О радостях и страстях
Вы отказались от тела, вы предали тело, вы презрели его в дутом величии разума вашего. Так живите ж без тела! Почему вы пользуетесь им?
Разве вам не совестно жить за счёт нечестивца, охваченного постыдными желаниями? Вы бессильны быть телом, и потому понукаете им.
Разум возник для того, чтобы помочь вашему телу вашему жить, вы же из защитника сделали тюремного смотрителя, а из смотрителя палача. Но вы, трусы, созидая свою правоту, бессильны вы следовать ей до конца! Не решились вы убить тело ваше, и потому изгнали его.
Теперь вы не живёте, вы думаете и думаете, что живёте.
Только тело живёт в мире, а разуму нет в нём места! Как паук, он плетёт паутину, но ведь сам он и есть своя паутина. И никчёмнее разум ваш паука, бессильный поймать даже муху!
Тело вот, что единственно реально, а разум ваш лишь два зеркала, что глупо заглядывают друг в друга.
Безумие это не отсутствие ума, безумие это отрицание тела, тела, которое отправили вы в отставку! Безумный с помощью разума своего ищет спасенья от страха, с помощью разума, который сам и есть страх, ибо он не может хотеть.
Право, нет безумного больше, чем умник!
Страх это следствие и признак отсутствия желания. Желание это жизнь, а когда не можешь желать, то боишься жизни и бежишь от неё, таков разум.
Безумец не живёт, он конвульсирует в топких проталинах своего разума.
Страшащиеся, вы запугивали тело! Пугливые, вы нашли козла отпущения! Испугали вы тело своё смертью, ему неведомой.
Тело живёт в существующем, а поэтому не знает оно смерти. Но вы были немилосердны в ненависти своей к телу, завистники, неспособные желать, вы запугивали его смертью!
Вы морили тело своё страхом, вы запрещали ему желать, и испугалось оно, оно испугалось вас! Тогда вы покинули его, ведь вы не любите слабых.
Вы ушли восвояси, но испытали ужас отсутствия желания. Вы утратили опору и основание. Теперь вы былинки, гонимые ветром.
Нет вам пристанища, нет вам покоя, отступники!
Вы думали, что избавитесь вы от желания и обретёте покой, но вы обрели смерть! Вы думали, что у вас есть Я, но знайте же, что было у вас только тело, но и его умудрились потерять вы, разумные!
Ваше Я - порождение страха вашего смерти. Так радуйтесь же, теперь не можете вы умереть, ибо вы уже умерли!
Считали вы тело ваше ртом лишним, так знайте же, что его рот это ваш рот! Казалось вам, что кормите вы чужого кукушонка, так знайте же, что вы и есть этот кукушонок!
Думали вы, что тело низ, а разум верх, хорошо, теперь вы внизу, озритесь же это разум!
Обитель святую свою загадили вы страхом вашим, а потом покинули загрязнённое место, чистоплюи! Как живётся теперь блудным душам вашим, лишённым обители тела?
Нет, не забывали вы тела, да вот только оно позабыло вас! Стучитесь теперь в его двери, падите на колени, просите о прощении и плачьте, безумцы!
Тело ваше теперь мертво, завистники! Зачем же так пестуете вы своё мертвое тело? Зачем так настойчиво блюдёте вы пропорции его и оттачиваете формы?
Зачем изнуряете его упражнениями и диетами? Оно похоже теперь на погребальный костёр, увитый гирляндами мёртвых цветов зачем украшаете вы мертвое тело своё нарядами и драгоценностями?
Зачем, если не хотите вы отдаться, лицемеры!
Да, поруганное тело ваше продолжает хотеть! Вопреки глупости вашей и чванству продолжает оно хотеть! И хочет оно Другого и всегда хотело!
Так презрите же слабосильную гордость свою и отдайтесь! Пусть Другой завладеет вами, коли сами вы недостаточны, и тогда обрететё вы своё тело. А иного пути нет у вас, пустынники разума, идолопоклонники тщедушного Я!
Пожертвуйте же обузой своей, пожертвуйте своим Я, чтобы обрести своё тело, и лишь тогда обретёте самоё Себя! Отказавшись от представителя вернёте вы себе представляемое.
