Ревность
И у них есть чувство защищенности, которое необходимо, если дело доходит до настоящих проблем ухода за младенцем. Я знаю, что большинство матерей именно такие, как те, которых мы слушали, но мне хотелось бы привлечь внимание к тому, что они счастливы. Отчасти, потому, что мы теряем нечто, когда воспринимаем благополучие как должное, а отчасти потому что думаю о всех тех слушавших нас матерях, которые несвободны, несчастливы, разочарованы и не добились успеха; потому что каждая искренне хочет преуспеть в жизни. После такого вступления я напомню вам те три стадии, которые выделил в прошлый раз.
Сначала, сказал я, вы оказываетесь участником процесса, в котором фактически действуете как лицо, целиком ответственное за защиту младенца. Затем приходит время, когда можно сказать нельзя, а затем и время объяснений. Об этой первой стадии, в которой вы полностью ответственны, я хотел бы сказать несколько слов. Через несколько месяцев вы с полным правом сможете говорить, что никогда, ни единого раза, не подвели по большому счету своего ребенка, хотя, конечно, вам приходилось быть неприятной персоной, потому что вы не могли, да и никто не мог бы удовлетворить все нужды младенца - хорошо, что этого и не требовалось.
На этой стадии нет никакого нельзя; и я напомнил вам, что эта стадия перекрывается с последующими; она длится и длится, вплоть до той поры, когда ваш ребенок становится взрослым, не зависимым от семейного контроля. Вы можете делать ужасные вещи, но я не думаю, что вы когда-нибудь по-настоящему подведете ребенка, по крайней мере, поскольку это будет зависеть от вас. На следующей стадии, которую я назвал второй, начинает появляться нельзя. Вы передаете нельзя так или иначе.
Возможно, вы просто скажете бяка. А может быть, сморщите нос или нахмурите брови.
Может быть, хорошим вариантом окажется и нельзя, если только ребенок не глухой. Я думаю, что если вы счастливы, то иметь дело с этим нельзя будет просто, если вы подойдете к нему прагматически, устанавливая способ существования, согласующийся с вашим, и с миром вокруг.
Несчастливые матери, из-за собственной неудовлетворенности, могут перебарщивать с нежной заботой о ребенке, и иногда они говорят нельзя только потому, что нервничают, но тут уж ничего не поделать. А за этим следует третья стадия, которую я назвал стадией объяснений.
Для некоторых оказывается огромным облегчением, что наконец-то можно говорить и надеяться быть понятым, но я могу утверждать, что основа всего, конечно, закладывается раньше. Мне хотелось бы напомнить вам то место дискуссии, в котором мама говорит, что вводила нельзя по одному. Я думаю, дело в том, что она сама совершенно ясно представляла себе, что можно позволить и чего нельзя.
Если бы она сама путалась в этом, ребенок бы лишился чего-то ценного. Послушайте снова этот фрагмент: МАМЫ: - Я думаю, все дело в том, что не должно быть слишком много таких вещей, о которых вы говорите: Нет, нельзя.
Я хочу сказать, когда наш первый ребенок был очень мал, было две вещи, про которые говорилось нельзя. Во-первых, растения, которые стояли у нас в гостиной... Мы не хотели, чтобы их таскали туда-сюда. А во-вторых, электрические провода, которые висели у нас повсюду.
Об этом мы говорили нельзя; а остальное - ну, если было что-то такое, что она могла повредить, мы убирали от нее подальше. - Это самое мудрое... (Говорят одновременно) - Это всегда было нельзя. А остальное - не было. Поэтому, когда говорилось новое нельзя про что-нибудь, хотя вы и знали, что это за пределами ее понимания, она не протестовала. - Я начала делать то же и с моей, и тоже успешно... Дональд Вудс Винникотт: Итак, здесь говорится о том, как матери приспособиться к тому, что младенцу необходимо несложное начало чего-то такого, что должно становиться все сложнее и сложнее.
