Практическое изучение и анализ границ эффективности индивидуального имиджа
У автора, чтобы удержать в фокусе исследования именно проблемы имиджа, остается единственный выход принять чисто рабочий подход в этих сложнейших вопросах, хотя нередко неопределенности таких рабочих подходов делают весь последующий анализ чисто декоративным.
Будем понимать под малой (социальной) группой объединение людей, одновременно обладающее следующими, как минимум, характеристиками:
- число членов такого объединения очень редко превышает 40-50, причем выдерживается тенденция: чем больше превышает число реальных членов такую цифру, тем меньше срок существования такого объединения (рубеж Рингельмана);
- поведение, типичные реакции такого объединения на изменения среды не складываются из особенностей поведения конкретных людей, но выражает такое объединение, как целое, причем целесообразность поведения целого совсем не копирует разумность конкретного человека, в том числе и лидера. Будем называть это групповым феноменом поведения, одним из них и выступает имидж;
- упомянутые типичные реакции, или групповые эффекты поведения прямое проявление власти, как принципиальной несиметричности воли разных людей, причем именно благодаря опыту власти группа приспосабливается к изменениям среды, или даже провоцирует выгодные изменения социальной и природной среды; такое объединение в огромном большинстве случаев имеет стабильное лидерство, да и само по себе такое объединение явно стабильнее, чем ассоциации;
- власть в таком объединении всегда оформлена в системах групповых норм, ритуалов, ожиданий, причем именно в системах, со своей соподчиненностью, иерархией, противоречиями, отчужденностью системного качества различных норм;
- организация власти имеет несколько типичных вариантов, но, при любом из них, она должна позволять выгодные контакты с другими группами. Одной из сторон такого положения вещей является, по мысли автора, наличие формально незаполненных, вакантных ролей в группах (феномен ролевой валентности).
При необходимости такие роли могут выполнятся членами других групп, что позволяет образование масштабных метасистем групп прежде всего, социальных фрагментов, включая, таким образом, группы в политику.
Другими словами, группа рассматривается как особая молекула социума, качество которой совпадает с качеством жизни макроструктур в главном: отчуждении власти, обретающей собственные законы, возникающие из потребности психики человека, но противостоящие душе человека, как чуждые, враждебные силы.
В этом смысле упоминавшиеся принципиальные отличия, противоречия социального, витального и экзистенциального Я в структуре человеческой личности в группе трансформируется еще и в противоречия социального, выражающего освоение отчужденной власти, поведения, и поведения девиантного, нарушающего императивы такой власти.
Достаточно условно, учитывая пограничные эффекты, в группе можно выделить несколько взаимосвязанных подсистем поведения людей:
осознанное социальное поведение, ориентированное на достижение выгодных и престижных ролей, общий, престижный в группе, статус, обладание символами успеха и комфорта;
поведение по сохранению общей социальной ориентации большинства поведенческих решений и выборов. О механизмах такого поведения шла речь в предыдущих разделах, посвященных психическим аспектам имиджа, и, отчасти, при описании ассоциаций.
Мотивы такого поведения чаще всего неосознанны и сводятся, в основном, к подражанию эталонным образцам в сложных ситуациях, причем выбор таких образцов сопряжен с необходимостью психологической защиты (есть, или, по моим представлениям, непременно будут, люди, выбравшие то же самое и потому неагрессивные а моему выбору);
- поисковое девиантное социализированное поведение. К сожалению, автор не смог найти более простого и точного термина для обозначения целого ряда феноменов поведения людей в группе.
Речь идет о так называемых негациях, системах поступков делающихся словно назло ценностям предшествующих типов поведения в группах. Подчеркнем, что мотив негаций не запрещается, а подразумевается групповыми нормами.
Такие нормы постоянно движутся, определяются именно в ответ на наиболее мощные негаций, которые, таким образом, выполняют несколько важнейших функций: опробования конкретных групповых норм, их применимости для все новых систем поступков и реакции группы, как результата такого применения; и реализации тех сторон витального и экзистенциального я, которые присутствуют в поведении людей и опосредуют социальные цели.
- групповое и индивидуальное девиантное поведение, заведомо нарушающее устоявшиеся групповые нормы и стереотипы, хотя такие цели далеко не всегда выступают как субъективно важнейшие.
