Магун В. – Российские трудовые ценности. Идеология и массовое сознание
Социально-экономический уклад российского общества претерпевает сегодня фундаментальные изменения. И в этой связи закономерно усиливается интерес к тому, как люди относятся к своему труду.
Основа этого интереса - открытие М.Вебера, показавшего, что фундаментальные социально-экономические сдвиги, связанные с возникновением капитализма, не могли бы осуществиться без новой трудовой этики. Развивая эту идею, Д. Макклелланд на большом эмпирическом материале убедительно продемонстрировал зависимость экономических успехов общества от выраженности у людей, образующих это общество, мотивации достижения [1] .
Задача данной работы состоит в том, чтобы проанализировать два типа ценностно-нормативных и ценностно-мотивационных образований, регулирующих трудовую деятельность населения, - те, которые задаются официальной идеологией общества, и те, что характеризуют массовые установки людей относительно важности для них труда в целом и отдельных его сторон.
В анализе идеологических ценностей будет подробно представлена социалистическая модель, господствовавшая в России в недавнем прошлом. Ее беспристрастный анализ необходим для понимания исходных культурных конструкций, в оппозиции к которым формируется новая трудовая идеология. Кроме того, социалистические ценности оказались достаточно живучи и по-прежнему привлекают заметную часть российского населения.
Массовые же ценности различных групп населения более подробно будут рассмотрены применительно к сегодняшнему - постсоциалистическому - этапу развития России, и изложение в этом разделе будет основываться на материалах социологических исследований.
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ТРУДОВЫЕ ЦЕННОСТИ
1.1 Труд и занятость в идеологии советского общества
Начнем с реконструкции того, что еще совсем недавно - около десяти лет назад - официально считалось важным и входило в состав идеологических ценностей советского общества.
Идеология советского общества была трудоцентристской, труд в ней имел своего рода священный, сакральный смысл. В нормативных текстах декларировалась всеобщность труда в СССР, т.е. обязательность трудовой деятельности для каждого трудоспособного члена общества, недопустимость неучастия в труде и извлечения нетрудовых доходов.
Данная идеологическая норма была юридически зафиксирована и в последней советской Конституции 1977 года: Обязанность и дело чести каждого способного к труду гражданина СССР - добросовестный труд в избранной им области общественно полезной деятельности, соблюдение трудовой дисциплины. Уклонение от общественно полезного труда несовместимо с принципами социалистического общества. Эта общая конституционная норма явилась основой для конкретных нормативных актов, на основании которых могло осуществляться судебное преследование тунеядцев.
Наиболее известный случай подобного преследования - осуждение в Ленинграде за тунеядство поэта Иосифа Бродского, ставшего впоследствии лауреатом Нобелевской премии. К пяти годам ссылки в Архангельскую область с обязательным привлечением к труду Бродский был приговорен в 1964 году, а юридическим основанием для подобного решения суда явился Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 года о тунеядцах.
Трудоцентристская ориентация особенно усиливалась в советском обществе в периоды кампаний по борьбе с нетрудовыми доходами. Напомним, последняя из таких кампаний развернулась уже после 1985 года в связи с принятием специального Указа об усилении борьбы с извлечением нетрудовых доходов, и в ходе нее под сомнение были поставлены даже такие, вполне невинные по социалистическим меркам формы извлечения дохода, как получение гражданами процентов (очень небольших) по вкладам в Сберегательном банке, выигрышей в лотереях, получение денег и имущества по наследству и т.п.
Фундаментальным для рассматриваемой нормативной модели являлось также положение об общественной собственности на средства производства (которая, согласно теории, существовала в двух формах - общенародной и колхозно-кооперативной). В связи с этим труд приобретал непосредственно-общественный характер, а те, кто трудились, одновременно являлись и сохозяевами средств и продуктов производства.
Частная же собственность на средства производства и основанное на ней частное предпринимательство объявлялись чуждыми социализму, и частное предпринимательство преследовалось как уголовное преступление.
В итоге под запретом оказывались и наиболее пассивные (неучастие в труде), и наиболее активные (частное предпринимательство) варианты занятости. Единственно разрешенной формой занятости оставался наемный труд на государство или на коллективного собственника (за спиной которого, на самом деле, тоже стояло государство).
Данный вид занятости оказывался в то же время и обязательным, практически универсальным требованием к гражданам социалистического общества.
Но идеологическая трактовка и этого единственно разрешенного вида занятости не соответствовала его реальному содержанию. Социалистическая политэкономия объявляла трудящихся сохозяевами общественной собственности, работающими на самих себя. Обычно при этом цитировалось высказывание В.И.Ленина о том, что при социализме впервые после столетий труда на чужих, подневольной работы на эксплуататоров, является возможность работы на себя.
