d9e5a92d

Стереотипы массового сознания о фемининности/маскулинности

В детском саду и в школе главные властные фигуры - опять-таки женщины. В официальных подростковых и юношеских организациях (пионерская организация, комсомол) тон задавали девочки (среди секретарей школьных комсомольских организаций они составляли три четверти).

Мальчики и юноши находили отдушину только в неформальных уличных компаниях и группах, где власть и символы были исключительно мужскими. Многие такие группы в России, как и на Западе, подчеркнуто мизогинны.
После женитьбы молодому мужчине приходится иметь дело с любящей, заботливой, но часто доминантной женой, которая, как некогда его мама, лучше него самого знает, как планировать семейный бюджет и что нужно для дома, для семьи. А в общественно-политической жизни все контролировалось властной материнской заботой КПСС.
Этот стиль социализации, несовместимый ни с индивидуальным человеческим достоинством, ни с традиционной моделью маскулинности, вызывал противоречивые психологические реакции.
На идеологическом уровне безотцовщина и тоска по мужскому началу способствовали трансформации образа отсутствующего реального отца в характерный для всякого тоталитарного сознания (так было и в нацистской Германии) мифологизированный унитарный образ Вождя, Отца и Учителя.
Несколько ниже располагаются идеализированные образы коллективной маскулинности, мужского (особенно воинского) товарищества и дружбы. Принадлежность к коллективному мужскому телу, сочетающая гомосоциальность с неосознанным гомоэротизмом, психологически компенсирует мужчине его слабость и несамостоятельность в качестве отдельного индивидуума: каков бы я ни был сам по себе, в рамках группового мы, мужики, я силен и непобедим.

Русский мужчина-конь скачет, скачет, его несет, он сам не понимает, куда он скачет, зачем и сколько времени он скачет. Он просто скачет себе и все, он в табуне, у него алиби: все скачут. и он тоже скачет6.
На бытовом уровне компенсация и гиперкомпенсация слабой маскулинности имеет несколько вариантов.
В одном случае это идентификация с традиционным образом сильного и агрессивного мужика, утверждающего себя пьянством, драками, жестокостью, членством в агрессивных мужских компаниях, социальным и сексуальным насилием.
Во втором случае покорность и покладистость в общественной жизни компенсируется жестокой тиранией дома, в семье, по отношению к жене и детям.
В третьем случае социальная пассивность и связанная с нею выученная беспомощность компенсируется бегством от личной ответственности в беззаботный игровой мир вечного мальчишества. Не выучившись в детстве самоуправлению и преодолению трудностей, такие мужчины навсегда отказываются от личной независимости, а вместе с нею - от ответственности, передоверяя социальную ответственность начальству, а семейную - жене.
Но при любом раскладе люди испытывают неудовлетворенность. Проблема феминизации мужчин и маскулинизации женщин появилась на страницах советской массовой прессы, начиная с моих статей в Литературной газете в 1970 г. С тех пор споры не затухали.

Женщины патетически вопрошают Где найти настоящего мужчину?, а мужчины сетуют на исчезновение женской ласки и нежности.
Широкий резонанс в обществе вызвала статья известного демографа Б. Ц. Урланиса Берегите мужчин, в которой автор, опираясь на данные медицинской статистики о повышенной детской смертности, меньшей продолжительности жизни, вредных привычках, алкоголизме, курении, траспортных происшествиях и рискованном поведении мужчин, убедительно показал, что мужчины - не сильный, а скорее слабый пол, требующий особой заботы и внимания.

Стереотипы массового сознания о фемининности/маскулинности


Представления советских людей об маскулинности и фемининности всегда оставались стереотипно-сексистскими. В анкете популярного еженедельника Неделя (1976), какие качества наиболее желательны для мужчин и для женщин, единственной общей для обоих полов чертой, вошедшей в пятерку важнейших, оказалась верность.

Ум, занявший в мужском наборе первое место, в женском идеале стоит где-то в хвосте. Первое место в образе идеальной женщины занимает женственность, а в мужском идеале за умом следует мужественность.

Характерно, что хотя все советские женщины работали, в наборе идеальных женских качеств нет ни одного, проявляющегося преимущественно в сфере труда.7 Говоря о желательных свойствах женщины, мужчины автоматически представляют себе возлюбленную, жену или мать, но никогда - товарища по работе.
Это имеет далеко идущие социально-психологические последствия. Судя по данным проведенного в 1991-92 гг. сравнительного исследования, россияне весьма гомосоциальны, уровень взаимпонимания и эмоциональной близости у российских мужчин и женщин ниже, чем у немцев, поляков, венгров и шведов.