Глава 2.Практическое изучение и анализ границ эффективности индивидуального имиджа
Данный раздел дипломной работы посвящен достаточно техническим аспектам базовой модели природы индивидуального имиджа выяснению границ ее применимости.
Такое знание необходимое условие фальсифицируемости, открытости теории, претендующей хоть на какую-нибудь значимость в фундаментальных вопросах современной науки, в чем автор совершенно согласен с К. Поппером [1].
Анализ социально-психологических границ эффективности индивидуальных имиджей.
В предыдущих разделах работы автор пробовал передать свою уверенность в том, что, в конечном счете, судьба конкретных имиджей решается не упоминавшейся детерминистской нишей, жестко провоцирующей вероятность имиджей, а волей человека, субъективно оценивающего желаемость ее заполнения своим собственным отчужденным качеством-имиджем.
Естественные и очевидные границы таких желаний, анализирующиеся в этом разделе дипломной работы особые, внеимиджевые состояния человеческой души (страсти, состояния понимания, творчества, патопсихологические состояния), аномальные состояния самой группы и социального управления в целом (высшие этажи описываемой ниже в главе методики треугольников Маслоу), общая внутригрупповая конфликтность и социально-психологическая напряженность. Рассмотрим в данном разделе такие состояния подробнее.
Любая форма объединения людей опосредована временем его существования, и ни одна из них не является вечной. Сам факт неизбежного существования кризисных состояний любой социальной группы показывает, как кажется автору, безнадежный сентиментализм теорий, апеллирующих к некоей внутренней гармонии как идеалу групповых объединений. Гармония, видимо, вообще есть особая форма существования противоречия, и особенность эта каким-то образом связана с попаданием событий на идеальную временную шкалу саморазвертывания логики групповых отношений. Глубинные основы такой логики темны, и прикосновения к ним часто вызывает чувство опасности.
Во всяком случае, при беседах с руководителями разного ранга автор, чаще всего, встречал попытки объяснить кризисы в трудовых коллективах не только очевидными причинами, но и тем, что такие кризисы вовсе непредсказуемы и выражают зависимость, которую можно сформулировать примерно так: Если управленческие воздействия логичны и кажутся правильными и очевидными, но сделаны не вовремя, слишком рано или поздно, значит, они суть неправильные и непродуманные воздействия.
Выделим потому с самого начала, и в качестве еще одной аксиомы, тезис о том, что кризисные состояния в жизни социальных групп, помимо частных связей и зависимостей, выражают и общую упоминавшуюся необходимость взрывных процессов в бытии любой системы. Разрушение сингулярности, образование планет, самой жизни (по крайней мере, в теориях абиогенеза и направленной панспермии К. Сагана, У. Крика и других-2), разума, государственности, и прежде всего-российской, дают достаточные основания для размышлений по такому поводу.
Необходимость взрывных процессов в группе связана с накоплением образцов поведения, лишь виртуально присутствующего в устоявшихся групповых нормах и ритуалах (будем далее называть такое поведение девиантным). Такие образцы поведения неустранимы, хотя бы потому, что они постоянно проверяют, испытывают жизнеспособность чисто социальных стереотипов поведения в группе, как бы тренируя таким образом группу на выживаемость.
Качество же и структура имиджей в группе являются еще и своеобразным индикатором накопления девиантного поведения и их групповой оценки.
Разумеется, таков лишь общий тезис к началу разговора о первом ограничении эффективности индивидуальных имиджей роли имиджей и кризисных состояниях группы, Формальная потенция, необходимость кризисных состояний группы в данном случае объясняется прежде всего, но не исключительно, через вызревание, неравноускоренное и противоречивое, взрывных процессов, которые либо превращают группу во что-то новое (скажем, в коллектив или элемент социального фрагмента), либо губят. Во всяком случае, автор уверен в методологически житейском принципе: если в том, что ты хочешь понять, нет самоотрицания, значит тебе надо отдохнуть, ты стал явным образом ошибаться.
Кризисные состояния группы выражают, исходя из предыдущих посылок, опосредованные временем, средой и ситуацией взрывные, энтропийные и негэнтропийные процессы. При данной трактовке общие черты таких кризисных состояний очевидны:
- бурное выплескивание социальной и психической энергии в небольшой промежуток времени;
- падение почти до нуля вероятности возврата к старым мотивам и практике функционирования после окончания кризисного состояния; плавная, или тоже взрывная, децентрализация власти, включая групповые нормы, ритуалы, имиджи, общий рост неврозов, особенно у сенситивов и шизоидов.