И хотя функциями владения, распоряжения, использования собственности и извлечения из нее дохода большинство занятого населения наделено не было и потому, на самом деле, сохозяевами собственности не являлось, все же из этой идеологической аксиомы делались выводы, касающиеся принципиальных вопросов занятости: рабочая сила лишалась свойства быть товаром, и соответственно отрицалось существование при социализме рынка труда.
Человек не может продавать свою рабочую силу самому себе. Поэтому-то понятие купли-продажи рабочей силы и связанное с нею понятие наемного труда объявлялись неприменимыми к социалистическому обществу, где все якобы являются сохозяевами, а слова найм и наемный труд если и употреблялись, то не иначе, как с оговорками или в кавычках.
(Вот типичные примеры подобных рассуждений, взятые из широко распространенных советских учебников по политэкономии социализма: Сообща владея средствами производства, работники не могут сами себе продавать рабочую силу; хозяева средств производства не могут покупать сами у себя способность к труду; владея средствами производства рабочий класс не может сам себе продавать рабочую силу. Следовательно, сохраняется лишь внешняя форма найма как выражение отношений работника к обществу, через которые реализуется право на труд.)
Примечательно, что в характерном для социалистической идеологии избегании понятия о найме, чем бы оно ни мотивировалось, выражено радикальное отличие ее от культуры капитализма, в которой понятие контракта является одним из ключевых при трактовке отношений между людьми, между человеком и организацией, между человеком и государством и т.п.
Нормативно предписанные мотивы труда
Детально нормировались советской идеологией также те цели и мотивы, которым трудовая деятельность должна следовать, ради которых она должна осуществляться. Они трактовались в нормативно-идеологических текстах в системе двух оппозиций. В первом случае противопоставлялись личный интерес и общественная польза, или лично и общественно ориентированные цели и мотивы трудовой деятельности индивида. (В число личных интересов включалась забота человека не только о себе, но и о благополучии своей семьи.) Оба полюса второй оппозиции находились внутри множества личных мотивов труда, и на сей раз противопоставлялись две группы этих мотивов - духовные и материальные. Духовные - это те, что реализуются в процессе самой трудовой деятельности и связаны с удовлетворением потребностей человека в самореализации и новизне (т.е. в трудовой деятельности как таковой), а также в общественном признании себя как деятеля.
Под материальными же мотивами понимались те, что связаны с получением различных натуральных и денежных вознаграждений, лежащих вне трудовой деятельности и способствующих благополучию индивида и его семьи. Данное нормативное противопоставление частично совпадает с принятым в научной литературе разделением мотивов трудовой деятельности на внутренние (intrinsic) и внешние (extrinsic), и с делением самой трудовой деятельности на самоценную и инструментальную.
Идеологическая модель трудовой морали, с которой советское общество подошло к 1985 году, неодинаково оценивала полюса каждой из описанных выше мотивационных оппозиций: общественно направленным мотивам трудовой деятельности отдавалось явное предпочтение перед личными, а духовным мотивам - перед материальными.
Приоритет общественных мотивов наглядно выражался в известной сталинской формуле Труд в СССР есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства и был естественным проявлением идеологии тоталитарного общества, в котором частные интересы отдельного лица, отдельной семьи и почти любой другой отдельной социальной группы или организации рассматривались как подчиненные общегосударственному интересу. Пренебрежение личными интересами работника камуфлировалось в идеологических текстах уже упоминавшейся идеей о том, что в условиях общественной собственности на средства производства все граждане являются сохозяевами, и потому их личные (частные) интересы и интересы всего общества, как правило, совпадают.
Отсюда следовал вывод о том, что при социализме человек на самом деле всегда работает на себя. Тем самым нормативно предписываемый примат общественной мотивации словесно выражался не только в лобовых высказываниях о необходимости жертвовать личными интересами во имя общественных, но и в более тонких формулировках, отождествлявших правильно понятый общественный интерес с личным.
Приоритет духовной мотивации перед материальной со всей наглядностью был выражен в концепции трудовой мотивации при полном коммунизме - т.е. на высшем, идеальном, этапе развития общества, следующем за социализмом как первой фазой коммунистического способа производства. Согласно В.И.Ленину, коммунистический труд в более узком и строгом смысле слова есть бесплатный труд на пользу общества, труд, производимый не для отбытия определенной повинности, не для получения права на известные продукты, не по заранее установленным и узаконенным нормам, а труд добровольный, труд вне нормы, даваемый без расчета на вознаграждение, без условия о вознаграждении, труд по привычке трудиться на общую пользу и по сознательному (перешедшему в привычку) отношению к необходимости труда на общую пользу, труд, как потребность здорового организма. [12]
В основе этих суждений Ленина лежит известный фрагмент работы К.Маркса Критика Готской программы, где говорится о том, что на высшей фазе коммунистического общества... труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни. В.И.Ленин даже усилил эту формулировку, утверждая, что на высшей фазе коммунистического общества труд сделается первейшей жизненной потребностью.