Максимум понимания, эмоциональной близости и практической помощи у представителей собственного пола находят соответственно 77, 57 и 74 процента опрошенных мужчин.
По словам Марины Арутюнян, создается впечатление, что наши опрошенные нарисовали портрет двух в духовном и социальном отношении гомосексуальных (это явная опечатка или терминологическая неточность, речь идет не о гомосексуальности, а о гомосоциальности - И. К.) структур, где люди ориентированы на отношения доверия, понимания, поддержки, уважения, подражания, равно как и открытой осознанной борьбы преимущественно внутри собственного пола; взаимодействие же между полами в значительной мере построено для мужчин на восхищении, импульсах и эмоциональной поддержке, для женщин отчасти на потребности практической и эмоциональной поддержки со стороны мужчин8.
Крушение советской системы не изменило прежних стереотипов маскулинности*, но сделало их более артикулированными и разнообразными. Российская массовая культура, будь то реклама, кино или телевидение, является откровенно сексистской. Как замечает Алексей Юрчак, образы мужчины и женщины в большинстве рекламных роликов на наших телеэкранах не просто созданы разными средствами, но и наделены разными обязанностями, разными устремлениями в жизни, разной социальной силой.

Реклама излагает нам простым языком старый патриархальный миф о том, какими должны быть мужчина и женщина. Настоящий мужчина предстаёт личностью творческой, профессиональной, знающей, способной принимать решения и одерживать победы в одиночку. Его действия изменяют окружающий мир.

Он самодостаточен. Настоящая женщина, призвана сопровождать настоящего мужчину, являться дополнительной наградой за его победы. Она предстает в рекламе существом ограниченным, зависимым, домашним. Ей не надо быть умной и творческой личностью, а надо иметь пышные блестящие волосы, стройную фигуру, привлекательную походку.

А когда благодаря этим качествам мужчина найден, ей надо следить за семейным уютом, стирать, готовить, лечить так, чтобы он оставался доволен. Он - субъект действия, творец, величие которого дополнительно подчеркнуто умением вовремя проинструктировать и поощрить представительницу слабого во всех отношениях пола.

Она - объект созерцания, исполнитель, ждущий внимания, указаний и поощрений.
Повторяя эти примитивные патриархальные образы бесчисленное множество раз в самых разных вариантах, сегодняшняя российская реклама во многом работает на усиление консервативных гендерных стереотипов, которые в нашей культуре и без того достаточно консервативны9.
Вместе с тем в российских СМИ и в более сложных формах гендерного дискурса настойчиво проводится мысль о неполноценности и угнетенности российских мужчин, являющихся жертвами стервозных женщин (характерно, что первая передача первого российского мужского ток-шоу была посвящена именно женщине-стерве), либо коммунистического деспотизма, либо западной колонизации.
Бросается в глаза резкое расхождение мужского и женского дискурса по этим сюжетам, а также возникновение своеобразных российских аналогов западных теорий маскулинности.
Воинствующе антифеминистская, сексистская, местами гомофобская, но одновременно ироничная и щемяще самокритичная книга Виктора Ерофеева Мужчины - не связанный нормами западной политической корректности российский вариант мифопоэтической маскулинности.
Человек рода он, как определил мужчину Даль, встречает ХХI в. с белым флагом капитуляции в руках. Это напоминает размахивание кальсонами.
Ликуй, феминистка! На Западе женское движение, приобретя уставные формы идеологии, разрушило половую империю зла.

Прощай, главенствующий статус! Цивилизованный мужчина отступил по всем направлениям
Судьба мужчины в России выглядит иначе, однако не менее травматично.
Кто виноват, что русский мужчина рухнул? Советская власть? Да. Но кто виноват, что возникла советская власть?

Русский мужчина.
Я называю русского мужчину облаком в штанах. Но не в том немом смысле, который имел в виду Маяковский. Мы говорим на языке пустоты.

Русский мужчина был, русского мужчины уже еще нет, русский мужчина снова может быть10.
Суворовский переход с дикого Востока на дикий Запад огородами, минуя первоисточники цивилизации, означает также смену типов маскулинности. Место созерцательного придурка Иванушки-дурачка занимает бандит-активист, который не ждет милости от природы, но который, сколотив состояние, сразу же дает своим детям европейское образование.

Герой Ерофеева - не примитивный мужик, который принадлежит к низшему сословию, даже если он разъезжает на джипе, а мужик, который встает с карачек и путем обретения индивидуальности начинает превращаться в мужчину. Он меняет пятерню на прическу, броневик на парфюм, мат на английский, партбилет на перстень, коммуналку на вертолет.