Истосковалось тело ваше по обладателю, неприкаянное, давно уже ходит оно в невестах! Но вы лжёте, тщеславные, отдаться готовы вы только Богу, на меньшее не согласны вы, сумасбродные!
Ему предлагаете вы слабосильный разум ваш: каков Бог таковы и жертвы!
А тело?! Истинная правда ваша, сирота и жизнь ваша тело, которое предали вы и унизили, как же оно?! Старая дева оно, ваше тело! Но оно, поруганное и покинутое, всё ещё тоскует по обладателю!
Так не противьтесь же последнему желанию тела вашего!
А если думаете вы, безумные, что не хотите последнего желания тела вашего вы лжёте! Ждёт вас ещё паромщик на Лете!
Если же знаете вы правду, но боитесь, то взгляните же в глаза страху своему: вы увидите морду Цербера, он охраняет от вас Царствие Человека!
Был ли это намёк, аллегория, провокация или единственная правда? Я не знаю.
Об этом умолчал Заратустра.
Мы сделали круг и вернулись к дому, где у забора мучался на привязи несчастный водолаз. Зар остановился у калитки, мгновение стоял в раздумье, которое я не мог нарушить, хотя и предчувствовал уже неладное, потом резким движением он открыл калитку и крикнул:
- Кто считает себя хозяином мёртвого пса, лежащего у забора?
Дачники выскочили из веранды и замерли при виде незнакомца.
- Он был вам не нужен живым, он не нужен вам и мёртвым, - сказал Заратустра. - Я сам похороню его. Не прощайтесь с тем, с кем не были вы знакомы.
Оборвав верёвку, Зар бережно взял на руки тело чёрного водолаза. Пёс, действительно, был мёртв.
Я оцепенел от ужаса, ещё секунду назад он казался живым! Обессиленные чёрные лапы свисали, как кисти саркофага, морда, словно бы от тоски, уткнулась в плечо Заратустры.
Он пошёл по направлению к лесу. Все высыпали на улицу, что-то то ли кричали, то ли шушукались, но никто так и не решился последовать за нами.
А я прихватил лопату, и уже через пятнадцать минут мы были на месте, в берёзовой роще.
- Холодны объятия трупа, - заговорил Заратустра, глядя в пустые глаза чёрного пса, - холодны объятья человека, презирающего своё тело. Крик отчаяния в объятьях человека, разведённого с собственным телом. Душа, покинувшая своё тело, жмётся жадно к другому телу, желая обрести его в замен утраченного, в замен собственной плоти. Не может ни радоваться, ни радовать душа, презревшая своё тело, в другом ищет она пристанища.
Не Другого ищет она в другом, а лишь только другое тело. Не на свадьбу идёт она, но на поминки.
Холодны объятия трупа...
Мы похоронили пса и потом, не проронив ни слова, ещё долго сидели на траве под поющими берёзами рядом с холмом, где с миром и в мире покоилось тело...
О радостях и страстях
К вечеру приехали мои кузены, на огонёк подошли друзья детства с соседних дач. Тихие разговоры, тепло натопленной печи, чай со сдобой, а за окном ночь, где небо сплелось с гулким лаем дворовых собак.
Мы вспоминали наше детство, нам было и весело, и грустно, но всё-таки больше грустно. За столом, на кроватях сидели директора фирм, музыканты, служащие, даже психотерапевт один...
Разговор время от времени словно запинался, прерывался то молчанием, то вздохами или смехом. Все мы, сами того не понимая, тосковали о чём-то утраченном, о чём-то, чему нет названия, что было когда-то настолько реальным и естественным, что просто не могло иметь имени.
- Как все измелились! - шепнул я на ухо Заратустре. - Мы словно не говорим, а играем в слова.., эти паузы... Какая-то граница пролегла между нами.
Пиетет без пиетета... Театр с народными артистами, каждый из которых уверен, что не играет, а живёт на сцене.
Заратустра улыбнулся в ответ. А когда мы остались одни, он говорил так:
Детство - это знание, которому суждено исчезнуть под натиском человеческого.
Что такое искренность? Что такое счастье Двух? Этого не изъяснишь словами, этого не постигнешь здравыми рассуждениями, этого не исполнишь, узнав.
Это нечто, что есть.
Но разве можете вы жить, не поясняя жизнь словами, не обрамляя её мириадами рассуждений, не пытаясь осилить её плоть искусственным инструментом своего сознания?