- почти неизбежное падение производительности труда; падение (а не рост, что, казалось бы, логично), объема актов девиантного поведения, поскольку негативные групповые оценки многих образцов такого поведения при кризисных состояниях группы пересматриваются;
- резкое изменение мотивов вхождения в группу. Например, у многих членов группы провоцируются сомнения в полезности для них именно данной группы;
- невозможность открытого единоличного лидерства, смена внешних ориентаций, и многое другое.
Всей системой таких характеристик обладает лишь масштабный социальный конфликт, вплоть до описанного впервые Э. Дюрк-геймом состояния аномии.
Однако, прежде чем попытаться приступать к исследованию и того, и другого, определим позиции относительно более конкретных причин самого факта девиантного группового поведения. Представляется целесообразным классифицировать такие причины по трем группам: генные, или врожденные, социальные и психические.
Рассмотрим их подробнее.
Генные (врожденные) источники девиантного поведения. Вопрос о мере врожденности девиантного поведения в сущности, вопрос о мере фатальности, предопределенности особого типа поведенческих актов, в том числе и в социальной группе.
Оговоримся сразу относительно попыток объяснения девиантного группового поведения через фрейдистскую гипотезу либидо, тем более, что сейчас в России такие попытки куда более популярны, чем на Западе.
По представлениям автора, термин девиантного поведения полностью бессмысленен, как и любое конвенциальное понятие вне конвенции, вне группы, или иной формы человеческого общежития. Проще всего было бы сводить сложнейшую диалектику духовной жизни группы к простому противостоянию животного родового начала в человеке и родового опыта ограничения такого начала в группе.
Вообще, фрейдистская трактовка личности как некоего приводного ремня, не имеющего высокой значимости в психике, между первым и вторым, не представляется автору исчерпывающей.
Исходя из целого ряда данных, гипотез и теорий, автор представляет себе формирование ярких предрасположенностей к девиантному поведению примерно следующим образом.
Самый механизм формирования мозга плода показывает целый ряд врожденных комплексов человека, о которых речь шла выше Р-комплекс, выраженные физиологические и психические предрасположенности (темперамент, мускульная сила, быстрота реакции, мощность фантазий и другое), интуитивное чувствование пространства и времени (трансценденты); мощную боязнь личности своих же собственных основ в психике, что описывалось и аргументировалось выше, результатом чего является врожденная склонность человека к приоритету простого подражания, копирования, над самоанализом (своеобразный психический эквивалент принципа экономии сил в имидже; архетипы (типа анима, анимус, тень, персона, самость, описанные в неофрейдизме), выражающие хранение опыта разнополых предков в индивидуальной психике и, возможно, общий ментальный настрой человека.
Такие врожденные комплексы человека сложным образом таятся в первом актe индивидуального поведения человека выработке исходной эгоистической ориентации. Уже в акте рождения человек испытывает резкий дискомфорт от фундаментальной смены среды, и одно из первых ощущений, видимо, чувствование полной зависимости от другого.
Подчеркнем еще раз, что ребенок не способен на рассуждение мама отошла, но скоро вернется. Его первое отношение к миру вообще не знает слова Я. Первое отношение к миру глубоко пессимистично, основано на вынужденном пользовании полезным, пока оно есть.
Результатом, например, по описаниям неофрейдистов, является формирование орального и анального рефлексом. Первый выражает бурный рост императивных требований к миру быть полезным для ребенка, второй закрепляет опыт первых, чисто физиологических, удовольствий в психике (искусственное сдерживание естественных отправлений с последующим внезапным, прерывным прекращением такого сдерживания).
Оба таких процесса переплетаются в общеизвестном, с легкой руки 3.Фрейда, Эдиповом комплексе, суть которого, не повторяя известных, и ставших, видимо, общим местом в психологии положений можно сформулировать так: неизбежность одновременного поиска поведенческого эталона (отца), чтобы, не прибегая к анализу, достичь эгоистической цели, и обида па факт такого эталона, являющегося символом своей неполноценности. Эдипов комплекс, выступающий, кстати, и как формальная основа тяги к иррациональному, религии, далее шифруется в фундаментальных способах социализации индивида, приспособления его к общению (конформность, садизм,мазохизм, любовь, некрофилия).
