал бы для себя и для общества, рынок всегда делает лишь компромисс между тем, что желательно от дельному человеку, и тем, что важно для всех остальных. Но ведь компромисс - это единственное, чего можно достигнуть, если допускается стремление к индивидуальным целям. Конку ренция на рынке - это юридически регулируемое и поставлен ное в определенные рамки состязание, это, если можно позволить себе такой рискованный парадокс, нечто вроде институционали- зированной, мирной гражданской войны. <Там, где она зати хает, грозит нечто вроде иждивенчества за счет государства, в то время как внешняя конкуренция, состязание государств друг с другом остается. В образовавшийся промежуток вступает тер- ** Относительно традиции разделения властей и смешанной консти туции начиная с античных времен см.: Fritz, 1954.

**Относительно постоянства этого дуализма государства и общества в европейской истории начиная с греческого полиса и необходимости этого дуализма для обеспечения свободы см.: Koalowski, 1982.

61 pop> (Junger, 1952, 8. 37). Террор, навязывающий обществу цели одной группы, - такова альтернатива конкуренции в разви тых обществах, ибо лишь через террор люди, познавшие свободу, могут быть направлены к какой-то частной цели. Об этом весьма убедительно свидетельствует опыт плановых хозяйств.

Содержание раздела