Глава 19. Апрель: непочетная ничья
Хорошее начинание, но не для нашего климата.Фазилъ Искандер
НА ПУТИ К РЕФЕРЕНДУМУ
Апрель 1993 г. прошел под знаком скоротечной кампании референдума. Понимая, сколь высоки ставки, каждая из сторон напрягала все силы, не особенно задумываясь над средствами. В первые дни месяца рекомендации гражданам, как им следует отвечать на вопросы, дали все политические силы. Основных позиций было две.Под девизом «Нет — нет — да — да» на референдум шли главные силы оппозиции: Фронт национального спасения и его парламентский блок «Российское единство», почти все коммунистические и национал-патриотические организации. Как раз в это время коммунисты, оправившись от послеавгустовского шока и получив щедрый подарок от Конституционного суда, перестраивали свои ряды. Социалистическая партия трудящихся (СПТ), созданная осенью 1991 г. по инициативе Ивана Рыбкина, а также союзных депутатов Роя Медведева и Анатолия Денисова под знаменем обновления коммунизма, на время стала «крышей» для всего актива КПСС и КП РСФСР. Теперь, однако, эти люди (нередко до 90% организаций СПТ) покидали свое временное пристанище и вливались в воссоздаваемую во главе с Геннадием Зюгановым КПРФ — как раз накануне IX Съезда. Ту же позицию поддержали и мелкие партобразования, возникшие после распада КПСС: Союз коммунистических партий (СКП — КПСС), который возглавил выпущенный из тюрьмы гэкачепист Олег Шенин, трансформировавшаяся из Марксистской платформы в КПСС Российская партия коммунистов и др.
Национал-державнические силы разных оттенков представляли различные организации. Относительно умеренные Российский общенародный союз во главе с Сергеем Бабуриным и Николаем Павловым, а также часть Российского христианско-демократического союза, пошедшая за Виктором Аксючицем. Агрессивно-ксенофобский, собиравший под свои знамена люмпенов Русский национальный собор генерала Александра Стерлигова. Экзотическая ЛДПР, созданная еще в 1989 г. как псевдопартия, но заявившая о себе в дни избирательного прорыва Владимира Жириновского на президентских выборах 1991 г. Впрочем, в национал-державнические тона изначально была окрашена и КПРФ, вошедшая, в отличие от СПТ, во Фронт национального спасения. Позицию, объединившую столь разнородные силы, поддержали и некоторые организации квазицентра. Наиболее заметной среди них была фракция «Смена — Новая политика», не имевшая своей политической организации в стране, но получившая широкую известность благодаря активности ее депутатов у микрофонов.
С призывом проголосовать «Да — да — нет — да» выступили демократические организации пропрезидентской ориентации. Демократическое движение переживало не лучшие времена. «Демократическая Россия», прошедшая череду кризисов и расколов, к этому времени выступала в трех лицах: фракции на СНД, едва набиравшей 50 членов; парламентского блока, который трансформировался в «Коалицию реформ», объединившую фракции «Демократическая Россия», «Радикальные демократы» и депутатов, которые вошли в нее на индивидуальной основе, а также общественной организации, с индивидуальным и коллективным членством. В 1992—1993 гг. предпринимались настойчивые попытки собрать под общим зонтиком распавшуюся демократическую коалицию. Еще в сентябре 1992 г. была создана более широкая организация — «Демократический выбор», в который вошли 26 участников июльского Форума сторонников реформ (в том числе 11 коллективных членов «Демократической России»). А в дни мартовских потрясений было объявлено о создании Общественного комитета демократических организаций России (ОКДОР), в который направили своих представителей около 90 партий и организаций, в том числе ряд творческих союзов интеллигенции, возглавлявшихся популярными деятелями культуры.
Общий настрой в демократической коалиции задавали радикальные элементы, не одобрявшие уступки президента консервативному парламенту. В заявлении по итогам IX Съезда ОКДОР утверждал, что Съезд узурпировал власть в стране, лишил ее правового пространства, открыл путь политической цензуре и тем самым «фактически завершил свое оформление в виде руководящей и направляющей структуры КПСС». Демократы до конца года (а многие из них — и после того) будут в своей стратегии апеллировать к той начавшей убывать части общества, в сознании которой страх перед возвращением прежнего режима превалировал над разочарованием в реформах. В открытом письме Ельцину представители многих организаций, вошедших в ОКДОР, предложили наряду с референдумом провести опрос и задать на нем гражданам дополнительные вопросы: о сохранении СНД как высшего органа государственной власти, о принятии Конституции Учредительным собранием, которое должно быть созвано не позднее 1993 г., и о закреплении в Конституции права частной собственности на землю 1. Впрочем, массовость и организаторские возможности сторонников президента не следует преувеличивать: подавляющее большинство вошедших в ОКДОР организаций опиралось на весьма ограниченную членскую массу, а активисты занимали руководящие посты во многих из них одновременно.
