Состоится ли капиталистическая революция? - Мясникова Л.А., Зуев А.Г.
Первоначальное накопление капитала, носящее, как правило, нелегитимный характер, представляется обычно необходимым условием формирования капитализма. Составляющие этого процесса — коррупция, мошенничество и грабеж — выступают в качестве источников первоначального накопления при условии, что полученный капитал вкладывается в основные фонды и развитие производства. Если же этот капитал используется сугубо для личного потребления или вывозится из страны, то никакого «первоначального накопления» нет, а наблюдается лишь широкомасштабный механизм воровства с коррупцией в качестве ведущего стержня. К формированию капитализма такой механизм никакого отношения не имеет. Предложения же неолиберализма по удалению этого стержня путем полного ухода государства из экономики подобны рецепту лечения от перхоти путем отсечения головы.
Геостратегический контекст
Геостратегическая структура мира определяется экономическим весом государств, на агрегированном уровне оцениваемым через ВВП (или ВНП). Глобальным лидером (мировым полюсом) выступают США с ВНП, составляющим более 8,3 триллиона долларов и в 2 раза опережающим идущую вслед за ними Японию. Россия по этому критерию занимает 16-е место в мире, а по ВВП на душу населения — 98-е. США также выступают как бесспорный лидер инновационного процесса, при этом разрыв с ближайшими соперниками в этой сфере непрерывно увеличивается.
Такой экономический базис обеспечивает и единоличное надстроечное положение США в геостратегическом пространстве как глобального центра силы. Ресурс США, затрачиваемый на внешнюю политику, составляет 300 миллиардов долларов в год, что в 5 раз превосходит аналогичный ресурс следующей за ними Японии
1. Такие базис и надстройка обеспечивают США доминирование в международных отношениях, определяемых системными потоками в борьбе за силу (на межгосударственном уровне) и за мировые рынки (на уровне государств и ТНК). В сфере глобализации, то есть распространения финансово-инвестиционной и информационной деятельности на весь мир с целью его контроля, США выступают единоличным лидером-гегемоном.
США также лидируют в тесно переплетенном политически и экономически (в том числе инновационно) «первом» мире, объединяющем страны «золотого миллиарда». Пока это лидерство, прежде всего в инновационном пространстве, бесспорно, но начинает давать трещины. На границе веков (2000—2001 годы) США подряд поразили три мощных кризиса: политический (опереточный характер политической системы при выборах президента), экономический (рецессия, которая длилась год и завершилась в феврале 2002-го) и кризис национальной безопасности (теракты в сентябре 2001 года и «язвенный» бандитизм). На таком фоне в декабре 2001 года обанкротилась «Enron» — одна из крупнейших американских компаний, что по значимости сопоставимо с институциональным кризисом. «Enron» была «самой американской» из американских компаний. Она обладала мощной современной корпоративной культурой, которую после банкротства назовут круговой порукой. По своей виртуальности и продвинутости в сферу «новой экономики» с ней могла соперничать, пожалуй, только «General Electric». Ее партнерами были солиднейшие финансовые учреждения — «Citigroup» и «JPMorgan Chase», аудитором — компетентный «Andersеn». Рейтинговые агентства, например «S&P», захлебывались от комплиментов в ее адрес. Дело даже не в материальных потерях от банкротства, хотя они и огромны, — подорвана репутация крупнейших финансовых учреждений страны и правительства, самой институциональной системы США. Аналитики рейтинговых агентств Соединенных Штатов стали таким же посмешищем, как юристы «Andersеn» и чиновники контрольных управлений. Судя по резонансу в деловых кругах США и на фондовом рынке, компанию угробили даже не специально, а по глупости. В конце концов эта компания не хуже и не лучше многих других, давно уже запутавшихся в виртуальных тенетах американского бизнеса, который превратил реальную экономику в заложника виртуальных финансов и рынка сомнительных деривативов.
События с «Enron» высветили кризис американских институтов, в которые страна верит по инерции. Выход из экономического кризиса (рецессии) найден на принципах кейнсианской экономики: позаботься о краткосрочной перспективе, а долгосрочная позаботится о себе сама. Но долгосрочная перспектива чревата неприятными проблемами: после кратковременного роста ожидается повторная рецессия. Проблемы связаны с дисбалансом, возникшим во второй половине 1990-х: избыток капиталовложений, недостаток частных сбережений и огромный дефицит текущего платежного баланса. Особую обеспокоенность вызывает последний — объем нетто-пассивов в конце 2001 года был равен примерно 2,6 триллиона долларов (более 20 процентов ВВП). Дефицит платежного баланса в 2001 году составил 420 миллиардов долларов. Восстановление экономики происходит за счет потребительского спроса — растет и дефицит текущего платежного баланса. Экспорт из США составляет довольно устойчиво 75 процентов импорта. По прогнозам «Goldman Sachs», к 2007 году объем нетто-пассивов приблизится к сумме в 5,8 триллиона долларов (46 процентов ВВП США и 15 процентов мирового ВВП).