У ребенка вначале было всего два нельзя, потом, без сомнения, добавились и другие, и дело обошлось без ненужной путаницы. Теперь давайте вспомним, как было использовано слово еще до того, как могли быть даны объяснения. В этом отрывке слово горячо помещает нас как раз между второй и третьей стадиями, как я их назвал. МАМЫ: - Даже когда они буквально сжигают себе пальцы? - Не знаю...
Допустим, это уже слишком, но пусть они зайдут достаточно далеко и поймут, что это горячо и может стать больно... И потом, они могут знать из другого опыта, что такое горячо. - Да, мне повезло; мой ребенок как-то дотронулся до сушилки в ванной, она была горячая, и он обжегся, а я сказала горячо... - Мой второй ребенок, если делает что-то и ему становится больно, он понимает, по крайней мере, я думаю, что понимает, почему больно... Но на следующий день он идет и делает в точности то же самое... - Я уверена, здесь все дело в темпераменте. Моя первая дочка набрала полный рот горячего бекона, когда ей было примерно восемнадцать месяцев.
Я сказала горячо, и не думаю, что с тех пор она хоть раз обожглась. Потому что она знает, что такое горячо. У нее масса воображения, и к тому же она не на шутку испугалась. Но вторая девочка совсем другая.
Ей пришлось снова и снова набивать полный рот горячего бекона... - Существуют также вещи, которые нельзя делать не из-за того, что дети могут причинить себе вред. Например, автоматическая газовая плита. Все, что требуется сделать ребенку - это повернуть ручку... Ну, зажигается газ, с ребенком ничего особенного не случилось, но это может причинить большой ущерб всему, что находится на плите.
Он знает, что этого делать нельзя, и качает головой, когда это делает... (Смех) - Ну, разве тут не самый подходящий момент для хорошего шлепка? Дональд Вудс Винникотт: ...Ну, возможно, и подходящий. Вообще, из того, как они говорят, можно увидеть, что все важное приходит с жизненным опытом, от случая к случаю. Нет никаких уроков и нет установленного времени для обучения.
Обучение происходит постольку, поскольку люди, которых это касается, оказываются вовлеченными в действие. Я хочу, однако, повторить, ничто не может освободить мать маленького ребенка от вечной бдительности. МАМЫ: - Ну, хорошо, вот вы приходите домой из магазина, а ребенок возьмет пакет с рисом - если вы по глупости оставили его не там - и рассыплет его по всему полу... (Смех) Это не ребенок гадкий, это вы сделали глупость... Я имею в виду, если мой ребенок такое сделает, я понимаю, что чем быстрее мы перейдем в песочницу, где - вы понимаете - она сможет рассыпать сколько ей угодно, тем будет лучше.
Дональд Вудс Винникотт: Да, рис был рассыпан по ее вине, разве нет? Однако, я подозреваю, она была рассержена! Подчас это просто вопрос архитектуры, расположения комнат или наличия стеклянной панели в двери между кухней и детской. МАМЫ: - Нам повезло.
Наша столовая сообщается с кухней, и дети используют столовую для игр, а я пытаюсь удержать их там. Но я не закрываю дверь. И если они знают, что я рядом, и могут меня увидеть, если захотят, они почти все время остаются в столовой. - А сколько им? - О, так было с самого раннего возраста, с года или около того, как только они вышли из манежа.
Они приходили повидать меня, заглядывали в дверь, а затем снова уходили к себе, к своим игрушкам и делам. Дональд Вудс Винникотт: Да, ей повезло, не правда ли, с планировкой квартиры? А затем мы слышим о том напряжении, которое вечная бдительность возлагает на матерей.
Это особенно верно, я думаю, если женщина перед тем, как выйти замуж, имела постоянную работу и испытывала то удовлетворение, которое работа приносит большинству мужчин. Они могут сконцентрироваться, а придя домой, расслабиться.
Разве это не несправедливость нашего мира по отношению к женщине? Давайте послушаем, что наша группа говорит об этом. МАМЫ: - Вы не считаете, что эта постоянная бдительность, необходимость находить отвлечения, постоянные напоминания и так далее - самая утомительная вещь на свете? - Да... (Говорят одновременно) - Кроме того, это проблема со временем.
