Этика в капитализме, или Является ли этика на функционирующем конкурентном рынке излишней?
При допущении данных, постоянных целей моральная проблема
сводится к экономической и этика заменяется экономикой.**
Такую <замену этики некоей более высокой экономикой> Найт
(Knight, 1935а, р. 19) усматривает в классической политэконо
мии и у утилитаристов И. Бентама и Дж. С. Милля, а также в
спенсерианстве. Что касается новейших теорий, к этому можно
было бы добавить социобиологию или биоэкономику как по
пытки создания универсальной экономики. Для утилитаристов,
являющихся сплошь гедонистами, удовольствие, pleasure - это
цель всякого действия. Этика сводится к оптимальной аллока
ции ресурсов ради цели наибольшего pleasure. Эта цель, од
нако, пуста и формальна, и если удовольствие содержательно
не определено, максима о максимизации удовольствия означает
не что иное, как то, что каждый делает то, что он и без того
хочет делать. От понятия наибольшего удовольствия или наи
большей пользы можно получить лишь минимальную помощь в
процессе выбора. На его основе отдельный человек не может вы
брать между альтернативными действиями, если он заранее не
знает, чего хочет. <Экономика наслаждений> оставляет чело
века в растерянности, если он уже к началу подсчета расходов
и доходов не знал, к каким наслаждениям он, собственно, стре
мится.
С другой стороны, начиная с Платона против гедонизма вы
двигалось то возражение, что мы стремимся не к наслаждению
или пользе вообще, а к конкретным вещам и что мы желаем
не любых наслаждений, а одних больше, других меньше. Так,
Платон (Горгий 404с) выдвигает аргумент, согласно которому
**<Допущение, что желания или цели являются данными, сводит
жизнь к экономике и снова ставит перед нами вопрос, с которого мы на-
чивали: является ли жизнь сплошной экономикой или эта точка зрения
должна быть дополнена этической точкой зрения ценности?> (Knight,
1935а, р. 34-35). Подобно этому и теория принятия решений не гово
рит человеку, что он должен предпочесть, а лишь что именно выбрать
при наличии таких его предпочтений, которые считаются заранее дан
ными. Ср.: <Нормативная теория решений - не этика> (Stegmuller,
1973, 8. 325). Поэтому, вообще говоря, теория решений не может ока
зать при выборе реальную помощь, по большей части она лишь точнее
определяет то, что принимающий решение человек знал уже заранее.
41
тот, кто хотел бы лишь наслаждаться, должен был бы поже
лать себе чесотки, чтобы иметь возможность с удовольствием че
саться. Сверх того, Макс Шелер (Scheler, 1966, 8. 351), крити
куя гедонизм, показал, что мы вовсе не можем непосредственно
добиваться счастья, но всегда получаем его как бы <в допол
нение к другим занятиям>. Мы не для того играем на рояле,
чтобы быть счастливыми, а мы счастливы, когда умеем играть
на рояле. Наш интерес к накоплению капитала именно тогда
не достигает цели, когда мы не занимаемся вещами ради них
самих. Найт (Knight, 1935а, р. 31) приводит против гедонизма
старую мудрость философии и религии о том, что не попытка
удовлетворить все желания, а напротив, их подавление может
привести к большей удовлетворенности, являясь к тому же явно
более экономным. Наконец, можно указать, как это делает
Алчнан (Alchlan, 1977, р. 17), на то, что при сложных условиях
среды и при неуверенности в отношении стратегии других макси
мизация пользы не является операциональным руководством к
действию.
Оба описанных выше подхода - с одной стороны, устране
ние этики из капитализма с помощью механистической модели,
а с другой - превращение в утилитаризме экономики в некую
универсальную этику - имеют то общее, что они несоизмеримые
предпочтения и потребности хотят свести к одному знаменателю.