Конечно, активности демократической интеллигенции, не потерявшей еще к тому времени связь с массовыми слоями народа, предстояло сыграть немалую роль в исходе референдума. Но на первый план стали выдвигаться факторы иного рода — еще не увядшая харизма Ельцина, перевес в средствах массовой информации и воздействие на избирателей, которое чуть позже получило название административного ресурса. Вклад президента в кампанию был огромен. Склонявшийся — по этическим соображениям — вначале к тому, чтобы призвать избирателей дать положительный ответ на все вопросы2, он санкционировал алгоритм «Да — да — нет — да», повторенный многомиллионными тиражами в газетах, листовках, радио- и телепередачах, на уличных бил-лбордах, образец которого я здесь воспроизвожу (см. с. 294— 295). Ельцин внимательно следил за ходом кампании, встречался с экспертами, лидерами общественного мнения, журналистами, колеблющимися руководителями предпринимательских союзов, совершал поездки по стране. Он был собран, энергичен, находчив в ответах на нелицеприятные вопросы — казалось, перед гражданами представал прежний политик, уверенный и заражавший уверенностью.
Помимо двух основных алгоритмов ответов на вопросы референдума избирателям был предложен еще ряд вариантов. Более жесткую позицию, чем предлагал занять национал-коммуни-стический блок, рекомендовали анпиловская «Трудовая Россия» и еще менее влиятельные остатки бывших «приводных ремней» КПСС — комсомол, Союз советских женщин, а также ужесточившая к середине месяца свою позицию Российская коммунистическая рабочая партия, выросшая из ортодоксально-люмпенского Движения коммунистической инициативы, которое заявило о себе в первые перестроечные годы.
Большая часть центристов — Гражданский союз, в который на коллективной основе входили, сохраняя некоторую обособленность, Демпартия Николая Травкина, Всероссийский союз «Обновление», а также тогда еще не расколовшаяся руцкистская Народная партия свободной России, — после споров, приводивших к расколам, выбрала промежуточную позицию. Они оставили за самими избирателями выбор по первым двум вопросам и призвали поддержать досрочные выборы президента и парламента.
Очень непросто вырабатывала свою позицию фракция «Согласие ради прогресса». На собрании, к участию в котором она пригласила представителей ряда общественных организаций, говорили о непомерной цене проведения референдума («для победы на нем будут использованы государственные рычаги, будут раздаваться льготы, а это подтолкнет инфляцию») и высказывали сомнения в его успехе при установленных правилах зачета результатов голосования («необходимого числа голосов президент не наберет, поэтому искать надо способ, как избежать референдума — ведь это капкан, в который попали мы все»). Некоторые предлагали дистанцироваться от президента («выступать в его защиту — значит подвязываться к телеге, которая катится в пропасть») или, по крайней мере, «выразить удрученность его поведением». В последнее время поляризация общества усиливалась, возражали другие, для третьей позиции места нет. А если так, какие ответы должны рекомендовать депутаты фракции своим сторонникам? Может быть, вообще отказаться от каких-либо рецептов? Или зашифровать позицию так, чтобы умный понял, а неумный увидел то, что захочет? Но ведь положительные ответы на первый и четвертый вопросы соответствуют общей позиции фракции, а второй вообще абсурден3. В итоге этого несколько беспорядочного обсуждения мне было поручено подготовить заявление фракции, текст которого ниже воспроизводится4:
Фракция «Согласие ради прогресса» констатирует, что IX Съезд народных депутатов Российской Федерации не решил ни одной из проблем, лежащих в основе политического кризиса, переживаемого нашей страной.
Вместе с тем мы считаем, что назначенный на 25 апреля 1993 года референдум может дать импульс к преодолению политического кризиса в интересах стабилизации экономической ситуации — несмотря даже на очевидное и саморазоблачительное стремление Съезда предопределить политические результаты референдума с помощью лукаво сформулированных вопросов и в особенности путем навязывания незаконной и откровенно дискриминационной по отношению к Президенту системы оценки результатов голосования.