Парадокс еще состоит в том, что точно не известно, кто финансирует дефицит текущего платежного баланса, — его положительное сальдо по всем мировым торговым потокам составляет всего 182 миллиарда долларов. Образовавшаяся «черная дыра», видимо, закрывается незарегистрированным экспортом и бегством капитала из развивающихся стран (например России). Стабильность этой «дыры» не поддается прогнозу. Притоку капитала в США способствует укрепление реального курса доллара — за 2001 год он вырос на 6,5 процента. Тем не менее можно ожидать озабоченности иностранных инвесторов сложившейся ситуацией и выводом денег из американских активов.
Кризис безопасности — события 11 сентября 2001 года — необратимо изменил мир. Он стал таким, что сотрудничество с США оказалось единственным условием политического выживания государства. Ситуация в Соединенных Штатах напоминает положение в Германии 30-х годов XX века — союз с крупным капиталом (уменьшение налогов) на фоне ужесточения всей внутренней, особенно социальной, политики. Заработки как доля национального богатства снижаются. Страна, наслаждавшаяся процветанием, начинает пожирать свою социальную структуру. И не исключено, что массовое благоденствие периода конца модерна в скором времени предстанет как некий эпизод, вспышка на экране истории экономики.
США сколачивают «империю безопасности» для борьбы со странами «оси зла». К последним причислена даже самопровозглашенная Приднестровская республика, а заодно и «все, кто не с нами». В мире все более явно чувствуется дух «столкновения цивилизаций»
2.
Европейская интеграция приобретает роль главного фактора, который можно будет противопоставить претензиям США на мировую гегемонию. Происходит третья (после Наполеона и Гитлера) попытка объединения Европы (ЕС) и превращения ее не только в мощный геоэкономический полюс мира
3, но и в центр силы, заявляющий о себе как о самостоятельном политическом субъекте. Европа стремится оторваться от американской финансовой системы, стабильность которой сомнительна. Важный момент на этом пути — введение евро. История свидетельствует, что деньги выступают как второй после Библии странообразующий фактор. Например, объединение Германии определялось Библией Лютера и маркой Бисмарка. Объединение Европы в экономическом аспекте аналогично политическому объединению США, которое удалось с первой попытки после Гражданской войны. Эффект от такой политико-экономической интеграции Европы, по всей видимости, будет не меньшим, чем от политического объединения США. При наличии политической воли объединенная Европа к середине XXI века может претендовать на экономическое лидерство в мире. Родина капитализма благодаря ее сегодняшним левым взглядам может дать социальный сплав нового интересного качества.
В историческом ракурсе стоит отметить, что Россия выступала на стороне Великобритании и США — сил, препятствовавших интеграции Европы. Европейский вызов, как никогда, делает реальным риск превращения России в глубокую периферию европейской экономики.
Активная государственная поддержка инноваций сделала ЕС вторым по значимости инновационным центром мира. В ЕС успешно распространяются web-практики «новой экономики», что способствует реструктуризации промышленности и повышению конкурентоспособности всего хозяйства. Интересно обратить внимание на такой политический парадокс: страны Восточной Европы, бывшие сателлиты СССР, выступают в роли американского троянского коня. Действующие элиты этих стран — продукт разложения социалистического строя, курировавшийся США на протяжении «холодной войны».
Глобализация на основе практик «новой экономики» ведет к трансформации всей организационно-управляющей системы хозяйствования, меняется ее пространственно-временная система координат
4. Модель распыленного риска и диверсификации деятельности себя не оправдала. Корпорации освобождаются от неключевых функций и малоэффективных производств (downsizing and outsoursing), создавая сетевые структуры виртуальных корпораций, в которых ядра жестко связаны только с центрами высокой квалификации. Ядро формирует «брэнд», поддерживая инновационный поток, а все остальные связи лабильны в пространстве и времени и подчиняются жестким законам конкуренции — возникает несогласованность тенденций развития. Происходит концентрация финансовой и инновационной деятельности и олигополизация рынков. Последнее ведет к развитию разрушительной конкуренции, что ставит под сомнение рациональность и эффективность глобального рынка. Двойные стандарты — основной подход Центра к Периферии. В странах Периферии неолиберальная глобализация расщепляет национально-хозяйственные комплексы, вытягивает отдельные их звенья, оставляя осколки прежних производственных цепочек, уже не способных эффективно работать. В результате складывается экспортоориентированная модель с минимальным социальным перераспределением, ущербным внутренним рынком и растущим числом неэффективных секторов экономики.
Пожалуй, самое важное в пространстве глобальной геоэкономики — опасный психологический и концептуальный сдвиг. В рамках государственного хозяйства необходимо было постоянно решать вопросы платежеспособного спроса, сбережений и накоплений. Глобальная открытая модель экономики создает иллюзию возможности разрешать эти проблемы за счет внешних источников. Соответственно, бизнес и государство переносят свои усилия на борьбу за внешние рынки и привлечение иностранных инвестиций. Проблемы сохранения и развития собственных ресурсов, рынков, активизации населения как бы теряют прежнюю остроту и отступают на задний план.