Слово считаете вы благом, рассуждение истиной, сознание реальностью. Лучшее, что имеете вы искренность и счастье Двух обрамляете вы своим мнимым богатством: своим благом, своей истинной, своей правдой.
Серп добродетели не может ухватить искренность: жнец не в силах поймать ветер, но преуспел он в усекновении колоса. Жнец - убийца во благо. Должна искренность стать правдой, чтобы поддаться жнецу, но это её плаха.
Счастье Двух неуловимо, незримо для третьего.
Должно неопределённое обрести форму, иначе контроль ваш над самими собой венец добродетели гоняться будет за ветром. Чопорный, готов он умертвить живое, только бы не оскандалить себя легкомысленностью!
Вы определились. Не хотели вы быть хорошими, вы захотели стать ими. Не хотели вы быть искренними, вы захотели заставить себя стать правдивыми.
Не хотели вы испытывать счастье Двух, вы захотели организовать его.
Добродетель множилась. Вы узнали ложь во спасение, убийство во благо, наказание из любви, предательство из чувства сострадания, борьбу за правду, муку за веру, страдание воискупление... Слова, слова!
Добродетель множилась, а сердца ваши рассохлись и опустели, зато рассудок ваш заполнился до отказа!
Вы знали, что искренность - это счастье, вы знали, что счастье - это искренность Двух, но не знали вы тогда слов. Когда же узнали, то искренность ваша перестала быть искренностью, обратившись в фантом правды.
Вы спросили себя: Искренен ли я сейчас? - и стали лгать этим. Вы запутались: реальность, сдобренная словами, рассеялась.
Испугались вы и стали искать помощи, у слов искали вы помощи, они же рождали вам рассуждения, а рассуждения способны даже мёртвого успокоить, и вы упокоились!
Слово заменило вам ощущение, действие стало у вас рассуждением и страдает теперь параличом, да судорогами. Вы говорящие, бывшие живущими некогда!
Были вы собой, когда играли в машинки и игрушечную посуду. Когда же перестали играть вы в машинки ваши и кухни игрушечные, а стали водить машины и готовить обеды, перестали вы быть самими Собой вы стали водителями и поварами!
Быть хорошими водителями и прекрасными кулинарами стало для вас важнее, чем быть самими Собой. То, что было игрушкой, стало реальностью, то что было реальностью стало игрушкой!
Что такое я сам, если я не умею водить машину и готовить обеды? - вы спросили себя и поняли, как важно быть хорошим водителем и поваром виртуозным.
Сам я пустое место, - думали вы. - К чему это пригодно? Какова добродетельность этого не пойми что?
У него-то и названия нет! О нём не расскажешь, к делу его не применишь, по крайней мере, обеда оно не сварит.
Так рассуждали вы и потеряли самих Себя, но стали зато добродетельными!
Перестали вы быть эгоистами, а стали актёрами и паяцами. Реальность заменили вы фантомом реальности.
Не замечаете вы игры своей? тем хуже для вас, но зато лучше для прочих потерянных, теперь ведь вы добродетельны, можно с вами играть в игру эту, большие детки!
Когда вы узнали слова, не стало больше искренности Двух, возникли меж вами отношения - там одни, здесь другие. Начали вы рассыпаться.
Стал человек актёром и потерялся за личинами ролей своих. Кто он теперь человек иль персонаж заурядной пьесы?
Двум царям не услужить. А трём, пяти, тысячи царей? Богатый репертуарчик для мертвеца! Бейте же в бубны празднуйте сценическую карьеру свою!
То погребальный набат, от него закладывает у меня уши!
Искренность одна, а правда здесь одна, там другая, у каждого своя правда. Вы живёте в отношениях с людьми, вы живёте во вместилище правд, отстаивая свою примеряясь с чужой, принимая чужую вам правду, не веря ей, но следуя её распорядку!
Но не сетуйте, ведь правда всегда добродетельна, и серп жнеца собрал богатый урожай. Мельник перемелет зёрна правды вашей, обратив их в труху. Добавит пекарь дрожжей и соли будет вам хлеб к обеду, будет, чем напитаться рассудку! Да вот только счастья не будет, ибо нет искренности, а лишь слова одни, да говоренье в сухомятку.
Питайтесь!