Но самое трудное для него - сменить мы на я. Мужчина - это такой мужик, который нашел (мат на английском) his own identity и перевел понятие на русский язык11.
Превращению мужика в мужчину по мере сил способствуют такие мужские журналы, как Плейбой и Мужское здоровье. Откровенно прозападные и издаваемые западными издателями, они ведутся с хорошим чувством юмора и адресованы состоятельным, преимущественно молодым, российским мужчинам, которые уже научились делать деньги и хотят приобщиться к материальным достижениям западной цивилизации.
Подразумеваемый адресат этих изданий - преуспевающий бизнесмен или классный специалист, живущий по пушкинской формуле быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей. Это предполагает двухполюсную маскулинность, сочетающую высокие деловые достижения с бытовым комфортом и успехом у женщин.
Для редактора журнала Медведь главный признак маскулинности - самодостаточность, а ее носитель - мужчина-профессионал12. Таким мужчинам нужен не просто секс, а эротика, они хотят быть красивыми, элегантными, хорошо одетыми.
Характерный заголовок в одном из номеров Men’s Health (1999, 5) - Тело, которого ты достоин - явно перекликается с адресованной женщинам рекламой известной французской парфюмерной фирмы - Ведь я этого достойна! Мужской мотив достижения органически переплетается с фемининной, по старым российским стандартам, заботой о собственной внешности, которая должна производить впечатление как на женщин, так и на потенциальных деловых партнеров.

Забавно, что при этом модель и покупатель подчас отождествляются: в одном из номеров журнала молодые российские бизнесмены сами демонстрируют верхнюю одежду с ценниками (до нижнего белья пока не дошло). Идеологически, по большому счету, журнал сексистский, женщина выступает в нем лишь как партнерша преуспевающего мужчины.

Но свое название он вполне оправдывает и поскольку цивилизованный мужчина лучше нецивилизованного, заслуживает положительной оценки.
Если Мужское здоровье и многочисленные сексуально-эротические издания утверждают буржуазно-либеральные ценности общества потребления, то в таких журналах, как Махаон и Андрей, гегемонная маскулинность имеет отчетливо националистическую и антизападную направленность.
В редакционной декларации Андрея (1991) подчеркивалось, что он необходим сегодня, потому что именно мужчины более всего нуждаются в освобождении от стрессовой агрессивности и неудовлетворенности. Их психологическая свобода - залог освобождения общества от довлеющих комплексов искаженной эпохи. Мучительная мужская травма ассоциируется не столько с женской эмансипацией, сколько с ослаблением российской государственности.

Мужское достоинство и сексуальность рассматриваются как неотделимые от национальной гордости и великодержавности, а русский мужчина предстает в виде существа слабого, окруженного со всех сторон враждебными силами и борющегося с национальной и сексуальной униженностью. Журнал старается компенсировать травму, нанесенную великой нации, лишившейся статуса сверхдержавы13.
То же самое делает телевизионная и кинопублицистика, особенно в связи с событиями в Югославии и войной в Чечне. На экранах ТВ идут бесконечные западные и не уступающие им по крутизне отечественные боевики, прославляющие мужскую силу, воинские навыки, выносливость и решительность.

В документальной кинохронике бородатые чеченские боевики перемежаются кадрами разрушенных городов и изображениями небольшого, но решительного Путина, который то грозит мочить боевиков в сортире, то лично управляет военным самолетом. Проправительственный блок Медведь, возглавляемый двумя генералами и полковником налоговой полиции, чемпионом мира по борьбе, выступал на выборах в Думу под лозунгом Кто в лесу хозяин?
Агрессивная маскулинность активно насаждается и проигрывается в сфере силового предпринимательства, субъектами которого являются организованные преступные группировки, частные охранные предприятия и близкие к ним структуры.14 Рекрутируясь из спортсменов, качков и бывших уголовников, они переносят в деловую и общественную жизнь понятия и нравы старого гулага, - культ физической силы, пренебрежение к ценности человеческой жизни, готовность к применению насилия и т.д., рассматриваемые как проявления подлинной мужской жизни. Распространение подобных нравов и ценностей среди подростков угрожает самим устоям цивилизованного бытия и правового общества.
Агрессивная маскулинность антизападного и антилиберального толка пронизывает идеологию ультранационалистических политических организаций, таких как Соколы Жириновского и особенно Русское Национальное Единство Александра Баркашова. Идея возрождения русских национальных единоборств не только помогает баркашовцам привлекать в свои ряды мужскую молодежь, но и служит им своеобразной политической крышей.