Не рассматривая отдельно такие способы социализации, что далеко увело бы нас от основной линии исследования, отметим главное, исходя из уже приведенных, и далеко не исчерпывающих, характеристик врожденных причин девиантного поведения:
- девиантное поведение неизбежно уже потому, что само социализированное, опосредованное стереотипными для данной группы нормами, общение, дает слишком узкие рамки реализации даже для врожденных комплексов человека, а сублимировать такие комплексы в уже готовые формы социального поведения удается далеко не всегда;
- чем больше время жизни человека в группе, тем больше накапливается в нем нереализованный потенциал, и тем больше вспышечно, рывком, реализуется он в девиантном поведении;
- самореализация человека в девиантном поведении бурно провоцирует в нем тревожность, понимая под тревогой чувствование анонимной, неопредмеченной опасности, проявляющееся в ожидании нежелательного развития событий, что постепенно блокируется опредмечиванием тревоги на чем-либо (феномен враг);
- девиантное поведение не является нравственной альтернативой поведению социальному, оно может быть гораздо более агрессивно и эгоистично; во всяком случае мысли П. Кропоткина о врожденном гуманизме человеческого разума, имеющем, таким образом, биологическую основу, кажутся автору слишком сентиментальными. Такой гуманизм может возникать только искусственно, как осмысление страданий конкретного человека и допущения аналогов у других;
- символы девиантного поведения непременно шифруются в имиджах, как второстепенный, подавленный элемент; ослабление же, по каким-то причинам, власти в группе, должно вести к пересмотру оценок таких шифров в группе, и так далее.
Социальные причины девиантного поведения. Отчасти о таких причинах речь шла ниже. Подчеркнем лишь очевидные зависимости:
- наличие образцов девиантного поведения подразумевается самой централизацией власти, которая никогда не бывает централизованной абсолютно, и, как ни парадоксально, и не нуждается в этом. Такую зависимость можно выразить в предельно абстрактной и простой формуле:
Eа. р. в. = н (А+В+С+Д+х), где:
Еа. р. в. -сумма актов реализаций властных полномочий за определенное время;
н-коэфициент погрешности измерений (средний);
А сумма актов реализации властных полномочий официальной лидирующей
группировки;
В уступленная власть, те акты реализации власти, которые провоцируют, или прямо определяют, лидирующие группировки (А), для того, чтобы скрыть свои реальные полномочия, создать якобы стихийный настрой группы, видимость демократизма, С-власть оппозиционных группировок, стремящихся к статусу А, но пока не достигших этого;
Д власть авторитетных (референтных) лиц и группировок, не входящих ни в А, ни в В; неформализуемый остаток.
Очевидность факта существования блоков В, С, Д сама по себе показывает необходимость типов поведения, которые не подавляются в группе полностью ни при каких условиях, ибо, в конечном счете, это невыгодно ни группе, ни лидерам, особенно опытным. Символы такого поведения всегда присутствуют в группе и шифруются и группе целым рядом имиджей. Как уже отменилось, передать такие символы вербально трудно, но, так или иначе, они могут быть описаны прямыми ассоциациями читателями на фразы описания имиджей: Многообещающий, но свободомыслящий сторонник лидера, тайный оппозиционер, авантюрист, безразличный к официальной групповой идеологии, странный человек, безразличный к власти, неуправляемая жсмщина-вамп,
- девиантное поведение в группе провоцируется, как уже отмечалось, имманентной для любой групповой нормы пластичностью, необходимостью утверждения только тех норм, которые не стимулируют гибель, распад группы. Имиджи такого поведения могут быть описаны, например, так: странный, но не опасный никому человек, наивно верящий в групповые нормы больше обычного. Скажем, в романе Азольского Степан Сергеевич описывается герой, снабженец крупного завода, убежденный коммунист, пробующий решить проблемы снабжения, уже в брежневскую эпоху, прямо апеллируя к партийной совести чиновников и иногда, как ни парадоксально, весьма успешно;
- прямыми стимулами девиантного поведения в группе являются неврозы, общая необходимость внутригрупповых конфликтов, воспроизводство особенно тревожащих ситуаций от естественных (много тревожного цвета, шумов неоптимальной СВЧ) до спровоцированных внешними факторами слухи об увольнении, банкротстве, и тому подобных. Даже столь общий обзор социальных факторов внутригруппового девиантного поведения позволяет, видимо, считать достаточно резонным вывод о том, что наиболее глубокие основы объединения людей в группе основаны не на абсолютном подавлении образцов, не подразумевавшихся в управленческих планах лидеров, а на провоцировании своеобразной ниши таких процессов, которая как бы взрывается при кризисе группы.