Достанет в корзине рассудка хлеба и рыбы, только желудки ваши пусты будут! Но что вам желудки, дети виртуальной правды!
Вы поедаете сами себя наслаждайтесь! Грех кривиться от пищи такой, слишком дорого она стоит!
Всё смешалось: за правдой ложь ходит тенью, за радостью горе. Вы смеётесь? так это не к добру!
Говорите вы правду? - молчите, не то вас осудят! Вас любят, значит бросят!
Берегитесь, радейте, не будьте искренними, не верьте!
Добродетель ваша стала решёткой! Диких зверей возят в клетках таких для показа на публике, но не людей!
Нельзя человека посадить в клетку такую, он умрёт в ней!
Вы посеяли ветер, но испугались бури. Зачем же вы сеяли ветер?
Теперь вы умрёте, вы испугались себя, от самих Себя отреклись! Страшащиеся, облеклись вы в одежды добродетели вашей.
Знайте же, что это саван!
Много человеческого в добродетели вашей, да вот только нет в ней человека! Потерялся он и запутался в складках бархатной добродетели вашей.
И говорит Заратустра: человеческое есть нечто, что должно быть побеждено, чтобы мог человек быть Человеком.
Так говорил Заратустра и говорил обо мне. Я хочу быть хорошим, но не ощущаю себя хорошим.
Я знаю, что я хороший, но не могу быть им, потому что хочу.
Счастье Двух так знакомо мне, так манит! Но добродетель моя встаёт стражем между мной и Другим, встаёт и разглагольствует.
Она поёт, подобная птице Феникс, поющая, кажется она прекрасной, когда же умолкнет она, то предстанет в истинной своей красоте: она уродлива, как смерть, и несёт она смерть одиночества своим пением.
Я неискренен, моё признание в неискренности кажется искренним, но это снова игра: теперь я играюсь фантомами-словами искренности и неискренности. Результат этой игры очевиден, я, конечно, приму сторону искренности, но в безальтернативности этого выбора заключена ложь я не выбирал, я делал вид, что выбираю.
Принять сторону искренности не значит быть искренним, а потому принимая сторону искренности, я лгу дважды.
Так думал я уже во сне, потому что заснул, слушая Заратустру. Тяжёлый был у меня сон: мне снился лабиринт, в котором, к сожалению, не было Минотавра, который мог бы сожрать меня, прекратив этим мои страдания и мучительные поиски несуществующего выхода.
О бледном преступнике
Мы шли длинными подземными переходами железнодорожной станции. Мёртвый свет, озарявший бетонные конструкции, казался мрачным и тёмным.
Потолки конусовидными четырехгранниками, не в пример готическим стрелам, прижимали к полу, а гулкий шум торопливых шагов напоминал поступь похоронной процессии.
- Вор! Держите вора!!! - эхом пронеслось в переходе.
Мужчина лет сорока бежал за худощавым парнишкой с перепуганными глазами. Мальчик протиснулся между мной и Заратустрой, скользнув молящим взглядом по нашим лицам.
- Ловите его, ловите! - сорванным голосом кричал пострадавший.
Мы продолжили свой путь, не оборачиваясь и не изменяя скорости шага.
Не пытайтесь наказать другого, он уже наказан собственным страхом. Думаете вы, что справедливое наказание обидчика вашего избавит от страха вас?
Но что такое справедливое наказание, если не попытка решить свои проблемы за чужой счёт?
Вы боитесь в этом собственное ваше наказание. Наказывая другого, не перестаёте вы бояться, вы боитесь ещё больше: страшится ваша хвалёная добродетель, страшится справедливый суд ваш, страшится добродетельное Я ваше, опасаясь, что наказание ваше цели своей не достигнет.
Но какова же цель наказания? - думали вы об этом? Отомстить, перевоспитать, возместить ущерб?
Не знаете вы, зачем наказываете! Полагаете вы, что надо наказать.
Прислушайтесь к этому надо - это голос вашего страха! Вы наказаны, наказывая!
Враги и злодеи, больные и обманщики, глупцы и грешники - порождения страхов ваших. Добродетель ваша рождает границы, вы же сидите в засаде и трясётесь от страха! Так сознайтесь в трусости своей, судьи!
Отчего любите вы так смаковать страхи чужие, если не от желания вашего скрыть трусость собственную?
Судьи, откройте свои сердца! Что в них, кроме страха?!