В модели механизма это происходит путем ограничения посто
янными мотивами как побуждающими к действию силами, что
сводит проблему выбора к проблеме приспособления, а в утили
таризме - путем сведения мотивов действия к пустой формуле
пользы. И то и другое представляет собой экономистскую по
пытку обойти ценностную проблему выбора целей. Ибо <эконо
мика могла бы почти быть определена как искусство сведения
несоизмеримых величин к общим терминам. Это - искусство
героического упрощения> (Shakle, 1972, р. 10). Обе позиции при
ходят к точке зрения, которую Воулдинг (Boulding, 1967, р. 67)
справедливо охарактеризовал как <незнание ценности никакой
вещи и знание цены всех вещей>. А это означает не что иное,
как то, что экономическая теория хотя и может указать инди
виду, каковы должны быть относительные цены и оптимальная
аллокация его ресурсов для наличных целей, но не может отка
зать ему в поиске и выборе целей и ценностей.
4.1. Формировавне я коорднвацвя предпочтеняй:
взаимосвязь этики и экономики
Предпочтения не являются твердо установленными и неизмен
ными, а социальная проблема это не только проблема экономии
средств. В значительной мере предпочтения обусловлены эти
чески и социально, формируясь как в индивидуальной этиче
ской рефлексии, так и в социальном взаимодействии. Теоретики
символического интеракционизма (Дж. X. МИД, У. И. Томас) по
казывают, как сильна зависимость нашего миросозерцания, на
ших взглядов от принадлежности к группам и общностям (ср.:
Knight, 1935d, р. 1.29). Мы видим те или иные блага не <в
себе>, а в тесном переплетении взглядов различных референт
ных групп, к которым мы принадлежим, а также в свете симво
лических определений, которые мы приписываем их свойствам.
Согласно теореме Томаса, символические определения пережи
ваемых людьми ситуаций реальны в своих последствиях. Куль
турно определяемые потребности в своих хозяйственных послед
ствиях так же реальны, как и потребности физиологические. По
этому мы можем лишь в абстракции и на очень короткий срок
принимать потребности за неизменные, фактически же предпо
чтения постоянно меняются вследствие изменения институтов и
обществ.
Экономическая теория как рассуждение относительно пра
вильной аллокации ресурсов для данных целей может дать ука
зание о том, в какой степени и с какими издержками возможно
достижение цели, но, как говорит Найт, она никогда не может
<решить вопрос о том, вступает ли данная цель в конфликт с дру
гой и, если это так, какой из них следует пожертвовать> (Knight,
1935а, р. 37). В случае конфликтов между конкурирующими
целями мы вынуждены покинуть территорию <научной> полит
экономии и поискать правила предпочтения ценностей. С этиче
ской точки зрения вопрос о том, какие цели ставят перед собой
ивдивиды в обществе, важнее, чем вопрос о том, как эти цели
экономически достигаются.
Здесь обнаруживается, что этика-социологическая теория
формирования предпочтений методологически должна предше
ствовать политэкономии как теории аллокации ресурсов для этих
предпочтений. Мы должны задаваться как вопросом о разумно
сти целей, так и вопросом об оптимальной аллокации ресурсов
на эти цели. Эти два вопроса несводимы друг к другу. Обще-
43
ство, как об этом свидетельствуют трудности установления об
щественного optimum optimorum паретианского типа, не может
мыслиться как чистая каталлаксия. Конечно, при данных усло
виях обеспеченности и данных предпочтениях, а также при пол
ной вариабельности всех величин и антропологической предпо
сылке кривых безразличия мыслимо такое состояние, когда ни
кто уже не может улучшить свое положение, не повредив при
этом другому. Но можно ли это считать этически оптимальным
состоянием? Даже оставляя в стороне проблему исходного рас
пределения, мы ясно видим, что в такой паретианской системе
все процессы приспособления имеют более или менее стратеги
ческий характер. Предпочтения не проверялись на разумность
и не преобразовывались, а просто шло приспособление к измене
ниям среды при данных предпочтениях. Парето-оптимум спосо
бен определить лишь экономическую, но не социальную или эти
ческую оптимальность. С этической точки зрения остается тре
бование, чтобы индивиды свой, соответствующий данным пред
почтениям спрос на товары не только варьировали и уточняли в
обмене друг с другом так, чтобы получилась Парето-оптимальная
ситуация, но и чтобы они свои предпочтения время от времени
этически преобразовывали, учитывая предпочтения других лю
дей. Они должны не только совершать движение по кривой без
различия, но и изменять саму ее форму. Воулдинг (Boulding,
1973, 8. ИЗ) выдвинул тезис о том, что любое движение ин
дивида по своей кривой безразличия для того, чтобы достичь
точки на кривой контрактов, должно уже предполагать опреде
ленную благожелательность и отсутствие недоброжелательности
и зависти. Если принять этот тезис, то Парето-оптимум уже не
сет в себе моральный минимум, некое метаэкономическое содер
жание. Конечно, с этической точки зрения подобный моральный
минимум в Парето-системе не является оптимумом в моральном
смысле.