Такой сдвиг превращается далее в экономическую политику экстернализации, характерную прежде всего для стран и бизнеса Запада
5. Под экстернализацией понимается практика перекладывания различных издержек, трудностей и проблем бизнеса на государство (лучше чужое), конкурентов, контрагентов и окружающую среду. Небывалое экономическое развитие США в конце ХХ века связано с умелым и наглым применением политики экстернализации. Проблемы, накапливающиеся в глобальном масштабе как результат экстернализма, в конечном счете ложатся на наиболее беззащитные слои населения и на природу и не фигурируют в калькуляциях эффективности глобального рынка.
Эпицентр борьбы за международные позиции все чаще смещается в сферу экономики. Типичным примером может служить валютная сфера, где в последние десятилетия развертываются настоящие финансовые войны. Основное ее оружие — производные финансовые документы, рискованные инвестиции, спекуляция валютой, меркантильные альянсы, торговые союзы, судебные тяжбы вокруг авторских прав и торговых знаков, специально выдуманные налоги и тарифы, манипулирование учетными ставками, преднамеренный массированный вывод инвестиций и другие знаковые симулякры, фактически не имеющие отношения к материальному производству и выступающие как рынок рисков. По мере становления на Западе общества постмодерна с глобальной экономикой, разрыв в образе жизни, характере производственной деятельности и ее институализации, в организационно-управленческих структурах, между Центром и Периферией непрерывно возрастает, и возможности догоняющего развития Периферии снижаются до нуля.
В связи с развитием новых технологий достаточно очевидной становится бесполезность деятельности примерно 80 процентов трудоспособного населения Земли. Это относится как к странам Центра («золотой миллиард»), так и Периферии. В связи с этим получили распространение всевозможные теории «20/80», наиболее популярной из которых выступает предложение З. Бжезинского о титтитейнменте (от
tit — сосок;
entertainment — развлечение): 80 процентов надо подкармливать и «развлекать» всевозможными информационными манипуляциями, предотвращая социальный взрыв
6.
Процесс глобализации заставил осознать, что многие проблемы могут решаться только совместными усилиями мирового сообщества, то есть необходимо некое единство. Эти проблемы отражены в проекте реформирования ООН, внесенном 16 странами в 1995 году и включающем вопросы от обеспечения мира и безопасности, в том числе борьбы с терроризмом, до ядерного разоружения и предотвращения гуманитарных катастроф. Возникает вопрос: кто будет обеспечивать это единство — то есть кто будет отвечать за мировой порядок?
Поражение СССР в «холодной войне» не означает победы Америки. Создалась новая мировая реальность, где вопрос о мировом господстве утратил прежнюю определенность. Возникает много новых государств: сейчас в мире около 200 государств — членов ООН; в течение XXI века ожидаются увеличение их количества до 500—600, а также рост числа входящих в геополитическую структуру всевозможных «серых» образований, таких, как Приднестровье, Абхазия, Карабах. Появляется «серая геополитика», так же, как ранее уже возникла «серая экономика». Этносы не только ассоциируются в государства, но все больше рассеиваются, не растворяясь (итальянцы в США, китайцы в Малайзии и т. д.), а начиная конкурировать с государственными образованиями
7.
Производительная мощность ТНК уже сравнима с ВВП средних государств. Их геополитический статус признан ООН в Давосе в 1999 году. Предложен и подписан в рамках ООН «глобальный компакт» (Global Compact), состоящий из представителей ТНК и государств, к которому уже присоединились 100 ТНК (пока за исключением аккредитованных в США).
Кроме того получило развитие множество неправительственных организаций, движений, квазиконфессиональных ассоциаций, превращающихся в замкнутые субкультуры с альтернативным образом жизни, квазипартий и объединений цехового и профессионального характера, — все они претендуют на роль всемирного гражданского общества.
Проблему поддержания мирового порядка часто формулируют как проблему «мирового правительства», на роль которого могут рассматриваться три «претендента»: 1) США (то есть американское господство и глобальная американизация); 2) многополюсная структура с новыми участниками (Китай, Индия, исламский мир); 3) всемирная демократия, пока символически воплощенная в ООН.