Мы призываем граждан Российской Федерации принять максимально активное участие в референдуме 25 апреля 1993 года и высказаться по вынесенным на референдум вопросам следующим образом:
1. Доверяете ли вы Президенту Российской Федерации Б. Н. Ельцину?
В сложившейся ситуации голосование против Президента открывает дорогу самым агрессивным силам оппозиции, угрожает реставрацией прежнего режима в новом идеологическом оформлении. Мы призываем ответить на этот вопрос «ДА».
2. Одобряете ли вы социально-экономическую политику, осуществляемую Президентом Российской Федерации и Правительством Российской Федерации с 1992 года?
Это нечестный вопрос. За социально-экономическую политику несут ответственность также Съезд и Верховный Совет, неоднократно одобрявшие ее основные направления и важнейшие меры. Отрицательный ответ на этот вопрос оставляет неясным, какая политика должна быть предложена взамен, а положительный — с чем именно в этой политике согласны избиратели. Мы призываем не отвечать на этот вопрос, то есть вычеркнуть оба ответа — и «ДА», и «НЕТ».
3. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов Президента Российской Федерации?
Досрочные выборы Президента в принципе возможны, но такую норму следует ввести не в действующую, а в новую
Конституцию России. Досрочные выборы первого демократически избранного Президента России неизбежно приведут к дезорганизации структур исполнительной власти сверху донизу, что недопустимо в условиях радикального реформирования экономики страны. Поэтому мы предлагаем на этот вопрос ответить «НЕТ».
4. Считаете ли вы необходимым проведение досрочных выборов народных депутатов Российской Федерации?
Мы стоим за замену громоздкой системы Съезд — Верховный Совет профессиональным парламентом, непосредственно избираемым гражданами России немедленно после внесения соответствующих изменений в Конституцию и принятия демократического избирательного закона. Мы будем делать всё, чтобы ускорить этот процесс. Поэтому мы предлагаем ответить на этот вопрос «ДА».
Так в общих чертах выглядела расстановка политических сил накануне референдума. Опросы, проводившиеся в марте 1993 г. различными социологическими службами, показывали бесспорный перевес президента над парламентом в общественном мнении. По данным ВЦИОМ, число поддерживающих президента либо доверяющих ему в 3—4 раза превышало число тех, кто выражал доверие или одобрение деятельности СНД и ВС. В сопоставлении же персональных рейтингов Ельцина и Хасбулатова разрыв колебался от 4 до 25 раз. Всю полноту власти готовы были передать президенту 47% опрошенных, СНД и ВС — 12%. Сторонниками «команды Ельцина» признавали себя 23% опрошенных, Гражданского союза — 6%, коммунистов и ФНС — по 5%). Еще более выразительную поддержку президента показывали опросы в Москве. Здесь в ходе опроса, проведенного сразу после телевизионного обращения Ельцина 20 марта, 48% респондентов одобрили его действия, 12% сочли их недостаточно жесткими, 4% — чрезмерно жесткими и 20% заявили, что они в принципе против его позиции 5. Позиция москвичей имела особое значение, так как именно поведение жителей столицы оказывалось едва ли не решающим фактором, когда в ходе предшествовавших политических кризисов события выходили (или грозили выйти) за рамки конституционного поля.
Существовали, однако, два обстоятельства, которые не позволяли сторонникам президента спокойно относиться к этим данным. Во-первых, значительная часть граждан (по некоторым данным — до 40%) политически не определилась. За них, а также за неустойчивых сторонников развернулась настоящая информационная война, которую по мере приближения дня референдума обе стороны вели все более яростно.
16 апреля в Верховном Совете от имени Межведомственной комиссии по борьбе с преступностью и коррупцией выступил Руцкой. Представленная им картина расхищения прежней государственной, якобы народной собственности удачливыми группами приватизаторов и бюрократов, гражданских и военных, была убийственной. По оценке ИМЭМО РАН, говорил он, отсутствие системы валютного контроля способствовало утечке из страны валютных средств, сырья и стратегических материалов на сумму около 17 млрд долл., а по оценке некоторых зарубежных экспертов — до 40 млрд. В связи с программой зарубежной гуманитарной помощи «в карманы спекулянтов перекочевало 40 млрд рублей». Вырученные доходы беспрепятственно уходили из России: в 1992 г. стоимость российского экспорта составила 38 млрд долл., в страну поступило 11 млрд. В колоссальных масштабах расхватывалась бывшая советская собственность за границей, в частности, имущество выводившихся из Германии войск. Вину за это Руцкой возложил на «зарвавшихся бывших и нынешних госчиновников из правительства», покрывающих их высокопоставленных сотрудников президента, а косвенно — и самого президента, запретившего Юрию Болдыреву в бытность его руководителем Контрольного управления передавать разоблачительные материалы в Межведомственную комиссию6.