Допустить, что люди лишь приспосабливают, свои предпочте
ния со стратегически-экономической точки зрения, но не могут
их сами преобразовывать с учетом совокупности условий, это
значит недооценивать этический разум и поддаваться заблужде
ниям сциентизма. Поэтому когда рыночная модель и Парето-
оптимум заменяют этику и выдаются за последнее слово теории
действия, они обретают идеологический характер.
Это относится и к попыткам обосновать политэкономию как
универсальную науку с помощью социобиологических катего-
44
рий, отвечая на возражения этики, социологии и антропологии,
указывающих на культурную и институциональную обусловлен
ность актов выбора.** Так, например, Хиршлейфер (Hirshleifer,
1978, р. 240), согласившись с тем, что человек, <полный ненави
сти и любви и чистой злобы>, плохо вмещается в модель Homo
oeconomicus, постулирует ради спасения этой модели существо
вание экономизирующего гена, который так направляет изби
рательные действия человека, что тот создает или способствует
созданию тождественных дубликатов своего собственного генети
ческого набора. Социобиологи явно заинтересованы в устране
нии актов выбора в собственном смысле. Действующим лицом,
стоящим за теми или иными поступками, оказывается уже не че
ловек, а economic gene, стремящийся стратегически обеспечить
воспроизведение собственных копий. Ценностная проблема как
проблема выбора между конфликтующими целями здесь просто
испаряется. Единая цель природы и общества, а именно изго
товление идентичных генных дубликатов, дана заранее, и все
действия стратегически направлены только на нее. Не говоря
уже об анимистском характере этой теории и ее противоречии
тому эмпирическому факту, что как раз богатые общества с па
дением рождаемости не занимаются максимизацией идентичных
генных копий, эта модель представляет собой по отношению к
проблеме ценностей крайний экономистский редукционизм. В то
же время - вопреки утверждениям критиков социобиологии -
она не является теорией капитализма, поскольку капитализм не
зациклен на генетических целях воспроизводства, но допускает
любые индивидуальные цели - биологические, экономические
и культурные.
Проблема ценностей встает в капитализме потому, что в нем
ничего не предрешается из центра, но существует как ценность
индивидуальное целеполагание, т. е. свобода. Свобода является
одновременно и фактом, поскольку есть невмешательство, и цен
ностной категорией (ср.: Knight, 1947а, р. 4 f.; 1947Ъ, р. 372).
Она может рассматриваться как инструмент для достижения дру
гих благ, но также и как самостоятельная ценность. Понимание
свободы как чистого невмешательства в рыночные силы вылива
ется в конечном счете в чистую этику власти, для которой все,
что происходит без политического вмешательства, является до-
*Критику социобиологии см. в моей работе <Эволюция и общество.
Критика социобиологии> в настоящем издании.
45
бром. Это понятие свободы прослеживается в спенсерианстве и
социал-дарвинизме. Правда, у них есть до некоторой степени
свое оправдание, поскольку более сильный индивид часто дей
ствительно оказывается и более деловым (Tuchtigere) и тем са
мым защищается право более деловых людей. Однако мы не
можем признать право на самоутверждение более деловых инди
видов как единственную ценность.
Свобода как возможность действовать в соответствии со сво
ими собственными целями рассматривается в западной традиции
как самостоятельная ценность и притом такая, которая по срав
нению с другими ценностями - стабильностью, исчислимостью
(Berechenbarkeit) и защищенностью - все больше выдвигалась
на передний план. В то же время со свободой связана диалектика
свободы и ответственности, без которой свободный капиталисти
ческий строй немыслим. Это бремя свободы приводит к тому,
что свободная экономика не может как бы навязываться по при
чине своей эффективности, но предполагает моральную волю к
свободе. Экономическую свободу и собственность надо хотеть
(W. BOpke, 1949, S. 280).