Вы пытаетесь делать слишком много дел сразу. Вы готовите, может быть, кипятите пеленки, кто-то стучится в дверь...
Неожиданно вы поворачиваетесь и видите, что ваш ребенок играет с ручками плиты, а может быть, пытается включить электрокамин, который вы забыли убрать прошлой ночью... Такие вещи часто случаются - вы просто не в состоянии подумать обо всем наперед.
Дональд Вудс Винникотт: Нет, конечно, это невозможно. К счастью, вечная бдительность вовсе не вечна, хотя ощущается именно так. Она длится ограниченное время - для каждого ребенка.
Очень скоро он уже не младенец, потом идет в школу, и тогда уже бдительность разделяется отчасти с учителями. Однако нельзя остается важным словом в лексиконе родителей, и запрещение остается важной частью того, что мамам и папам приходится продолжать делать до тех пор, пока каждый ребенок, своим собственным путем, не вырвется из-под родительской опеки и не найдет свой собственный способ бытия. Но в нашей беседе еще есть важные моменты, которых я не успел коснуться, поэтому я рад возможности продолжить разговор на следующей неделе. * * * Сегодня я продолжу обсуждение слова нет применительно к уходу за младенцем и ребенком. Я буду делать то же, что и раньше, и говорить о трех стадиях, потому что это удобный способ развития темы: когда, как и зачем говорить нет.
Я хочу снова описать все три стадии, но несколько другим языком, так что в определенном смысле не имеет значения, если вы не слушали меня на прошлой неделе или успели все позабыть. Я говорил, что эти стадии перекрываются. Первая стадия не заканчивается, когда начинается вторая, и так далее.
Первая идет перед тем, как вы начинаете говорить нет. Ребенок еще не понимает, и за все отвечаете вы, и так должно быть. Вы принимаете всю полноту ответственности, и эта ответственность уменьшается, но не оканчивается до тех пор, пока ребенок не становится взрослым и, так сказать, отпадает необходимость контроля, который обеспечивает семья.
То, что я назвал первой стадией, относится, на самом деле, к позиции родителей, и отец (если он существует и находится рядом) вскоре принимает участие в формировании и поддержании этой родительской позиции. Я перейду к следующим двум стадиям позже; они имеют отношение к словам, а первая вообще не имеет ничего общего со словами.
Итак, сначала мать, а потом оба родителя ставят себе задачей следить за тем, чтобы не происходило ничего непредвиденного. Они могут делать это произвольно, но в основном контроль осуществляет само их тело. Это цельная модель поведения, которая отражает их внутреннюю установку. Младенец чувствует защищенность и впитывает материнскую уверенность в себе точно так же, как молоко.
Все это время родители говорят нет внешнему миру: Нет, сюда нельзя, держись подальше от нашей территории; у нас здесь - существо, которое мы защищаем, и мы никого не пропустим за барьер. Если родитель пугается, то что-то проникает за барьер, и ребенку больно, точно так же, как если бы ужасный шум проник внутрь и причинил младенцу невыносимые мучения. Во время воздушных налетов дети не боялись бомб, но на них немедленно действовала паника, которой поддавались матери. Но большинство младенцев проходят сквозь первые месяцы жизни, ни разу не пострадав от чего-либо подобного, и когда, в конце концов, внешний мир должен сломать эти барьеры, ребенок уже развивает способы обращения с неожиданным, и даже начинает приобретать способность предвидения.
Мы могли бы поговорить о различных защитах, которые имеются в распоряжении развивающегося ребенка, но это уже совсем другая тема. От этой ранней фазы, в которой предполагается, что за все отвечаете вы, происходит чувство родительской ответственности - именно то, что отличает родителей от детей и что, возможно, делает чепухой все те игры, в которые любят играть некоторые люди, когда мама и папа пытаются быть просто приятелями для своих детей.
