Вторая часть -учение о сущности, раскрывает сферу категорий, которыми мы оперируем при определении внутреннего строения предмета. Третья часть - учение о понятии, описывает субъективные формы мысли, типы объектов и виды идей.
Третий принцип - продвижение через обнаружение пары противоположных категорий к их единству в третьей категории. Этот принцип выражает единство анализа и синтеза в процедуре познания; Гегель говорит о нём в параграфах 79-82 своих предварительных замечаний к логике. Добавим только, что такое единство не навязывается разуму откуда-то извне.
Аналитические способности мышления, как и его синтетические способности, заложены самим предметом познания, определения которого сколь противоположны друг другу, столь и едины в своей противоположности.
Четвёртый принцип - единство логического и исторического в последовательности построения системы категорий. Если первые три принципа "Науки логики" имеют по отношению к ней внутренний характер, то последний, четвёртый принцип является внешним для неё. Он означает лишь только то, что логическая последовательность категорий, в том виде, в каком она представлена в логике, в общих чертах совпадает с исторической последовательностью их выявления в ходе истории развития самой философии как науки.
В логике мы как бы повторяем в снятом виде реальную историю развития философской мысли. Если в логике мы начинаем с категории бытия, затем идёт становление, наличное бытие, качество и количество, мера, после этого идут категории сущности, затем - действительности, то в истории философии мы в общих чертах прослеживаем ту же последовательность, хотя она и не имеет там столь строгого порядка. "Хотя ход развития философии в истории должен соответствовать ходу развития логической философии, в последней всё же будут места, которые отпадают в историческом развитии". Первые категории, которые мы встречаем в истории философии, - это: бытие Парменида, количество Пифагора, становление Гераклита. Позднее, начиная с Аристотеля, в оборот вошли категории сферы сущности.
В Новое время - категории действительности. Вот такое совпадение логической последовательности категорий с исторической последовательностью их открытия и означает принцип единства логического и исторического в процессе познания.
Сам Гегель очень коротко упоминает об этом принципе в 14 параграфе своей энциклопедии. Видимо, он и не предполагал вовсе, что здесь может возникнуть какое-либо непонимание, но произошло обратное. Именно этот принцип подвергся грубому искажению. Его истолковали в том смысле, что логическая последовательность категорий должна, якобы, отображать последовательность хода развития реального объекта.
Можно сказать, что именно такое превратное толкование принципа совпадения исторического и логического стало главным препятствием для понимания истинного содержания "Науки логики".
Сплошь и рядом, начиная с современников самого Гегеля и заканчивая последним учебником философии наших дней, этому принципу насильно пытаются придать такой искажённый смысл. А так как этого в самой "Науке логики" нет, то, естественно, подходя к ней с такой установкой, читатель невольно оказывается в комнате кривых зеркал, где даже самые простые вещи начинают приобретать в его глазах либо смешное, либо ужасающее выражение. Но как известно, в комнате смеха ужасаются самих себя и смеются лишь над самими собой.
Такое искажённое понимание принципа единства логического и исторического вынуждает исследователей искать тому объяснение, что приводит их к выдумыванию новых несуразных обвинений в адрес Гегеля. Это, в первую очередь, обвинение в панлогизме и в его социальной разновидности - историцизме. Панлогизм приписывает Гегелю ту точку зрения, согласно которой мир развивается по логической идее, являющейся, якобы, демиургом действительности.
Историцизм означает, что человечество развивается по законам, опять-таки, логической идеи, в которой уже предопределена вся состоявшаяся и вся будущая его история.
Последовательность открытий в истории математики, как, впрочем, и в истории любой другой науки, в общих чертах совпадает с последовательностью изложения математических правил в учебниках математики. И никого при этом не осеняет мысль обвинить авторов учебника в "панматематизме". Происходит это по той простой причине, что обыденное сознание с трепетом признает математику за науку, освоение которой требует большого труда.
Если такое сознание всё-таки отваживается войти в сени науки, то делает это весьма робко, тщательно вытирая ноги, с готовностью выполнять всё то, что ему будет предписано. В отношении же философии, наоборот, царят преимущественно панибратские настроения, где каждый заведомо мнит себя Сократом, самостоятельно превзошедшим (непонятно как) достижения всех своих предшественников по философскому цеху.
Мы не будем задерживаться здесь на критике этих обвинений, они отпадут сами собой в ходе рассмотрения логики Гегеля. Однако повторим, что такая грубейшая подмена понятий ведёт к тому, что его логику пытаются насильно представить не как культуру мышления, позволяющую постигать мир таковым, каковым он нам является сейчас в своём наличии, а как трактат, воспроизводящий в словесной форме некий логос или генетический код, определяющий собой весь ход развития мира.