Ценность свободы как внутренне присущего блага связана
с определенным отношением к другим ценностям. Эти другие
ценности должны свободно утверждаться индивидом, и они мо
гут действовать лишь тогда, когда обеспечена возможность сосу
ществования индивидуальных целеполаганий. Капитализм как
система свободного труда и предпринимательства исключает ори
ентацию экономического процесса на центрально заданные цели
по образцу домашнего хозяйства. Но он тем самым не устраняет
проблему ценностей, а передает ее в ведение индивидов. Поэтому
экономический индивидуализм обязательно сочетается с этиче
ским индивидуализмом. Проблема экономического индивидуа
лизма звучит так: что я должен делать для того, чтобы эффек
тивно осуществить свою цель при наличных экономических и
социальных рыночных условиях и при том, что и другие пресле
дуют свои цели? Этическая же проблема звучит так: чего я дол
жен хотеть? Каковы для меня разумные предпочтения? Ответ
этического индивидуализма, как его предложил Кант, которого
надо считать основателем философской этики, соответствующей
рыночной экономике, формулируется следующим образом: <По
ступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой
ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим
законом> (Kant, 1968, 7). Эта этика соответствует указанным
46
выше признакам развития по направлению к Новому времени и
к капитализму - индивидуализации, автономизации и универ
сализации.*R Кантовская этика, так же как и каталлактическое
хозяйство, нецелеориентирована; она формальна и лишь опосре-
дует индивидуальные цели. Она пытается указать критерий, по
которому можно установить, могут ли мои индивидуальные цели
сосуществовать вместе с целями всех других людей. Если мои
цели отвечают данному критерию, тогда на следующей ступени
возникает вопрос, как они могут реально сосуществовать с це
лями других индивидов в сфере экономики.
Против формального характера кантовской этики выдвига
лось то возражение, что она, собственно, не может дать ответа
на основной вопрос практической философии: <Что я должен
делать?>. В самом деле, категорический императив служит ско
рее негативным критерием отграничения, чем способом выбора
целей. Мы не обходимся без ценностей как правил предпочте
ния и критериев, по которым мы можем выбирать среди аль
тернативных действий. Здесь обнаруживаются границы ориен
тированного на правила методологического мышления. Добро
не может быть определено путем простого обобщения, но оно и
не может отождествляться с какой-то одной ценностной катего
рией. При выборе между альтернативными действиями нам при
ходится считаться с совокупностью ситуации и ценностных ка
тегорий и мы должны оценивать контекст действия как нечто
целостное. Одно из важнейших положений теории естественного
права состоит в том, что добро не может быть выражено в од
ном принципе или одной ценности, но должно определяться с
учетом совокупной действительности как осуществление совер
шенной природы вещи. Согласно Платону (Филеб 65а), идея до
бра не может быть представлена одним принципом, она должна
**Кант, как показано в нашей работе (Koslowaki, 1982, Кар. 5), был
хорошо знаком с трудами и теориями Адама Смита. Фридрих Юлиус
Шталь, как правый гегельянец, усматривает в либеральной политэконо
мии <аналог кантовской философии права> (Stahl, 1963, Bd. 2, 8. 100).
Кант, с его точки зревия, представляет собой <не корректировку Адама
Смита, а параллель к нему> (ibid., 8. 60). Ницше в работе <Человече
ское, слишком человеческое> подчеркивает ту же параллель; <Прежняя
мораль, в особенности мораль Канта... подобно учению о свободе тор
говли, предполагает, что всеобщая гармония Должка возникнуть сама
собою по врожденным законам развития> (Ницше Ф. Соч. : В 2-х т. М.,
1990. Т. 1. С. 255. - Прим, ред.).