Но матерям требуется способ дать понять младенцам, от каких опасностей они их защищают. Им необходимо и понимание того, как их поведение влияет на материнскую любовь и приязнь.
Так что приходит время говорить нельзя. Теперь мы видим начало второй стадии, когда вместо того, чтобы говорить нет окружающему миру, мать говорит нет своему ребенку. Об этом было принято говорить как о введении принципа реальности, но как это назвать, неважно; мать и ее муж постепенно представляют младенца реальности и реальность - младенцу. Одним из путей может служить запрещение.
Вам, наверное, приятно услышать, что нет - один путь, так как запрещение - только один из двух путей. Базисом для нет служит да. Некоторые дети получают воспитание в базисе нет. Мать, возможно, думает, что ключом к безопасности могут служить только ее указания на бесчисленные опасные ситуации.
Но жалко, когда ребенок знакомится с миром таким способом. Очень многие дети могут использовать другой метод. Их расширяющийся мир связан с растущим числом разного рода объектов, о которых мать находит возможным сказать да.
Развитие ребенка в этом случае больше связано с тем, что мать позволяет, чем с запрещением. Да образует основу, к которой добавляется нет. Конечно, это не исчерпывает всего, что происходит.
Это вопрос, следует ли развитие младенца в основном той или другой линии. Дети с ранних дней могут быть чрезвычайно подозрительными.
Я должен напомнить, что они бывают самыми разными. Но большинство способны доверять своим матерям, по крайней мере, некоторое время. В целом они тянутся к вещам и пище, которые, как они знают, мать одобряет.
Разве не верно, что первая стадия - одно большое да? Это да, потому что вы никогда не разочаровываете младенца. Вы никогда не допустите настоящей ошибки в выполнении своей глобальной задачи. Это огромное невысказанное да, и оно образует твердый базис для существования ребенка в мире.
Я знаю, на деле все сложнее, чем я описываю. Скоро каждый ребенок становится агрессивным и приобретает разрушительные мысли, и простое доверие ребенка к матери нарушается, а временами она вообще не настроена дружелюбно по отношению к ребенку, хотя и остается собой. Но нам нет нужды вдаваться здесь в детали такого рода, потому что обнаруживается масса такого, над чем стоит подумать, если представить себе, каким сложным быстро становится мир ребенка со стороны внешней реальности.
Например, у мамы один набор не смей, а у помогающей ей бабушки другой, а может быть, есть еще и няня. Мамы, кроме того, вовсе не являются учеными; у них могут быть любые суеверия, ни на чем не основанные.
Иная мама, например, боится, что все зеленое ядовито, поэтому его нельзя брать в рот. Как ребенок поймет, что зеленый предмет - отрава, а желтый - превосходен? А что, если он не различает цвета?
Я знаю младенца, за которым ухаживали два человека, один левша, а другой правша, и это было уже слишком. Поэтому мы ждем осложнений.
Но младенцы каким-то образом проходят через все это; они достигают третьей стадии - объяснения. Тогда они могут черпать мудрость из нашей сокровищницы знаний; они могут учиться тому, что мы, как нам кажется, знаем, но самое важное, что они вот-вот смогут не соглашаться с нашими аргументами. Подытоживая все сказанное на этот раз, скажу, что поначалу речь идет об уходе за младенцем и его зависимости от матери, о чем-то вроде веры. Потом это становится вопросом морали; приходится пользоваться материнской версией морали, пока ребенок не разовьет личное моральное чувство.
А потом, с объяснениями, возникает наконец основа для понимания, а понимание - это наука и философия. Разве не интересно видеть начало таких великих вещей уже на самых ранних стадиях развития человека? Еще несколько слов относительно материнского нельзя или нет. Не является ли оно первым знаком отца?
Отчасти отцы похожи на матерей и могут ухаживать за ребенком и вообще выполнять массу женской работы. Но, мне кажется, как отцы они появляются на горизонте младенца в виде той жесткой части матери, которая позволяет ей говорить нет и настаивать на этом.