На президентских выбора 2000 г. Баркашов даже выдвинут не от собственной одиозной РНЕ, от этой как бы неполитической организации.
Классический канон гегемонной маскулинности успешно эксплуатируется действующими политиками и имиджмейкерами. Образ настоящего, большого и сильного мужика немало способствовал популярности Бориса Ельцина. Но если у Ельцина этот образ был подлинным, то многие другие политики только стараются выглядеть мачообразно.

У Александра Невзорова из-за имиджа крутого парня, щеголяющего в черной куртке, объезжающего коней, стреляющего, обожающего силу, кровь и трупы и снимающего любые побоища и войны, выглядывает обиженный мальчик, который притворяется мужиком, чтобы скрыть свои неразрешенные подростковые комплексы. Такая же симуляция мужской силы ощущается в образе Владимира Жириновского.
Короче говоря, мужчин, работающих под мачо, в России много. Напротив, феминистские идеи среди российских мужчин распространены слабо, только на теоретическом уровне, в контексте гендерных исследований.

По моим наблюдениям на нескольких гендерных школах и конференциях, мужчин-феминистов в России очень мало, и они определенно не в тельняшках. За пределами международных, преимущественно женских, организаций о них никто практически не слышал.
Однако несмотря на популярность традиционного канона доминантной маскулинности, он не является безраздельно господствующим. Важным показателем его дезорганизации может служить трансформация образа солдата.

Солдат всегда считался живым воплощением маскулинности, а армия - школой воспитания мужества. Теперь солдат часто рисуется как слабый и беспомощный мальчик, над которым безнаказанно издеваются его начальники и старослужащие (дедовщина), а выручать его из всех бед должна мама, которая может даже увезти его из армии.

Тема солдатских матерей, которых боятся даже бравые генералы, - хорошая пища для размышлений о меняющейся маскулинности.

Мужские образы в СМИ


Неоднозначны и мужские идолы российской массовой куль-туры*.
Самый популярный мужской тип, раскручиваемый средствами массовой информации, - не мачо, а более или менее андрогинные юноши (Шура, Никита, Иванушки интернэшнэл, Андрей Губин), с намеком на возможную би- или гомосексуальность (крайний случай этого - Борис Моисеев), изображающие нечто вроде деликатного мужского стриптиза. В этом ключе работает и поддерживающая свой мальчиковый, несмотря на возраст, имидж группа На-На.

Публика, посещающая их концерты, смешанная, моложе 30 лет, особенно много девочек-подростков.
Вторая по популярности категория кумиров - сентиментальные молодые сердцееды, исполнители сладких песен о любви (Юлиан, Влад Сташевский, Валерий Миладзе, Леонид Агутин). Их западный аналог - Рикки Мартин. Где-то на грани первого и второго типа работает Филипп Киркоров.

Аудитория этих певцов исключительно женская, от 13 до 50 лет.
Образы мачо, которые в США чаще всего ассоциируются со стилем кантри, в России представлены группой Любэ (со своеобразным военно-патриотическим уклоном) и исполнителями блатной песни, поэтизирующими пьянство, драки и мужское товарищество. Их публика на 90% мужская, от 25 до 60 лет.
Рок, считавшийся в 1960-х гг. классическим выражением маскулинности, сейчас стал маргинальным, круг его почитателей сравнительно узок и к тому же дифференцирован. Мальчики-подростки, байкеры и члены криминальных группировок по-прежнему предпочитают хеви металл, наряду с маскулинной экзотикой в одежде и поведении.

Мейнстрим рок (Андрей Макаревич, Борис Гребенщиков), будучи по составу групп и публики исключительно мужским, отличается от западного рока тем, что секс не играл в нем существенной роли, это была музыка социального протеста. В дальнейшем протестные мотивы заглохли, некоторые новые группы (Мумий Тролль) стали более сексуальными.
Хотя детальный анализ российских канонов маскулинности затрудняется недостатком научных исследований, похоже на то, что эти образы столь же многообразны, проблематичны и переходны, как и все остальные российские ценности.
Подведем итоги.
Трансформация традиционных мужских ценностей и канонов маскулинности - общее неумолимое требование времени. Нравится он нам или нет, этот процесс давно уже идет во всем мире, включая Россию.