Таковы принципы логики Гегеля:
- продвижение от абстрактного к конкретному,
- группировка категорий по этапам познания,
- единство противоположных категорий в третьей категории,
- совпадение логической последовательности категорий с исторической последовательностью их открытия.
Первые три принципа имеют внутренний характер, а последний - внешний.
Эти принципы позволили Гегелю синтезировать логику категорий, охватить все определения мышления и выстроить их в логическом порядке. Не надо думать, что всё разработанное им представляет собой нечто принципиально новое для сознания человека. Всё это мышление человека проделывает ежедневно, но не обращает на это внимание, подобно тому, как в своей разговорной речи человек мало думает о грамматике языка, но, тем не менее, в общих чертах соблюдает её.
Отличие, однако, здесь состоит в том, что грамматика языка у каждого народа своя, а вот грамматика разума едина для всех народов планеты.
§ 84-85. В первом разделе "Науки логики" Гегель изложил логическую последовательность процедуры обнаружения меры наличного бытия интересующего нас объекта. Чтобы облегчить задачу освоения данного материала, я предлагаю читателю припомнить свой опыт работы с оптическими приборами, например, с биноклем или с фотоаппаратом, снабжённым объективом.
Смотря через объектив на мир, мы видим следующую картину. Когда объектив находится в одной из крайних точек фокусного расстояния, тогда мы наблюдаем в кадре серое размытое пятно. Переводя объектив в другую крайнюю точку фокусного расстояния, мы вновь получаем такое же серое, размытое пятно. Повторяя так много раз, вращая объектив туда-сюда, мы начинаем замечать, что в кадре что-то возникает и тут же исчезает.
Замедляя вращение объектива, мы фокусируем очертания возникающих образов и, в итоге, получаем чёткое изображение предметов, находящихся перед нами. Далее, мы пристально рассматриваем все те предметы, которые оказались в кадре нашего сознания, и определяем тот из них, который нас непосредственно интересует. После этого мы сосредотачиваем всё наше внимание на этом предмете и рассматриваем уже непосредственно только его: его отличие от других предметов, внешний вид, размеры, строение и т.д.
Вам это знакомо? Тогда представьте себе, что Ваше сознание способно не только пассивно созерцать то, что происходит в кадре при работе с биноклем, но и самостоятельно выполнять такую несложную работу объектива.
Чистое бытие
§ 86. С чего мы начинаем познание любого предмета? Первым делом мы констатируем следующий факт: всё то, что вообще существует в этом мире, включая интересующий нас предмет, всё это есть.
Мы признаём, как само собой разумеющееся, что есть мир как таковой во всём богатстве его содержания. Причём всю пестроту разнообразия красок мира мы без каких-либо оговорок оставляем здесь без внимания и удовлетворяемся лишь только тем фактом, что всё то, что существует, всё то, что имеет место быть на этом свете, всё это просто есть. Это первый шаг в логике познания мира, который определяется категорией чистое бытие - без всякого дальнейшего определения.
В нашем примере с биноклем этой категории соответствует серое пятно, которое представляет собой полностью размытые очертания всех предметов, находящихся перед объективом. Образ этого пятна свидетельствует нам только о том, что всё находящееся перед нами, все эти предметы просто имеют место быть.
§ 87. Но с другой стороны, это серое пятно ещё ничего не показывает нам. В нём мы не видим ни единого предмета. Их для нас ещё просто нет, поскольку все они слились в однообразную серую краску.
Поэтому, говоря о том, что всё есть, есть бытие как таковое, мы, следовательно, исключаем из своего внимания всё богатство содержания мира, всё то конкретное, что наполняет собой этот мир. Тем самым категория чистое бытиё оказывается равной категории ничто. Бытие есть то, что совершенно лишено определений, и такое же отсутствие определений есть ничто.
Бытие часто представляют себе как абсолютное богатство, а ничто, напротив, как абсолютную бедность. Но если, рассматривая весь мир, мы говорим, что всё просто есть, и не говорим ничего более, то тем самым мы опускаем все другие определения и имеем, следовательно, вместо абсолютной полноты абсолютную пустоту. Серое пятно в объективе бинокля выражает собой одновременно и всё и ничего.
Точно так же и категория чистого бытия выражает собой одновременно и всё и ничто.