Постепенно, если все складывается благоприятно, этот принцип нет становится воплощенным в самом человеке - Папе, которого любят, и даже уважают, и который может отвесить при случае шлепок-другой, ничего при этом не теряя. Но он должен заслужить свое право шлепать, если собирается это делать - тем, что находится рядом и не принимает сторону ребенка против матери.
Поначалу вам может не понравиться идея воплощения нет, но, возможно, вы поймете, что я имею в виду, если я напомню, что маленькие дети любят, когда им говорят нет. Они не хотят играть только мягкими игрушками.
Им нравятся камни, палки и жесткий пол; нравится, когда им говорят, что пора слезать, не меньше, чем сидеть на руках. (1960)
Ревность
Ревность Что вы думаете о ревности? Хорошо это или плохо?
Нормально или ненормально? Было бы полезно, слушая беседу матерей, держать в уме все эти вопросы, когда будет описываться какое-то проявление ревности. Является ли оно тем, чего следует ожидать, или что-то где-то неправильно?
Думаю, ответ будет сложным, но нет смысла делать его сложнее, чем это необходимо, поэтому мы сначала поговорим о тех событиях, которые происходят в каждом доме. Я не побоюсь сказать заранее, что, по моему мнению, ревность - нормальное и здоровое явление. Ревность возникает оттого, что дети любят.
Если они не способны к любви, то не проявляют и ревности. Впоследствии мы рассмотрим и менее здоровые аспекты ревности, в особенности скрытого характера. Я думаю, вы увидите, что в рассказанных этими мамами историях ревность обычно приходит к естественному концу, хотя и может вновь возникать и опять пропадать. В конце концов здоровые дети становятся способными сказать, что ревнуют, и это дает им возможность обсудить, почему; это может немного помочь преодолению ревности.
Я думаю, главное, что можно увидеть в ревности - она представляет собой достижение в развитии младенца, указывая на способность любить. Дальнейшие достижения приносят ребенку способность переносить свою ревность. Первые зерна ревности образуются обычно вокруг рождения нового малыша, но хорошо известно, что ревности не избежать и при наличии в семье всего одного ребенка. Все, что отнимает у матери время, может вызывать ревность так же, как и новый младенец.
Я действительно считаю детей, столкнувшихся с ревностью и поладивших с ней, богаче в части личностного опыта. Это мое мнение, а теперь я предлагаю послушать некоторых матерей, отвечающих на вопросы и разговаривающих о ревности.
МАМЫ: - Миссис С., у вас, как я знаю, восемь детей. Случалось ли, что они ревновали друг к другу? - Двое или трое из них - да... Первому ребенку было пятнадцать месяцев, когда родился второй. Я кормила младенца, ему было около трех недель, а первый гладил его по голове и говорил ба-ба, и так нежно...
Я спросила: Да, разве он не чудо? - и в следующую минуту тон изменился, выражение изменилось... Он стукнул крошку по голове и снова сказал ба-ба...
И я начала понимать, что он не испытывает особого счастья от появления братика. А через неделю после этого я надевала шляпу, чтобы выйти на улицу, случайно взглянула в окно и увидела, что младенца вот-вот выбросят из коляски на дорожку.
Но я тут же все поменяла: посадила старшего на его старое место, а крошку с другой стороны... И так же поступала со всеми ними...
И конфликтов в коляске никогда не возникало. Они не любят, когда их выгоняют с их места. А тот ребенок - первый - устраивал сцены, ужасно кричал и топал ногами, я думаю, из-за крошки. - Он все еще ревнует? - Вовсе нет. Он начисто избавился от этого.
Он у нас старший и очень гордится остальными, но когда-то это было. - Миссис Л., а что происходило с вашими тремя? - Ну, старшему было два года, когда родился брат, и три с половиной, когда родилась сестра. Он был спокойным, счастливым ребенком... А когда впервые увидел брата, то просто не обратил никакого внимания.