И хотя в нормативных текстах подчеркивалось, что первая фаза коммунизма (т.е. строящееся или уже существовавшее социалистическое общество) не тождественна второй, идеологи социализма постоянно соотносили социализм с более высокой фазой полного коммунизма и оценивали свое общество как несовершенный, но неизбежный этап на пути к грядущему светлому будущему.
Поэтому характеристика будущего коммунистического труда и соответствующей ему трудовой мотивации задавала тот идеал, в свете которого должен был оцениваться нынешний труд людей и побуждающие его мотивы. К тому же грани между будущим и настоящим были достаточно размыты. Идеал коммунистической трудовой морали существовал не только в коммунистическом далеко, но и в социалистическом настоящем в форме своеобразных анклавов коммунистического будущего: сюда можно отнести труд на коммунистических субботниках (которым Ленин еще в 1919 году придал высокий идеологический статус), движение за коммунистическое отношение к труду и его победителей - членов бригад и ударников коммунистического труда. [16]
Негативная (или амбивалентная) идеологическая трактовка материальных мотивов труда легитимизировала характерную для социализма практику установления потолков заработка, а тем самым - и потолков достижения.
Социалистическая и протестантская трудовая мораль
Анализируя бытовавшую в советском обществе идеологическую модель трудовой деятельности, трудно удержаться от сопоставления ее с протестантской трудовой этикой, которая, как показал в своей классической работе М.Вебер, сыграла важную роль в становлении капитализма и в том экономическом скачке, который был связан с его возникновением.
Подобное сопоставление показывает, что для обеих этических систем был характерен акцент на труде как на чрезвычайно важной сфере человеческой деятельности, и при этом обе этические системы хотя и по-разному, но все же ограничивали мотивацию личного и семейного потребления в качестве достойной основы трудовой деятельности. Мы уже указывали выше на ограничения мотивации личного благосостояния со стороны социалистической идеологии, трактовавшей данную мотивацию как ущербную по сравнению с духовными мотивами и мотивами общественного блага. Своеобразная форма ограничения потребительской мотивации присутствовала и в протестантской этике.
Кальвинисты, например, резко осуждали наиболее вызывающие формы личного потребления и считали их греховными. Они считали, что человек не должен демонстрировать свое богатство, хотя может демонстрировать свой успех в форме наглядной производственной активности. Но если вы не можете использовать все имеющееся богатство на удовлетворение личных потребностей, то естественно вложить его снова в дело, чтобы в итоге увеличить богатство и тем самым повысить свои шансы попасть на небеса. [19]
Таким образом, оказывается, что и социалистическая, и протестантская трудовая этика выполняли функцию побуждения к производственному накоплению, или, по меньшей мере, морально оправдывали подобную экономическую стратегию. Аналогии между этими двумя этическими системами не столь уж неожиданны, если принять во внимание, что обе они были эффективными культурными инструментами процесса модернизации, который, как показал П.Бергер, исторически проявил себя в двух основных вариантах - капиталистическом и социалистическом.
Фундаментальное же отличие двух рассматриваемых этических систем состояло в том, что протестантизм аппелировал к индивиду, труд которого базировался на частной собственности и который мог действовать в качестве свободного предпринимателя. Коммунистическая же идеология была обращена к индивиду, лишенному частной собственности и свободы предпринимательства и вынужденному действовать в рамках жестких ограничений.
Отличие состояло также и в том, что протестантская этика аппелировала к потребности индивида обрести счастье в потустороннем мире, и посюсторонние трудовые успехи были лишь сигналом грядущего спасения души. Цели же, провозглашенные идеологией социалистического общества, касались земного благополучия общественного целого (частью этого целого был и индивид, к которому аппелировала идеология), правда благополучие это, главным образом, локализовалось в отдаленном будущем - в счастье будущих поколений.
Таким образом, между протестантской и социалистической трудовой этикой, действительно, имелось определенное сходство не только по содержанию аскетических моральных предписаний, но и по их функции. Обе эти этические системы выполняли функцию социальной мобилизации и служили процессам накопления капитала - частного в эпоху становления европейского капитализма и государственного в период форсированной индустриализации социалистической экономики.
Но протестантская трудовая этика оказалась более эффективной, ибо на ее основе сформировался дух капитализма - тот светский моральный механизм, который на протяжении столетий поддерживает функционирование капиталистической экономики. К сожалению, на основе социалистической трудовой этики, по крайней мере, в ее советском варианте, подобных долговременных духовных регуляторов не возникло.