Категории чистое бытие и ничто виртуальны. Причём виртуальны не только в том смысле, что воображаемы, но и в том смысле, что они постоянно переходят друг в друга. Констатируя, что всё есть, мышление в итоге получает ничто. Не желая мириться с таким поражающим своей пустотою ничто, оно устремляется к конкретным предметам реального мира, надеясь найти в них утвердительную почву для подтверждения факта их наличного бытия. Но, подчиняясь логической дисциплине, которая на данной ступени познания требует вести речь лишь о факте бытия всех вещей вообще, мышление вновь возвращается к категории чистого бытия, которая при ближайшем рассмотрении вновь оборачивается - о, ужас! - пустым ничто.
И вновь, возмущаясь такому самообману, мышление опять бежит за свидетельством к факту бытия реальных предметов, но повинуясь строгим канонам логики, оно в очередной раз утыкается в ничто и поворачивает вспять. В нашем примере с фотоаппаратом этому беспокойству мысли будет соответствовать действие по перемещению объектива из одной крайней точки фокусного расстояния в другую, от одного серого пятна к другому.
§ 87а. Определения чистого бытия и ничто представляют собой, следовательно, постоянное беспокойство мысли: стремясь к достижению определения чистого бытия, мышление неожиданно для себя получает ничто, а убегая от ничто, приходит к чистому бытию, которое тут же превращается в ничто и т.д., до бесконечности. Конструктивная роль этих категорий заключается в том, что в своём бесконечном взаимопереходе друг в друга они образуют логический ноль - абсолютное начало процесса познания как такового, вне зависимости от того, что именно и в какой части мира нас интересует и что,
следовательно, мы намерены познавать.
§ 87б. Для обыденного сознания смысл этих категорий хорошо знаком. Выражения типа: "Всё - это ничто", или - одесский вариант - "Об всё не может быть и речи", обнаруживают хорошую интуицию не обременённого логическими упражнениями рассудка.
К тому же в русском языке есть слово тьма, которое обладает таким же двойственным смыслом; оно одновременно выражает и абсолютную целокупность какого-то содержания и его полное отсутствие.
В России две напасти:
Внизу власть тьмы.
Вверху тьма власти.
Политический подтекст этих строк, которые, к тому же, относятся ещё к дореволюционным временам, нас здесь совершенно не интересует.
Столетие спустя другой немецкий философ, Мартин Хайдеггер (1889-1976), предложил свою экзистенциальную трактовку категории ничто. Слово экзистенция происходит от позднелатинского слова exsistentia - существование. От него произошло название того направления философской мысли, которое связывает развитие философского видения мира с ценностями человеческой жизни, в её, так сказать, размеренном спокойном течении.
В нашей стране в последнее десятилетие в обиход вошло выражение "по жизни". Под ним понимается спокойная полоса жизни человека, замкнутая на собственные интересы личности, без гроз революций и потрясений войн, без диктата идеологических установок и давления религиозного фанатизма. Говорят, например: "он и по жизни скандальный человек" или "я по жизни никогда не курю, так лишь, в тяжёлые моменты".
Вот это "новорусское" выражение по жизни наиболее удачно отражает суть экзистенциальной философии, её стремление связать рациональную картину мироздания с тем, как она воспринимается человеком по жизни.
Так вот, согласно толкованию Хайдеггера, человек в состоянии сильного испуга и ужаса теряет смысл окружающего его мира. В этот миг в его потрясённом сознании мир перестаёт иметь какую-либо ценность. Все его краски, всё богатство содержания превращаются в глазах человека в ничто.
Происходит ничтожение бытия, по выражению Хайдеггера. Это не значит, что всё куда-то исчезает. Для сознания человека, находящегося в состоянии аффекта, бытие мира именно ничтожится, т.е., обессмысливается и теряет своё настоящее значение.
При описании таких состояний люди говорят: "Мне аж весь мир застило!". И хотя такие минуты случаются с человеком крайне редко, тем не менее, как считает Хайдеггер, бытие человека всегда погружено в такое экзистенциальное ничто и напрямую граничит с ним.
Когда же человек пребывает в нормальном жизненном состоянии, тогда изначальным определением его жизни становится забота. Забота как экзистенциальный аналог категории чистого бытия, т.е. как забота обо всём, забота как таковая. Раз живёшь, то, значит, заботишься обо всём том, чем вообще живёшь.
Этот пример из экзистенциальной философии призван помочь нам уяснить смысл начальных категорий логики: чистого бытия и ничто.
§ 88. Это внутреннее беспокойство мысли, перебегающей от чистого бытия к ничто и обратно, есть становление. Но становление не в историческом плане, не в плане истории развития реального объекта, а в логическом плане, как становление в нашем сознании образа познаваемого предмета. В нашем примере с биноклем категории становления соответствует сам переход от одного серого пятна к другому.