Господство США базируется на экономическом контроле. По мере глобализации эта форма контроля выхолащивается. Американский капитал приобрел транснациональный характер и господствует в равной мере и над США — вопрос о господстве переходит совсем в иное измерение. Помимо борьбы за господство в мире, глобализация ставит вопросы культурной интеграции — то есть каким быть миру. Американизация мира вызывает инстинктивное противостояние. На Периферии усиливается влияние ислама, который становится все более привлекательным для «угнетенных» (в том числе и на внутренней периферии) своею воинственностью. Оппозиция всемирному проекту «Америка» сильна и в самих США — «Левая радуга» терпеть не может свой американский образ жизни. Правые либертарии проповедуют американский изоляционизм: военные вмешательства обходятся дорого и, как правило, бесперспективны; «новая» высокотехнологичная экономика не требует «эксплуатируемых» масс периода модерна, впряженных в колесницу капитала, — для нее скорее характерно стремление избавиться от этих масс как от обузы, закрыться в своем богатом «гетто». Поэтому в США громко звучат призывы о дезертирстве из ООН. События 11 сентября 2001 года перевели вопрос о геостратегическом господстве США в иную плоскость, но не изменили самой парадоксальности вопроса о необходимости такого господства.
В проекте, связанном с ООН, сильны антиамериканские элементы. Этот проект выдвинут странами с сильной социалистической традицией (от Швеции до Бразилии) на основе глобализации по европейскому образцу — за этой доктриной стоит интеллектуальная левая группа ЕС, базирующаяся на геополитической структуре Евросоюза. Проект предполагает создание бюджета ООН на основе «налога Тобина» (на международные финансовые трансакции), международного парламента, советов экономической, культурной и финансовой безопасности. Отношение к суверенитету — в духе «доктрины Брежнева», что вряд ли устроит такие страны, как США, привыкшие к двойным стандартам в этом вопросе.
Многополюсная структура может возникнуть в процессе противостояния американскому господству, но вариант этот пока носит чисто теоретический характер. Наиболее вероятен вариант американского господства, который и осуществляется в ходе глобализации по-американски.
На формирование мирового порядка определенное влияние должны оказать такие «квазимасонские» центры, как «большая восьмерка» (G8), Давосский форум, Билдербергская VIP-группа.
В таком геостратегическом океане плавает фактически неуправляемое гигантское физическое, но ставшее ничтожным в геоэкономическом и геостратегическом плане пространство России.
Российское пространство
История человечества убедительно подтвердила справедливость формулы, выведенной основоположниками марксизма: каждый новый общественный строй побеждает старый, лишь обеспечив более высокую производительность труда. При реальном социализме производительность труда была в несколько раз ниже западной, и такой строй оказался обречен. Уже за первые несколько лет «рыночных» реформ производительность упала еще в 2—3 раза (сейчас она в 8—10 раз меньше, чем в США), и по этому показателю страна скатилась в «третий мир». Если такая тенденция продолжится, России грозит архаика премодерна.
В современной России происходит чисто внешнее соединение различных элементов либерализма, социализма и консерватизма, используемое для достижения сиюминутных целей, соответствующих социальной и политической конъюнктуре. Стратегическое планирование в социально-экономической сфере отсутствует.
Существовавший на протяжении 1990-х годов строй, связанный с именем Б. Ельцина, не создавал условий, необходимых для капиталистической эксплуатации ресурсов страны. За ширмой либеральной доктрины обеспечивались лишь условия для разграбления этих ресурсов прослойкой лиц, оказывавших влияние на государственное управление и являвшихся социальной опорой строя. К этой прослойке относились: бюрократия высшего и среднего звена; влиятельные бизнесмены и криминальные авторитеты, обязанные своим положением связям в госаппарате; высокооплачиваемые профессионалы, обслуживавшие потребности первых двух групп господствующего класса (от политтехнологов до дорогостоящих проституток).
Главные пути обогащения такой прослойки, при всем их технологическом многообразии, сводились к следующим основным источникам:
— расхищение и продажа ценностей, накопленных в период существования СССР;
— хищение зарубежных кредитов и помощи;
— присвоение основной части выручки работающих предприятий без инвестирования в их деятельность, то есть ее «проедание».
Такие источники обогащения господствующего класса позволяют назвать этот класс классом «паразитов», а существовавший строй — «паразитическим», не имеющим никакого отношения к капитализму. Ни один из указанных источников обогащения не относится к возобновляемым, а поэтому уже ко второй половине 1990-х годов большая часть экономического потенциала страны была безвозвратно разграблена. Экономика была превращена в обглоданный хищниками скелет животного, который уже не мог служить даже залогом при зарубежном кредитовании.
Интересно отметить, что «план разграбления» России предлагался еще Л. Троцким на XII съезде партии. Однако «маленькая» разница состоит в том, что это предложение имело целью создать ресурс для осуществления революции в Европе.
Сейчас в России 75 процентов доходов имеют рентное происхождение, 20 процентов приходятся на долю капитала и лишь 5 процентов — на долю труда. На рентную составляющую приходятся 45—60 миллиардов долларов в год, которые формируют «теневой» поток финансовых ресурсов, оседающий в «теневом» бизнесе, оффшорных зонах и криминальных структурах
8.