Становление постсоциалистической трудовой идеологии
В течение последнего десятилетия провозглашаемые, одобряемые и поддерживаемые российским обществом трудовые ценности подверглись радикальным изменениям, которые в своей совокупности позволяют утверждать, что идет процесс консолидации новой трудовой идеологии.
Труд из обязанности превратился в право, теперь незанятость гражданина не может служить основанием для его привлечения к административной или какой-либо иной ответственности, легализован статус безработного. Значительно расширился и диапазон допустимых форм занятости: в Конституции РФ сформулировано право гражданина на частную собственность и предпринимательскую деятельность.
Принят новый Гражданский Кодекс РФ, подтверждающий законность частной собственности и частного предпринимательства и регулирующий соответствующие правоотношения.
Существенно изменились и социально санкционированные мотивы трудовой деятельности. Общественное благо, ради которого необходимо жертвовать личным благополучием , потеряло свою священную значимость.
С другой стороны, получил легитимность частный, индивидуальный интерес, и следование ему рассматривается сегодняшней идеологией как весьма достойное человека занятие [23] . Реабилитирована в правах материальная, телесная жизнь человека, идеологически возродилась категория индивидуального богатства и частной собственности, произошло колоссальное расширение реального состава благ, которыми на законных основаниях могут владеть, пользоваться и распоряжаться граждане и их семьи.
* * *
Если попробовать кратко резюмировать основной функциональный смысл социалистической трудовой морали, схематический образ которой мы попытались нарисовать выше, то можно заключить, что она более или менее явно обосновывала требование от населения высоких трудовых затрат при низких материальных вознаграждениях. Данная идеологическая конструкция была направлена на мобилизацию трудовой энергии масс, и на определенном этапе социалистического развития России эту мобилизационную функцию выполняла.
Но в какой мере личные установки людей, их собственные представления о труде совпадали с идеологическими предписаниями? Каково было реальное содержание ожидаемых людьми вознаграждений за труд и тех затрат, которые они готовы были нести?
Обоснованно отвечать на эти вопросы оказалось возможным только начиная с 1960-х гг. когда в СССР стали проводиться социологические исследования отношения людей к труду.
ТРУДОВЫЕ ЦЕННОСТИ В МАССОВОМ СОЗНАНИИ РОССИЙСКОГО НАСЕЛЕНИЯ
2.1 Исследования массовых трудовых ценностей в период социализма
Под трудовыми ценностями в массовом сознании населения и в сознании отдельного человека мы понимаем эмоционально окрашенные представления и суждения индивида о важности для него труда в целом и отдельных его сторон. Понятно, что ценности, разделяемые и выражаемые населением, не обязательно совпадают с содержанием официальной трудовой идеологии.
И именно изучение подобных ценностей стало одной из приоритетных тем советской социологии, начиная с 60-х гг.
Пафос классической монографии Человек и его работа состоял в демонстрации сильной выраженности ценностей содержания труда, порой превосходивших индивидуальную ценность заработка. Таким образом, первые эмпирические исследования, казалось бы. подтверждали картину, нарисованную социалистической идеологией, утверждавшей примат духовных ценностей труда над материальными.
Но вокруг этого эмпирического вывода сразу же началась полемика , которая, в частности, опиралась на исследования миграции и текучести рабочей силы, демонстрировавшие силу материальных факторов. В последующие годы были опубликованы факты и суждения, часть которых свидетельствовала в пользу одной, а часть - в пользу другой из двух конкурирующих позиций.
На наш взгляд, причина подобных разноречий объясняется, главным образом, различиями в использовавшихся исследователями показателях трудовых ценностей и методиках их фиксации. Простейшим таким показателем является суждение человека о важности или значимости для него некоторого предмета или явления.
Но в истории отечественных исследований трудовых ценностей сложилось так, что наибольшее внимание на первых этапах уделялось другим, более тонким на взгляд социологов, индикаторам.
Авторы книги Человек и его работа выдвинули предположение о том, что чем выше значимость для индивида некоторого аспекта труда, тем больше должен быть вклад удовлетворенности этой стороной труда в интегральную (общую) удовлетворенность работой, вес этой частной удовлетворенности в ее влиянии на итоговую. Из данного предположения был сделан вывод, что значимость некоторого аспекта работы следует определять по корреляции (или ковариации) удовлетворенности этим аспектом с удовлетворенностью работой в целом.
Благодаря применению метода корреляции частной и интегральной удовлетворенности, который впоследствии получил широкое распространение в отечественной социологии труда, авторы Человека и его работы и продемонстрировали высокую значимость ценностей содержания труда, превосходившую значимость заработка.