В становлении бытие и ничто находятся в неразрывном единстве и, вместе с тем, как различимые; категория становления появляется лишь благодаря переходу от одного из них к другому.
Наличное бытие
§ 89. При перемещении фокусного расстояния из одной крайней точки в другую (от одного серого пятна к другому) мы обнаруживаем в ходе этого, что в кадре объектива что-то мельтешит: то возникают очертания каких-то предметов, то опять пропадают, сливаясь в серое размытое пятно. Следовательно, в ходе становления что-то возникает и тут же исчезает, преходит.
Вот это что-то побуждает нас постепенно замедлять бег мысли от чистого бытия к ничто и сосредотачивать наше внимание на том, очертания чего мелькают по ходу становления. Сфокусировав изображение в кадре, мы в итоге получаем устойчивый образ наличных предметов. Этой ступени познания соответствует категория наличное бытие, которая представляет собой единство определений возникновения и прехождения, их снятый результат. (Весьма удачным следует признать используемый Хайдеггером термин ничтожение, который хорошо гармонирует в паре с возникновением).
То, что возникало и ничтожилось, предстало теперь на экране нашего сознания тем, что есть в наличии. Что именно там есть, мы на данном этапе ещё не знаем, поскольку до этого просто ещё дело не дошло. Но мы уже знаем, что есть не только весь мир как таковой, в его абсолютной неразличённости, но есть и все те конкретные предметы, которые наполняют его собой и составляют его актуальную наличность, его наличное бытие.
§ 89а. В этом пункте многие комментаторы философии Гегеля допускают ошибку. Рассмотренные уже триады категорий: чистое бытие - ничто - становление, возникновение - прехождение - наличное бытие, они пытаются истолковать не в логическом, а в историческом плане, т.е. не в плане описания логической последовательности процедуры познания мира, а в плане объяснения исторического пути его реального развития.
Это грубейшая подмена смысла, тем более, что в этих самых первых актах познания мы ещё не имеем в своём сознании никаких реальных предметов мира, относительно которых можно было бы говорить об истории их развития.
Такая подмена смысла ведёт к той чудовищной абракадабре, где, с одной стороны, шельмуют Гегеля, обвиняя его в панлогизме и пытаясь насильственно истолковать его учение о бытии в духе якобы присущего ему понимания происхождения мира ни из чего. С другой стороны, как раз сами сочиняют нечто подобное, втолковывая читателю про становление, как про происхождение бытия мира из ничто, а триаду категорий возникновение - прехождение - наличное бытие объясняют по неверной формуле: рождение - жизнь - смерть. Возникновение преподносят как нарождение чего-то нового, наличное бытие - как процесс его существования, а прехождение - как его уничтожение или смерть.
§ 90. Рассматривая в кадре устоявшееся изображение (наличное бытие), мы обнаруживаем в нём различные по своим очертаниям предметы. Каждый из этих предметов мы можем определить как нечто или как иное.
Нечто - это тот предмет, который нас непосредственно интересует, а иное - это всё остальное, отличное от него.
Так, например, если на переднем плане нашего сознания наличествуют: стол, книга и авторучка, то каждое из них может быть определено и как нечто и как иное. Если нас интересует книга, то она будет тем нечто, которое нас интересует, а всё остальное (стол и авторучка) - иным. Если нас интересует авторучка, то, следовательно, она будет нечто, а всё оставшееся за её пределами - иным.
На заднем плане нашего сознания всегда находится весь мир как таковой. При самом общем его разделении мы обнаруживаем в нём три качественно специфичные области: вселенную., биосферу и человечество. Каждую из этих областей мы также можем определить как нечто или как иное. Если нас интересует биосфера, то она будет определяться как нечто, а вселенная и человечество как иное.
Если нас заинтересует непосредственно человечество, то оно и будет тем нечто, о котором мы поведём речь, а вселенная и биосфера - это иное.
Итак, категории нечто и иное позволяют нам определить в наличном бытии мира самое общее различие составляющих его частей.
§ 91. Категории нечто и иное существуют в рамках единого наличного бытия; они являются моментами, на которые оно распадается. С этой точки зрения нечто и иное не безразличны друг другу. Они кровные родственники по бытию: иное противостоит нечто, как инобытие его бытия. Как, например, коза и сено.
Сено - это не коза, это её иное, но это то иное, из которого становится бытие козы. Сено, таким образом, это инобытие козы, благодаря которому мы имеем её бытие в наличии. Точно так же обстоит дело и на уровне тотальностей.