Кого вы осуждаете своим страхом, если не самих Себя?! Вы ведь даже не видите этого и не знаете, что страшитесь!
Лучшее свидетельство страха вашего мысль ваша. Думая, выдаёте вы страх свой. Не знание, но страх говорит словами вашими! Так говорите же прямо, хватит общаться с собой через посредников и переводчиков!
К чему эта комедия, лжецы?! Кого надеетесь обмануть вы, страшащиеся, если не Себя самих?
Кажется вам, что дело следствие мысли, дело облекаете вы в слова и судите помыслы. Так вот, вы ошиблись в порядке! Не мысль порождает дело, а дело мысль, иначе же мысль ваша бред.
Всё вы поставили с ног на голову!
Мысль ваша скорлупа дела вашего. Не содержимое судите вы, а скорлупу его. Не можете вы осудить дело, ибо языки ваши так длинны, что коротки! Осуждаете вы мысль, воры, укравшие мусор!
И не голодно вам яичной скорлупой питаться? Скорлупа в умах ваших, одна скорлупа, а жизни не знаете вы!
Мальчишка украл кошелёк, а вы хотите побить его камнями. Молодцы!
Признайте же дело, а слова только слова!
Словами можете оправдать вы вора, словами можете и осудить его. Первое зовёте вы гуманизмом, второе же торжеством справедливости вашей!
Осуждая вора, вы оправдываете себя. Оправдывая вора, осуждаете вы страх свой.
Осуждая, не освобождаетесь; оправдывая не освобождаете. Несвобода вот свобода ваша, рабы страха!
Что ж делаете вы?
К чему слова ваши, если на деле хотите вы побить камнями того, кто укал кошелёк ваш? Признайте же дело, и вы увидите страх!
Страхом своим вор открыл вам страх ваш! Благодарите же вора за откровение! Пусть украдёт он и ваш страх с кошельком вашим!
Не подаяние, но приобретение вот, что есть признание ваше страха вашего.
Признайте же и чужой страх, этим признаете вы дело. Но одно зовёте вы безумием и страшитесь, другое преступлением и снова страшитесь.
Вот и говорю я вам, что вы безумны!
О, этот вор жаждал не кошелька и не крови, даже не дела своего жаждал вор этот, он жаждал лезвия острого, лезвия своего страха! Не оттого ли вор этот более человек, чем вы?
Но всё же вор человек, бегущий от человека. Провоцируя страх ваш, он не хотел освободить вас.
Не себя испытывает вор, но свой страх, а потому и он не может быть человеком!
Что ж не скажет вор: Я украл!. Что ж он бежит?
Бросив страху вызов, он потворствует страху. Он подобен самоубийце, что заряжает пистолет холостыми патронами не велика удаль! Кого же обманывает вор этот?
Самого Себя он обманывает! Не обманывает обманщик, но обманывается, ибо стыдится вор, а стыд его это страх!
Кто же лучший судья для человека, если не он Сам? Не осуждайте страхи свои, ибо не страшен страх, страшно бессилие ваше пережить до конца страх ваш!
Беда не в том, что страшитесь вы, беда в том, что страшитесь вы страха, беда в бессилии вашем! Но и слабости своей признать вы не можете!
Так захлебнитесь же в чувстве вины вашем, притворщики!
Вина вот она, бездна слабосилия вашего признать дело! Верите вы, что можете переделать вы прошлое, вина ваша тому доказательство!
Нет у вас будущего, а настоящее ваше - страх! И я смеюсь! Слышите вы, я смеюсь!
Неужели же не слышите вы смеха моего?! Поднимите голову, винящиеся!
Что такое этот человек, что испугался собственного страха? Вор, - скажете вы. Вы, - скажу я. Вы сами Себя смогли у себя украсть.
Куда же вы спрятали свою добычу? Где вам искать теперь самих Себя?
Что такое этот человек, потерявший самого Себя? Скажите, зачем отреклись вы от самих Себя, и скажу я вам, где искать вам утраченное!
Для других вы делали это, но ничего другим этим не сделали вы, а только себе! В этом всё.
Перед другими совестно вам быть эгоистами, но должно быть вам совестно не быть ими, мертвецы!
Скажите: Я украл, я вор. Я убил, я убийца. Все вы преступники, так покажите же мне лицо преступника, покажите своё лицо!