Но смешение дескриптивных, аскриптивных и прескриптивных черт маскулинности может порождать опасные иллюзии.
Хотя каноны маскулинности и фемининности взаимосвязаны, предствления жизни и образы меняются и обновляются быстрее мужских, а женские представления о мужчинах и представления мужчин о самих себе часто не совпадают. При этом одни склонны преувеличивать, а другие - преуменьшать масштабы происходящих перемен.
Люди постоянно ищут чудесного избавления от всех своих бед с помощью какого-то Другого, приписывая этому Другому непосредственность и интуитивность, на которые не способен сухой и рассудочный господствующий класс. В ХVIII в. таким потенциальным всеобщим освободителем был благородный дикарь, в ХIХ в. им стал революционный пролетариат. В ХХ в. претендентов на роль спасителя стало много - женщины, черные, цветные, сексуальные меньшинства - причем все они описываются в одних и тех же превосходных терминах. Но при ближайшем ознакомлении все эти Другие оказывались менее привлекательными, чем казалось их апологетам.

С расширением их власти и сферы ответственности угнетенные группы воленс-ноленс прибегают к тем же средствам и методам управления, что и их предшественники.
Хотя традиционный канон (точнее - каноны) маскулинности претерпевает существенные изменения, эта трансформация имеет объективные границы, обусловленные, с одной стороны, рамками полового диморфизма, а с другой - индивидуально-типологическими различиями.
Идея планомерного систематического перевоспитания мужчин по единому образцу кажется мне такой же утопией, как задача создания нового человека, о которую разбилась Советская власть. Сексуальный большевизм - оборотная сторона сексизма, прикрывающая наивный моральный императив Вороньей слободки: Как захочем, так и сделаем!.

Несмотря на все социальные изменения, по некоторым своим параметрам мир останется прежним - восхитительно снежным и сомнительно нежным (Иосиф Бродский).
Тем не менее, мир явно становится все более многоцветным. Индивидуализация и плюрализация социального бытия влечет за собой неизбежность признания не только разных типов маскулинности/фемининности, но и таких индивидуальных стилей жизни, которые вообще не вписываются в эту дихотомию.
Чем лучше мужчины и женщины будут знать сами себя и друг друга, тем меньше у них будет разочарований.

Литература

1. Ерофеев В. Мужчины. Изд.

3. М. С. 82.
2. Бердяев Н. А. Философия неравенства (1918) Собрание сочинений. Т. 4. Paris, YMCA-press, 1990.

С. 269-270.
3. Гачев Г. Русский Эрос. Роман Мысли с Жизнью.

М.: Интерпринт, 1994. С. 251
4. См.: Синельников А. Мужское тело: взгляд и желание. Заметки к истории политических психологий тела в России.

Гендерные исследования. 1999. 2. С. 209-219 ; М. Золотоносов.

Глиптократос. Исследование немого дискурса. Аннотированный каталог садово-парковой скульптуры сталинского времени.

СПб.: ИНАПРЕСС, 1999.
5. Обзор данных см.: Кон И. С. Ребенок и общество (историко-этнографическая перспектива). М.: Наука, 1988. Гл.

5; его же: Психология ранней юности. М.: Просвещение, 1989.

С. 114-119.
6. Ерофеев В. Указ. соч. С.10
7. См.: Кон И. С. Равенство? Одинаковость? Разрешите познакомиться.

М.: Известия, 1978. С. 51-59.
8. Арутюнян М. Гендерные отношения в семье, Материалы Первой Российской летней школы по женским и гендерным исследованиям ВАЛДАЙ-1996. М.: МЦГИ, 1997.

С. 133-134.
9. Юрчак А. Миф о настоящем мужчине и настоящей женщине в российской телевизионной рекламе. Семья, гендер, культура.

Материалы международных конференций 1994 и 1995 гг. Отв. редактор В. А. Тишков.

М.: Институт энтологии и антропологии РАН, 1997. С. 397.
10. Ерофеев В. Указ. соч.

С. 81, 82.
11. Ерофеев В. Указ. соч. С. 8.
12. См.: Ушакин С. Видимость мужественности. Рубеж.

1998. 12.

С. 106-131; Чернова Ж. Социальное конструирование: маскулинность в современных мужских журналах: журнал Медведь 1995-1998. Магистерская диссертация (рукопись)
13. Боренстейн Э. Маскулинность и национализм в современных русских мужских журналах. Эрос и порнография в русской культуре.

Под ред. М. Левитта и А. Топоркова.

М.: ЛАДОМИР, 1999. С. 621.
14. См.: Волков В. В. Ценности и нормы нелегальных силовых структур. - Журнал социологии и социальной антропологии.

1999. Том II.

3. С. 78 - 86.



Содержание раздела