Народ как общность создает коллективные фантомы — например «светлого будущего коммунизма». Такие фантомы — одна из основных движущих сил истории. СССР был сокрушен слиянием фантомов «демократия» и «рынок». Эти фантомы, мощные по своему реальному содержательному наполнению, были полностью дискредитированы ельцинским режимом, и ничего нового пока не предложено. Общество, лишенное иллюзий, обречено на деградацию, массовое шкурничество и уныние. «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой». Сон может быть и суровым, но бодрящим, объединяющим народ. Нет пока такого безумца. Народ находится в состоянии, характеризуемом известным в психологии феноменом «вареной лягушки»: когда лягушку бросают в кипяток, то она выскакивает; если же ее постепенно нагревают, то она адаптируется и спокойно может свариться.
Кризис «паразитического» строя быстро нарастал и завершился коллапсом в августе 1998 года. Если бы не действовал феномен «вареной лягушки», то развитие событий могло привести к силовой ликвидации ельцинского режима (по аргентинскому варианту декабря 2001 года). Но феномен сработал, и этот коллапс создал условия для возникновения «тихой» капиталистической революции. В стране возникли условия для формирования нового строя, новой экономической системы, в рамках которой происходит переход от расхищения ресурсов к их капиталистической эксплуатации. Источник расхищения иссяк, и наиболее дальновидные «паразиты» уже с середины 1990-х перешли к инвестированию части наворованных средств в производство, чтобы далее извлекать прибыль нормальным капиталистическим способом за счет прибавочной стоимости.
В настоящее время «тихая» капиталистическая революция входит в решающую стадию: образуется капитализм в его специфически российской форме, ассоциируемой с именем В. Путина, хотя последний вряд ли уже владеет контрольным пакетом акций «Корпорации Россия» (в отличие от Б. Ельцина, таким пакетом владевшего). Главная задача нового экономического строя — обеспечение капиталистической эксплуатации господствующим классом еще оставшихся в России ресурсов, прежде всего человеческих, что потребует развития структур рынка и условий инвестиционной деятельности.
В «паразитический» период главным врагом нормальной экономики был чиновник, делавший все возможное для ее разграбления. Поэтому первейшая задача нового строя — упорядочение госуправления и введение коррупции в рамки, не создающие угрозы для общества. В результате коррумпированное чиновничество должно перестать быть главной социальной опорой режима. Его представители, наворовавшие значительные средства в ельцинский период, должны будут инвестировать их в легальный бизнес и пополнить ряды капиталистов — единственного нового правящего класса. Этот класс вырос на базе паразитической системы, и ему присущи основные черты азиатского капитализма — прежде всего переплетение власти и крупного бизнеса.
По-видимому, в экономике страны будет доминировать несколько десятков крупных корпораций (в том числе и ТНК), в интересах которых и будет строиться вся государственная политика. Становление нормального капиталистического уклада будет происходить в ходе борьбы между новой капиталистической элитой и той частью класса «паразитов», которые не желают вставать на путь капиталистического ведения хозяйства. Капиталистические силы в нашем обществе олицетворяются В. Путиным. Паразитические — «семьей». Пока капиталистические силы не выиграли борьбу окончательно, но дни «паразитов» сочтены, хотя возможны любые временные рецидивы, так как рука «семьи» еще достаточно сильна, что и наблюдается в форме кланового противоборства и продолжающегося вывоза капитала — в среднем в объеме 30 миллиардов долларов в год.
В России любая формация с течением времени вырождается в монархию, имеющую двор со своими интригами. Живучими на Руси оказывались те правители, которые умели поддерживать клановый консенсус, иначе их ждала судьба Павла I. Исключением был И. Сталин, который своим фирменным методом «умиротворял» элиты. Такое положение, вероятно, естественно для России — большой, малонаселенной (притом неравномерно) северной страны со слабо развитыми коммуникациями. Эти условия не способствуют развитию демократии, если основные полномочия не переданы на региональный уровень, но в последнем случае Центр приобретает чисто рамочный характер.
Новый режим получит широкую базу поддержки в обществе от капиталистов всех уровней до «новых средних» русских, число которых уже составляет 15—20 процентов активного населения. Подобная численность формально соответствует положению в США начала 1960-х, когда собственно и началось формирование «общества процветания». Обладая необходимой общественной поддержкой, новый режим в скором времени будет готов отбросить многие внешние атрибуты демократии и политического либерализма. Будут проведены (и они уже начаты) многие непопулярные преобразования, связанные с отменой социальных гарантий, различных льгот и ограничением прав трудящихся.
Новая капиталистическая элита начала создавать подконтрольную себе политическую партию («Единая Россия»). При соответствующих финансовых вливаниях и организационных усилиях это политическое образование за несколько лет может превратиться в разветвленную сеть, участие в которой будет гарантировать политико-экономическое влияние. Будут развиты меры по формированию номенклатуры, обслуживающей интересы господствующего класса капиталистов. Оппозиционным партиям будет придана чисто декоративная роль. Маловероятно, чтобы в настоящее время их идеология могла измениться так, дабы стать привлекательной более чем для 20—25 процентов общества. Повышения роли движения левого толка можно ожидать лет через 20—25, когда новый российский капитализм начнет исчерпывать внутренние резервы роста и в обществе созреет новый этап изменений. Такие резервы могут быть исчерпаны и быстрее, так как этот капитализм нацелен на формирование экономики спроса, не содержащей внутреннего импульса саморазвития.