47
определяться как истина, т. е. как выявление того, чем вещь
может быть по своей природе (алетейя), а также как красота
и как мера. Это, естественно, порождает методологические со
мнения насчет того, может ли вообще такая <естественнопра-
вовая> этика природы вещей предложить отдельному человеку
конкретные нормы действия. Однако против <методологизма> в
этике можно привести резонное соображение Найта: <Научный
ум может успокоиться лишь в одной из двух крайних позиций,
утверждая, или что есть абсолютные ценности, или что каждое
индивидуальное стремление есть абсолют и одно столь же "хо
рошо", как и другое. Но ни то, ни другое не верно; мы должны
научиться мыслить в терминах "ценностных стандартов", дей
ствующих более тонким образом> (Knight, 1935а, р. 40).
Недостаточная операциональность такой этики ценностного
балансирования по совокупности аспектов предъявляет повышен
ные требования к моральному воображению отдельного человека,
а, с другой стороны, нежелание учитывать какие-то важные для
решения аспекты вещи может быть охарактеризовано как без
нравственное. Этика совокупности перспектив компенсирует не
достаток операциональности отсутствием догматизма правил и
более основательным учетом побочных действий.**
4.2. Необходимость хозяйственной этики
Такая хозяйственная этика нужна именно в капитализме, кото
рый дает большой простор свободе. От нее нельзя отделаться
ссылкой на автоматизм конкуренции. Подобная вера в авто
матизм выражается в часто встречающемся утверждении, что
рынок якобы вообще несовместим с неэкономическими, этиче
скими правилами поведения. Так, например, Баумоль заявляет,
что в условиях конкуренции добровольные моральные поступки
со стороны отдельного предпринимателя - вроде особых мер по
охране окружающей среды, специального обучения работников
с физическими недостатками и т. п. - вовсе нежелательны, по
скольку <нравственный предприниматель> в короткий срок будет
вытеснен с рынка. Такого рода действия могут осуществляться
"К проблеме ценностей см. работу Чёрчмена (Churchman, 1961),
а что касается ограниченвости моделей рациональности - Саймода (Si
mon, 1978).
48
лишь в принудительном порядке на основе требований государ
ства ко всем предприятиям. <Беспощадный рынок, - говорит
Баумоль, - это лучший друг потребителя> (Baumol, 1975, р. 46).
Предприятия не должны быть всесторонними институтами (all-
purpose institutions), их цель - <зарабатывать деньги для своих
акционеров... Представление о том, что фирмы сами по себе
должны заботиться о целях общества, фактически страшновато.
Корпоративный менеджмент держит в своих руках огромные фи
нансовые ресурсы... А я не хочу, чтобы тот капитал, который я
ему доверил, менеджмент использовал бы для навязывания миру
своих представлений о международной морали> (ibid., р. 46-47).
Отказ от морализаторства в экономике у Баумоля связан с не
обоснованным оптимизмом относительно функционирования ме
ханизма конкуренции. Только если бы все поставщики произво
дили в условиях пограничного поставщика и не было бы никакой
производственной ренты, тогда действительно любой поставщик,
предпринявший дополнительные <моральные> условия, вытес
нялся бы с рынка. Поскольку, однако, такой случай в высшей
степени невероятен, внутримаржинальные поставщики вполне
могут позволить себе проявить моральный волюнтаризм. Кроме
того, на олигополизированных рынках возможно <балансирова
ние> (trade-off) между <расслабленностью> (slack) и <прибыль
ностью> (profitability) (Williamson, 1977, р. 188), между легкой
жизнью для менеджеров и максимизацией прибыли. Поэтому
менеджеры могут поменять <расслабленность>, <вялость> про
изводства на моральные действия.*R В позиции Баумоля снова
обнаруживается ошибочность выводов из механистической мо
дели. В действительности альтернативы действия, перед ко
торыми оказывается хозяйствующий субъект, гораздо сложнее,
чем это изображает неоклассическая модель максимизации при
были при минимальных затратах. Практика хозяйствующего
субъекта протекает в рамках социальной целостности, в которой
учет социальных и этических аспектов экономического поведе-
*1С критике позиций, близких к Баумолю: <Поразительиый факт
современной жизни - это фактически полный разрыв между религи
озной этикой, являющейся принятой теорией поведения, и внеэтиче-
ским, принимаемым без критики понятием эффективности, заменяю
щим ее как практический идеал, причем его ценности восприняты бес
сознательно из традиции или из манипуляций коммерческих агентов>
(Knight, 1935а, р. 73).