Я хочу его видеть!
Нельзя начать со второго шага, ибо не бывает второго шага без первого. Нет, никого вы не любите, потому что нет вас Самих, шагающие только правой ногой, вычерчивающие круги на одном месте!
Видите вы бледное тело мальчишки этого, побитого камнями? Это отражение вашего страха!
Любуйтесь же, справедливые!
Хватит кривых зеркал! Хорошо вам?! Не подступила ли желчь к горлу, не подступили ли слёзы к глазам вашим?
Нет, душа бедна не у преступника, а у судьи его!
Нет зла, кроме страха. Многое зовёте вы злом, а зла-то и не видите вы.
Возьмите же в руки свои камень окровавленный и ударьте себя, бейте себя по лицу, бейте! Я знаю, что такое ваше зло!
Чёрствость ваша вот ваше зло! Но думаете вы, оцениваете, рассуждаете так это страх ваш, слепцы! Защищайте же себя от себя, право, нет врага у вас большего! Бейте же, бейте!
И умрите наконец, мертвецы!
Лица безумных вот зеркала ваши! Безумные навечно укрылись в мирах своих, но разве иначе поступили вы, мнимо-здравствующие?
И разве не от одиночества вашего холодно вам и страшно?
Но не только вам страшно, не только вам холодно, но ещё вам и душно! Так дуйте же на тлеющие угли, жарьте себя на огне медленном страха собственного! Вы так любите это!
Ибо только свой страх вы и любите, а не самих Себя!
Лелеете вы страх свой, служите ему раболепно, как верные подданные, добром называете вы смерть свою! Кому же делаете вы смертью своей?
Мне вы не делаете этим добра, а себе и подавно!
Только эгоист может жить, ибо не судит он, но предуготавливает себя Самого для Другого, которому и подарит самого Себя, а не отбросы добродетелей ваших! И знайте же, что не нужны Другому мощи ваши, а жаждет он вашей жизни, ибо жизнь нуждается в жизни!
Обнимите преступника вот единственное, что он ждёт от вас, вызывая гнев ваш. Но всё у вас шиворот на выворот!
Что ж удивляетесь вы безумию его? - это ваше безумие!
Признавая свой страх и переступая его, обретаете вы силу ног ваших. Танцуйте теперь, танцуйте на похоронах страха вашего! И плачьте, плачьте о том, кто не может более танцевать с вами!
Плачьте о том, чья кровь, пролитая вашим страхом, не утолила голод страха вашего, но сделала его явным, а вас способным смеяться, смеяться на похоронах страха вашего!
Я же не буду потакать страху вашему, а смеюсь я ему в лицо, и если это ваше лицо, не я тому виной, а вы сами! Страх или задушит вас, или задохнется от моего смеха!
Я вор и преступник, я украл страх ваш смехом своим над страхом вашим! Теперь побейте меня камнями, если хотите вот вам моё лицо!
Я не сумасшедший, я вор!
Слышите, я вор, я украл ваш страх, я преступник! Вам смешно?..
Так смейтесь же надо мной! Пусть смех поглотит смех, пусть смех напитается смехом!
Я не боюсь смеха вашего, и я рад вашему смеху! Я хочу, чтобы вы обняли меня.
Только эгоист желает, только его желание сделает меня счастливым!
Это зову я добром! Это добро!.
Так говорил Заратустра, когда в вагоне метро мы заприметили мальчишку, что пробегал мимо нас в переходе. По всей видимости ему удалось уйти от преследователя, что, впрочем, не избавило мальчонку от страха.
Бледный и худой, стоял он около двери, напряжённо сжимал кулаки, оглядывался и нервно сучил ножкой в разбитом ботинке.
- Пойдём, - тихо сказал Заратустра.
Мы прошли по вагону. Зар взял грязные кулачки мальчика в свои руки и сел перед ним на корточки.
- Ты боишься меня? - спросил малыша Заратустра, глядя снизу вверх на ребёнка.
- Нет, - соврал мальчишка и попятился назад.
- Вот и молодец! - добродушно улыбнулся Зар. - За смелость тебе полагается мороженое. Хочешь мороженого?
- Нет, - снова соврал сорванец.
Зар рассмеялся.
- Я не знал такого мальчишки, который бы не хотел мороженого!