Психические основы девиантного поведения. Общая необходимость девиантного поведения закреплена в принципиальной несовместимости огромного потенциала человеческой психики и тех возможностей для его реализации, которые представляет система социальных ролей и норм.
Такое положение вещей фиксируется в упоминавшейся выше экзистенциальной точке любого, даже самого социализированного, имиджа, оно регламентирует интервал, пластичность имиджей в группе.
Естественно, что некоторые из имиджей, просто по закону статистической вероятности, выходят за пределы регламентации и оцениваются как символы девиантного, отклоняющегося, поведения.
Желание психической защиты, как естественная же основа имиджа, не может быть полностью реализована в меню поведенческих решений и образцов, предлагаемых конкретной группой; и поиск, открытый или тайный, лучших вариантов, который часто оценивается как девиантное поведение, суть отрицание социальной защищенности, суть тяга к риску, к которой, впрочем, вполне приспособился социум, создавший индустрии спорта, казино, иллюзий масс-медиа. Адаптационные возможности социума вообще часто недооцениваются.
Он, пусть с некоторым напряжением, приспособился даже к движениям анархизма и Великого отказа хиппи в шестидесятые годы.
Отметим также возможность психических состояний, где вероятность девиантного поведения резко растет, никогда не равна нулю даже у самых ярких конформистов. Таковы, например, состояния страстей, тяги к риску, дистресса, ревности, и другое.
Даже в самых спокойных по части девиантного введения группах возможны, следовательно, вспышки конфликтов, вроде бы ничем особенно не спровоцированные, особенно, если такие состояния проявляются в стабильной части группы, включая лидеров.
Автор вполне признает фрагментарность приведенного выше обзора главных, как ему показалось, аспектов детерминации группового девиантного поведения. Он был необходим, как комментарий нескольких новых для основной линии исследования, положений:
- любой имидж есть выражение опыта социализации людей. Но такой опыт содержит в себе и практику вынужденного приспособления групповых, социальных ролей к своему формальному (но не фундаментальному) отрицанию-девиантному поведению;
- девиантное поведение возникает не только стихийно, возникая из простого столкновения индивидуального и родового в жизни группы, но и осознанно, усилиями лидеров и их сторонников, заинтересованных, например, в воспроизводстве феномена враги и общем апробировании правильности внедряемых норм, исходя из конъюнктуры борьбы и сотрудничества с другими группами. В опосредованном виде такие зависимости сохраняются и на уровне социальных фрагментов и сословий достаточно вспомнить маккиавелистские тенденции сталинской группировки но (отношению к оппозиции;
- девиантное поведение столь же древнее, как и поведение социальное, и потому в имиджах в группе всегда есть своеобразные метки формально осуждаемых, по практически разрешенных групповыми нормами акцентов скажем акцент любитель выпить, бабник, картежник, болтун, которые формально осуждаемы, но допустимы, вплоть до того, что пожилые люди добровольно уступают место в транспорте пьяным.. На уровне макроструктур такая зависимость проявляется в приспособлении централизованной государственной власти к наклонностям людей, провоцирующих их к девиантному поведению;
- учет влияния девиантного поведения на жизнь группы есть важнейший признак зрелого управления; сам же по себе объем, ниша, такого поведения, и понимается автором под термином социально-психологическая напряженность жизни группы (далее СПН).
Девиантное и социальное поведение не альтернативы, они суть проявления единого и колоссально многостороннего процесса реализации человека с его экзистенциальными страхами и социальными мотивами в технологизации всей среды общения, вынесении, как писал Ж. -П. Сартр, своей сути в систему очеловечивания друг друга в единых формах общежития.
Видимо, именно поэтому имиджи столь притягательны для огромных масс людей, чувствующих, что если имидж и является маской, то маской сделанной не произвольно, а символизирующей что-то очень важное в их душах. Впрочем, разговор о столь фундаментальных и сложных проблемах явно находится за пределами дипломного исследования; отметим лишь, что сам факт девиантного поведения есть прямое условие и, одновременно, самоотрицание имиджа.
Рассмотрим пока более конкретные процессы оформления имиджей в ходе внутригруппового конфликта.