Поступающая на Землю энергия Солнца, вкупе с неорганической плотью нашей планеты, представляют собой инобытие биосферы и человечества. Биосфера продуцирует себя из неорганического (косного - по выражению В.И. Вернадского) вещества и благодаря этому имеет своё бытие в наличии. В свою очередь, биосфера представляет собой форму инобытия человечества, из которого непрерывно становится его бытие.
Человечество, не прерываясь ни на секунду, поглощает растительную и животную биомассу, благодаря чему оно только и имеет себя в наличии.
§§ 92-94. Наличное бытие каждого нечто имеет свой предел, свою границу, которая определяется через присущий ему признак качества. Качество - не в смысле обозначения степени совершенства потребительских свойств товаров и услуг, для чего используют выражения: "высококачественный товар", "знак качества" или "немецкое качество", а качество в смысле специфического отличия одних вещей от других.
Качество является интегральным признаком предметов наличного мира, позволяющим различать их между собой, как нечто и иное. В самом слове качество, произнесённом по слогам, слышится фраза как-что-есть (естество). Например, неорганическая материя вселенной - это одно качество (естество), живые организмы биосферы - это другое качество (естество), люди и их опредмеченная деятельность - третье качество (естество).
§ 95. Рассматривая интересующее нас нечто в пределах его качества, мы подвергаем отрицанию всё иное и в результате оставляем в своём внимании лишь только одно данное нечто. Этой ступени познания соответствует категории для-себя-бытия нечто. Для-себя-бытие - это простое соотношение нечто с самим собою, но соотношение, достигаемое посредством отрицания всего иного.
Если я говорю: "я есмъ для себя", то я не только "есмъ", но и отрицаю от себя всё иное, исключаю его из себя, поскольку оно выступает уже как внешнее по отношению ко мне. Например, если нас интересует человечество, то, находясь на данной ступени познания, мы просто оставляем за пределами своего внимания вселенную и биосферу и сосредотачиваемся только на человечестве.
§ 95а. Категория для-себя-бытия отличается от предыдущих категорий бытия тем, что она идеальна. В категориях чистого бытия и наличного бытия мы фиксировали реальность в её, так сказать, нетронутом виде.
Когда же мы приходим к категории для-себя-бытия, то здесь мы оставляем в пределах своего внимания лишь только один интересующий нас предмет. Тем самым мы мысленно как бы вычленяем его из контекста окружающего его мира. Такое искусственное обособление одного предмета от остальных - это уже сознательное нарушение единства бытия.
Выделяя своею мыслью предмет, мы как бы изолируем его от остальных предметов. Но в самом реальном мире предметы так не существуют: не бывает козы без сена, не бывает человечества без биосферы, не бывает биосферы без вселенной. Если же мы всё-таки рассматриваем эти предметы по отдельности, как существующие сами по себе, что мы собственно и фиксируем категорией для-себя-бытия, то делаем это лишь идеально.
На ступенях чистого бытия и наличного бытия наша мысль развивалась, не нарушая единства реального мира. Теперь же, на ступени для-себя-бытия, мы вступаем в сферу определений, идущих в разрез с единством реальности. Но эта идеальность обособления реальных предметов является необходимым условием для дальнейшего развития мысли, поэтому любое подлинно философское учение уже только из-за этого обстоятельства является идеализмом.
Для-себя-бытие
§ 96. Категория для-себя-бытия оставляет в пределах нашего внимания только одно данное нечто. Исключив из него всё иное, мы определяем данное нечто как одно.
А поскольку на данном этапе познания мы не делаем в самом нечто ещё никаких различий, постольку мы определяем его как единое в себе нечто. Соединение этих определений (одно + единое) даёт нам определение единицы.
§ 97. Для-себя-бытие одного нечто обуславливает собой для-себя-бытие другого нечто, третьего нечто, и т.д. Если есть одно нечто, значит есть и многие другие нечто. Определение одно, следовательно, переходит в определение многие.
Таким образом, взойдя на ступень для-себя-бытия, мы начинаем различать одно нечто, другое нечто, ... и вообще - многие нечто, и не более того.
Так, например, если мы возьмём в качестве нечто всё человечество, то обязательно обнаружим в нём одного человека, другого человека, третьего человека и вообще - много людей. То же самое мы обнаружим и в наличном бытии биосферы: один живой организм, другой живой организм, ..., много живых организмов. И те же определения мы найдём на материале Вселенной: одно небесное тело, другое небесное тело, ..., много небесных тел.
§ 98. Каждое одно есть та же самая определённость, что и многие другие одни. Поэтому определения одно и многие превращаются в определения единица и множество.
Появление этих определений даёт нам переход к категории количества.