Во внешнеполитической сфере у нового режима будут две основные задачи. Главная — создание благоприятных условий для развития национального капитала и его глобализации. Вторая (великодержавная), связанная с укреплением авторитета режима внутри страны, носит декоративный, второстепенный характер и направлена на внутреннюю аудиторию. Можно ожидать усиления интеграции в рамках СНГ и со странами Восточной Европы — в этом уже сегодня заинтересованы крупные российские корпорации. Созданы все условия для активизации политики Москвы на постсоветском пространстве, где также должна готовиться капиталистическая революция. Нужна осознанная стратегическая политика в отношении СНГ, но пока ее нет.
Существенно изменится и отношение Запада к России. Глобализация российской экономики пойдет прежде всего путем привязки ее к экономике Запада. Страна с такой экономикой, даже сильной, для Запада не опасна. Идеи апологетов «холодной войны», например З. Бжезинского, предлагающего рассматривать Россию как «геополитическую черную дыру», серьезными политиками Запада не рассматриваются. Кроме того, для западных экономистов очевидно, что ельцинское правление нанесло экономическому, военному и научно-техническому потенциалу России невосполнимый урон, она стала ничтожным соперником и вряд ли сможет изменить (к этому нет и волевых оснований) такое положение. Общая сумма потерь, понесенных российской экономикой только за первые четыре года реформ, оценивается в 3,5 триллиона долларов. Для сравнения: сумма потерь всего Советского Союза за четыре года Великой Отечественной войны составила 375 миллиардов долларов
9.
В течение последнего десятилетия было уничтожено российское великодержавие во всех его геополитических и духовных определениях прежде всего как равновеликая совокупному Западу политическая сила, а также как самостоятельный субъект истории. Россия утратила (без всяких к тому оснований) территории, делавшие ее державой, без которой, как говорил канцлер А. Безбородко, ни одна пушка в Европе не стреляла. Теперь (пример Югославии) стреляет кто хочет и когда хочет.
Трагические события в США 11 сентября 2001 года ускорили переориентацию Запада в отношении России. Любой вероятный сценарий успешного развития капиталистической экономики в России подразумевает расширение ее связей с Западом, раскрытие российского рынка и поля приложения инвестиций для Запада.
При положительном развитии такого сценария следует ожидать восстановления некоторой части научно-технического потенциала в прикладных областях, востребованных мировым рынком. Это восстановление скорее всего пойдет по транснациональному пути как инкорпорирование в мировую инновационную систему
10. Каких-либо радужных ожиданий выхода науки из состояния функционального кризиса нет.
Несмотря на глубокие остаточные паразитические явления, смена режима снимет негативные политические факторы, вызвавшие крах российской экономики, — не будут целенаправленно создаваться условия для развития коррупции, расхищения общенациональной собственности и подавления производства. Тем не менее успешное развитие российского капитализма связано с преодолением целого ряда экономических «ловушек» и парадоксов, возникших в последнее десятилетие.
Ловушки и парадоксы
Это, прежде всего,
низкий уровень производительности экономики, а следовательно, и ее низкая конкурентоспособность, не позволяющая противостоять импорту и масштабно осваивать внешние рынки. Производительность (эффективность) определяется как отношение результата хозяйственной деятельности (оборот, добавленная стоимость, прибыль и т. д.) к затраченным на нее ресурсам (труд, капитал, энергия и т. д.). Уменьшение знаменателя связано с повышением качества рабочей силы, производительности каждого рабочего места, внедрением практик «новой экономики» и энергосберегающих технологий, с повышением производительности капитала (доступность кредита, дифференцированное налогообложение, капитализация компаний). Производительность капитала через капитализацию компаний влияет и на числитель — компания, помимо добавленной стоимости и прибыли, должна производить и свою капитальную стоимость. Увеличение числителя связано, прежде всего, с действиями государства, обеспечивающими контекст рыночной самоорганизации (надлежащий уровень конкуренции, дополнительные возможности привлечения капитала и т. д.). Другая важнейшая сторона такого увеличения — правильный выбор стратегических зон хозяйствования, как массового, так и уникального спроса.
Наконец, главнейший фактор повышения производительности — стимулирование инновационного потока. Последний ведет к формированию экономики предложения, которая и обеспечивает контекст самоорганизации роста производительности.