Мы пытались подготовить его к этому событию; но он просто не понимал. - Конечно, я полагаю, он был слишком мал. - Слишком мал, чтобы понять. Его безразличие длилось неделю или две, а потом он вдруг увидел младенца в коляске...
А сам он не сидел там уже несколько месяцев, потому что стал уже слишком большим... И все же он горько заплакал. - А сколько тогда было крошке? - Около трех или четырех недель, а старший горько плакал... Я думаю, с этого все и началось. И после этого всегда, когда младенца переодевали, он тоже мгновенно становился мокрым или пачкался...
И исправился он очень нескоро... Это произошло только тогда, когда он стал старше и начал понимать. - Что случилось, когда родилась сестра? - Он всегда относился к ней с большой любовью и нежностью, и второй мальчик тоже. - А больше не было никаких неприятностей ни с чьей стороны? - Нет... Но позже, когда брат научился сидеть и реагировать, старший стал агрессивен. - Вы считали, что это было знаком ревности, или нет? - О да, безусловно. Однажды я застала его при попытке задушить брата в коляске...
И он относился к нему с совершенным презрением. И я боюсь, что мстила иногда за младенца, потому что просто не могла этого вынести. Но не думаю, что это было правильно.
Это совершенно не улучшило положения дел. Дональд Вудс Винникотт: Все это кажется мне повседневными семейными делами. Я напомню вам возраст этих детей, так как возраст определяет очень многое.
Ребенку, который во время кормления гладил брата по голове, а затем попытался выбросить его на дорогу, было пятнадцать месяцев, когда родился младенец. А потом был двухлетний ребенок, который поначалу казался индифферентным. Ему говорили, чего следует ожидать, но, возможно, он был не способен понять. Через три недели после рождения брата, увидев того в коляске, в которой раньше сидел сам, он горько заплакал.
Он, при доброжелательном отношении матери, преодолел это. Но позже, когда брат стал садиться и реагировать на окружающее, он стал агрессивным и презрительным, а однажды попытался задушить младенца в коляске. Только к четырем годам он сменил свое отношение на более дружелюбное.
Ни он, ни брат никогда не проявляли ревности к сестре. Вот еще фрагмент беседы. МАМЫ: - Миссис Т., как обстоит дело с ревностью среди ваших семерых детей? - Ну, единственная ревность, которую я заметила, была между девочками. - А сколько у вас девочек? - Всего две.
Понимаете - сначала мальчик, потом девочка, потом четыре мальчика и еще одна девочка. Джин все спрашивала, спрашивала и спрашивала, вы знаете: Когда же будет маленькая сестричка? Каждый раз это был мальчик, и она становилась раздражительной на день или два, но потом это проходило.
Ну, а потом она однажды пришла из школы и обнаружила, что у нее появилась маленькая сестричка... И поначалу она, казалось, трепетала от восторга.
Беда была в том, что я родила девочку 10-го, а 16-го Джин исполнялось семь лет - никаких гостей, конечно... Я не могла бы с этим справиться.
И вот около месяца Джин каждый вечер приходила из школы, пила чай и сразу уходила в постель, где выплакивала себе глаза. Мы ничего не могли с ней поделать, она не хотела слушать... Но я думала, что в конце концов она справилась с этим, что она пришла в себя. И вот вчера малютка лежала больная в кровати, и я попросила Джин, так кротко, как только могла: Джин, не принесешь ли ты мне ночную рубашку для Патриции?
И Джин отвернулась и сказала: Нет, с какой стати? Пусть пойдет и возьмет сама - она уже достаточно большая. - Она продолжает ревновать? - Да, похоже на то.
Но все было так мирно с тех пор, как Патриции исполнилось шесть недель. Сейчас ей уже два года, и внезапно все вернулось опять. Я могу только надеяться, что мы и теперь сможем избавиться от этого. - Джин не проявляет как-нибудь ревности к братьям? - Нет.
Дональд Вудс Винникотт: Сестренка Джин появилась на свет за неделю до ее седьмого дня рождения, и, когда из-за этого ей пришлось обойтись без праздничной вечеринки, она стала неистово ревновать.