49
Нил, выходящих за пределы модели Homo oecononucus, может
оказаться не только моральным, но и прибыльным, так что нрав
ственное поведение может давать выгодные spill-avers (навар. -
Прим, ред.).
В экономической теории капитализма существует некое ир
рациональное пристрастие к беспристрастной рациональности,
которое стремится изгнать из общественной науки всякую форму
этического и ценностного мышления, но при этом ставит под
удар сами условия сохранения экономической рациональности
(ср.: Welsskopf, 1971). Так, излагая свою теорию предпринима
теля как такого, который не дает работникам фирмы увиливать
от выполнения их договорных обязательств, Алчнан и Демзетц
пишут: <Каждый член команды предпочтет такую команду, в ко
торой никто не увиливает, включая и его самого. В этом случае
подлинные предельные затраты и ценности могли бы быть ото
ждествлены как направленные на достижение более предпочти
тельных позиций... Очевидно, лучше, если команда отличается
сплоченностью и честностью своих членов, но это потому, что в
ней меньше увиливают, а не из-за каких-то других черт, прису
щих честности и сплоченности как таковым> (Alchian, Demaetz,
1977, р. 101). Вера экономистов в необходимость экономить на
любви (the head for economizing on love) (Деннис Робертсон) захо
дит здесь слишком далеко. Критика идеологии сама принимает
идеологический характер, когда она, с одной стороны, отрицает
самоценность этического поведения, а с другой - конструирует
жесткую противоположность между этикой и выгодой, что в эти
ческой теории никогда не утверждалось. Скорее этическая тра
диция - за исключением Канта - всегда признавала схождение
нравственности и правильно понятого собственного интереса. В
новейших же работах по экономической теории такое схождение
лишь подтверждается.
Зауэрман и другие (Sauermann, 1978; Albach, 1980, 8. 3 f.)
установили, что доверие снижает затраты при заключении сделки
(bargaining costs). Бьюкенен (Buchanan, 1965, р. 8; 1978, р. 364-
368) показал, что этика может способствовать решению дилеммы
больших чисел (large number-dilemma). Сен (Sen, 1967, р. 112;
1975, 8. 119) доказывает, что с помощью кодекса этических норм
можно избежать парадокса изоляции (когда каждый, собственно,
хочет делать добро, если и другие хотят его делать, но не де
лает добро, опасаясь, что останется единственным добряком) и
можно превратить дилемму заключенных (prisoner's dilemma) в
50
игру-страхование (assurance game), что оказывается лучшим для
всех. Эрроу (Arrow, 1971, р. 22) усматривает в нормах обще
ственного поведения, включая этические нормы, реакции обще
ства, компенсирующие недостатки рынка, поскольку действие
этических норм снижает трансакционные затраты деловых со
глашений и тем самым идет всем на пользу. Бэнфилд (Banfield,
1958, р. 89) установил, что недостаток доверия и социальной ин
теграции, господство непосредственного эгоистического интереса
представляют собой тормоз для экономического роста. Как по
казал Уильямсон (Williamson, 1977; ср.: 1981), трансакционные
затраты при обменных процессах на рынке являются причиной
того, что эти трансакции переходят с внешнего рынка в фирмы,
создающие внутренние рынки труда и капитала. Эти внутрен
ние рынки благодаря специфически фирменным кодексам норм
(мораль фирмы, <философия фирмы>) более интегрированы, чем
всеобщий рынок, и поэтому повышают совпадаемость фактиче
ского поведения работников фирмы с ожидаемым. Внутренние
рынки в фирмах снижают трансакционные затраты.
Вывод. Даже механистическая модель всеобщего рыночного
равновесия не может сделать излишней этику как метаэкономи-
ческую оценку альтернативных действий. Для того чтобы сни
зить трансакционные затраты, надо придать обязательный ха
рактер моральным нормам - они должны быть интериоризи-
рованы. Поэтому и современной микроэкономической теории
близка идея возврата рынка и мотивационной структуры - двух
наших структурных признаков капитализма - к состоянию за
висимости от социальных и этических норм.
Содержание раздела