Проблема отсутствия инвестиций связана с непониманием характера капиталистического хозяйства, основанного на кредите и капитализации. Как возможность получения кредита, так и уровень капитализации определяются ожиданиями стоимости, которую фирма создаст в будущем, то есть деньги, выданные в кредит и уплаченные за акции, представляют собой хорошо рассчитанную по рискам финансовую пирамиду. На основе таких финансовых пирамид и создавались экономические «чудеса» последнего времени — японское, корейское, тайваньское и т. д. Поэтому инвестиции — это не деньги «в чулках» домохозяек и не собственные средства предприятий, а те средства, которые можно «напечатать» или привлечь от прямых инвесторов или на фондовом рынке. Внешних инвестиций не будет до тех пор, пока в обиходе правительства существует понятие «девальвация». Серьезные инвесторы не будут вкладывать деньги в страну, которая считает возможным использовать курс своей валюты как инструмент оперативного регулирования.
Что касается капитализации российской экономики, то на этом поле игровых действий фактически не велось. Например, новое руководство «Газпрома» предполагает примерно за десять лет довести капитализацию своей компании до 200 миллиардов долларов (сейчас — 14 миллиардов долларов)
11, то есть каждый год будет приносить 18 миллиардов долларов инвестиций. И это только одна компания. Таким образом, следует говорить не об отсутствии инвестиционных ресурсов, а об отсутствии условий для их прибыльного использования — количество высокорентабельных проектов ничтожно. В 2000—2001 годах инвестиционный рост наблюдался только в экспортоориентированных отраслях: 60 процентов инвестиций пришлось на ТЭК, в основном за счет собственных средств предприятий. Низкая оплата труда и отсутствие мотиваций к повышению производительности не создают стимулов для инвестиционных проектов.
Институциональная ловушка. Отношения между рыночными агентами в России носят не правовой контрактный характер, а неформальный, организуемый по неписаным договоренностям. В мутной среде таких отношений плавают все: мелкие, крупные и сверхкрупные предприятия. Если неформальные отношения остановить, то будет парализовано функционирование всего хозяйства. Невозможны ни запрет действующих неформальных правил игры, ни их доминирование
12. Многие законы в виду либо их неэффективности, либо мутности лишь способствуют укреплению неформальных отношений. Достаточно упомянуть закон о банкротстве, способствующий черному переделу собственности: 30 процентов банкротств — заказные. Обанкротить можно любое, даже самое успешное предприятие. Преднамеренные банкротства стали выгодной формой бизнеса.
Ценовая ловушка. Опережающий рост внутренних цен на продукты и услуги естественных монополий становится главным тормозом в развитии отечественного производства. По мере приближения этих цен к мировым, вся российская продукция станет неконкурентоспособной.
Зарплатная ловушка. Низкий уровень зарплаты — важный элемент конкурентоспособности российских товаров. За счет этого Россия и выживала в 1992—2000 годах. Удельная оплата труда на доллар конечной продукции в России (2000 год) в 16—17 раз меньше, чем в США. В то же время низкая зарплата дважды бьет по экономике: она ограничивает расширение внутреннего рынка, необходимого для экономического роста, и порождает технический застой, так как модернизационные проекты обеспечивают несущественную экономию на зарплате и инвестиции в них оказываются нерентабельными.
Диспаритетность экономики, выражающаяся практически в том, что цена, по которой конечный потребитель, в том числе розничный, покупает тот или иной товар, в несколько раз превышает цену непосредственного производителя. Этот разрыв по всему товарообороту достигает пятикратной величины, а по сельхозпродуктам — даже семикратной. Такое положение определяется гигантской цепью посредников — «продавцов воздуха» и создает условия неэквивалентного обмена, противоречащего самой сути рыночной экономики. Наиболее радикальный путь ликвидации посредников — переход к web-практикам «новой экономики», которая способствует установлению равновесия на рынке, но эти практики требуют полной прозрачности бизнеса, что не соответствует российским реалиям.
Проблема «двух народов». Исследование экономической структуры общества
13 показывает, что население России разделено на два обособленных народа: «новые бедные» и «новые богатые». Если зависимость количества домохозяйств от ликвидных накоплений имеет один максимум («горб») — в стране живет один народ, а максимум распределения соответствует среднему классу, который выступает гарантом стабильности общества и является основным потребителем производимых товаров. «Двугорбый» характер распределения характерен для самых отсталых стран. Два народа пользуются одной территорией и внешне остаются в рамках одной культуры, но при этом имеют совершенно разные жизненные установки, цели, мораль и виды на будущее как своих семей, так и всей страны. Структура российского общества сильно поляризована: 70 процентов населения обладают менее чем 10 процентами накоплений, а 0,2 процента — 70 процентами национальных богатств. Возникшая за период «позитивных трансформаций» дифференциация доходов не имеет прецедента в развитых странах за всю историю цивилизации Нового времени.
При «одногорбом» распределении ясна регулирующая роль государства — корректировка краев распределения, то есть социальная поддержка неимущих и ограничение доходов сверхбогатых. При бимодальном распределении «нормальное» государство должно стремиться изменить социальное пространство и ликвидировать «двугорбость». Если в государстве действует власть меньшинства, то бимодальность продолжает культивироваться, создавая предпосылки социальной напряженности и образуя систему лишь с локальной устойчивостью в условиях глобальной неустойчивости.
Парадокс малого предпринимательства. В России фактически отсутствует малый бизнес. Парадокс состоит в том, что существует малое предпринимательство, предприниматели, госорганизации поддержки, а вот самих малых предприятий фактически нет. Формально они представляют собой некие сообщества людей, зарегистрированные как предприятия, зарабатывающие деньги и платящие налоги. Но являются ли эти «предприятия» действительно предприятиями, то есть законченным организованным бизнесом, товаром, который можно продать как действующее образование? Сделки по купле-продаже малых предприятий единичны. Да и под предприятием в этих случаях подразумеваются только средства производства.
На Западе малые предприятия либо капитализированы и могут продаваться по законам фондового рынка, либо их реализацию осуществляет сеть специальных агентов. В России лишь одно агентство занимается подобными сделками
14, да и то практически не загружено в этой сфере деятельности. Эта ситуация связана с тем, что российские малые предприятия теряют «блеск в чужих руках», так как весь этот бизнес целиком завязан на личных неформальных отношениях хозяина с покупателями и поставщиками, местными властями и надзирающими органами, арендодателями, персоналом предприятия и т. д. Такие отношения просто не могут быть переданы (не говоря уже проданы) в процессе сделки купли-продажи. Кроме того, в малом бизнесе отсутствует объективная информация о его рентабельности, поскольку основные финансовые потоки спрятаны в «тень». Хозяева малых предприятий своим капиталом считают только средства производства, в лучшем случае думают о долгосрочной прибыли, но никакого интереса не проявляют к капитализации своих компаний.
Таким образом, в России прирост капитала в сфере малого бизнеса происходит только за счет его изнашивающихся физических составляющих, что естественно создает парадоксальную ситуацию в экономике этого бизнеса.
Фондовый рынок до сих пор практически не влияет на экономику страны, существуя как некая рыночная декорация. Капитализация российских компаний, даже таких гигантов, как ОАО «Газпром» (14 миллиардов долларов; а у его американского аналога «Exon Mobil» — 277 миллиардов долларов!) и РАО «ЕЭС России», занижена, что служит для инвесторов знаком слаборазвитости и бесперспективности экономики. Следствие — отсутствие инвестиционных вливаний в экономику за счет покупки акций. В 2000 году инвестиции за счет средств фондового рынка составили менее 1 процента общего объема инвестиций
15. Суммарная капитализация всех российских компаний составляет около 100 миллиардов долларов, то есть вся российская экономика стоит в 5,3 раза дешевле одной компании «General Electric». В развитых странах через финансовый рынок на предприятиях аккумулируется более 50 процентов инвестиционных ресурсов, а в Японии — даже 70 процентов.
На российском фондовом рынке доминирует нерезидент, и цены акций определяются не рациональными ожиданиями внутриполитической ситуации в стране и ценами на товары (например нефть), а исключительно настроением западных инвесторов. Иностранный инвестор привык к финансовой прозрачности компаний, акции которых он покупает. Такой прозрачностью российские компании не обладают, что и является главной причиной ничтожности отечественного фондового рынка. По той же причине акции российских компаний не получили распространения на международных рынках. Кроме того, в стране отсутствуют «длинные деньги» (например, пенсионные фонды, страховые компании), которые могли бы существенно повлиять на капитализацию компаний. «Длинные деньги» могли бы возникнуть за счет кредитной эмиссии под инвестиционные проекты — такой механизм не требует ожидания накоплений, но он пока не получил в России распространения, так как отсутствует механизм, обеспечивающий трансформацию денег, инвестируемых на фондовом рынке, в рабочие капиталы компаний. Последнее — лишь частный случай проблемы мобилизации внутреннего финансового потенциала (поступление валюты, остатки средств коммерческих банков на корсчетах в ЦБ, личные сбережения граждан) для обеспечения промышленного роста через инвестиции.
Экономическое образование осуществляется в основном в духе ортодоксии неоклассической теории, которая неадекватно описывает особенности технологически прогрессирующей рыночной экономики и не оказывает никакого влияния на формирование реального бизнеса. Обученные таким образом экономисты принимают за истину в последней инстанции рекомендации МВФ и доводят экономику страны до краха. Эта же ортодоксия препятствует развитию в стране передовых финансовых технологий, таких, как инвестиционная эмиссия.
Ортодоксии противостоит эволюционная экономическая теория, рассматривающая экономическое развитие как необратимый процесс нарастания сложности и продуктивности производства за счет периодически повторяющейся смены технологий, видов продукции, организаций и институтов
16. Именно эта теория нужна бизнесу постиндустриального общества, где приходится проводить прикладной эволюционный анализ.
В значительной мере экономическое образование направлено не на воспитание мировоззрения хозяина, а на культивирование мировоззрения экономики клерков. Следует отметить, что российская, как и вся сегодняшняя мировая экономическая наука испытывает архетипический эффект «дохлой рыбы».
Содержание раздела