Верны ли были цифры и факты, приведенные Руцким, судить трудно. Насколько мне известно, они не были убедительно ни подтверждены, ни опровергнуты. Несомненно, однако, что в докладе вице-президента был вскрыт лишь верхний слой той оргии беззаконного и циничного обогащения, которая сопровождала превращение коллективной собственности советской партийно-государственной бюрократии в домены частной собственности. По прошествии лет люди, стоявшие в центре этих процессов, склонны относить все это к неизбежным издержкам демонтажа государственно-монополистического «социализма» (что действительно надо было осуществить срочно во избежание реставрации) и российской модели первоначального накопления капитала. Добро, однако, если бы шло реально накопление производительного капитала, участвующего в структурной перестройке российской экономики, а не разрастание паразитического потребления ново-старой элиты.
Все это так. Но выступление Руцкого, привязка «невиданного разграбления национального достояния» к курсу реформ, работающему будто бы только на коррупционеров, его апелляция к Верховному Совету стали эпизодом в борьбе, обострение которой вовсе не прибавляло государству способности вести эффективную борьбу с преступностью и коррупцией. Ибо ВС к этому времени утратил характер органа народного представительства и превратился в одну из сторон схватки. Он нес, пусть меньшую, чем исполнительная власть, но несомненную ответственность за разгул преступности и коррупции, в частности в силу того, что отвоевывал для себя прерогативы исполнительной власти 7.
Громкие скандалы по поводу коррупции были, однако, впереди, а на повестке дня стояло преодоление эффекта психологической войны, которую развязывало выступление Руцкого. Трудно сказать, в какой момент этот сделавший головокружительную политическую карьеру офицер был окончательно потерян для Ельцина. Возможно, это произошло раньше. Во всяком случае, склонение Руцкого на сторону оппозиции усиливалось с каждым месяцем, резкие заявления следовали одно за другим. Но и Ельцин обладал поразительной способностью — далеко не всегда на пользу себе и делу — как привлекать, так и отталкивать от себя людей, и сказать, что Руцкой сам был виноват в том, что с ним произошло, значит сказать не все. Как бы то ни было, теперь с ним повели борьбу на политическое уничтожение. В преддверии референдума Ельцин освобождался от людей ненадежных: с поста секретаря Совета безопасности был удален Скоков, а Руцкой — освобожден от всех президентских поручений.
Было, однако, и другое обстоятельство, вызывавшее тревогу: установленный постановлением IX СНД порядок подведения итогов референдума. Если еще можно было надеяться, что число пришедших на голосование превысит половину зарегистрированных граждан и референдум состоится, то рассчитывать на то, что такое же число отдаст голоса в соответствии с благоприятным для президента алгоритмом, было трудно. Сам Ельцин и его сторонники делали все, чтобы активизировать избирателей. Но этого было мало: требовалось во что бы то ни стало изменить уже объявленные правила игры. Еще при обсуждении этого вопроса на IX Съезде Шахрай сказал, что принятое решение будет опротестовано в Конституционном суде. Это и было сделано. Но, не дожидаясь судебного решения, на встрече с Зорькиным Ельцин сказал, что после 20 апреля он издаст указ о том, что в постановлении Съезда нарушены Конституция и закон о референдуме, а потому большинство следует исчислять от числа проголосовавших8. В ответ на это Хасбулатов пообещал, что ВС будет своими постановлениями отменять указы и распоряжения исполнительной власти, чтобы «минимизировать потери от постоянных и мощных ударов, которые наносят России Президент и его окружение»9.
Спор был решен постановлением Конституционного суда. 21 апреля он определил, что решение IX Съезда определять итоги референдума в зависимости от того, как проголосует большинство от внесенных в списки граждан, соответствует Конституции для ответов на третий и четвертый вопросы (поскольку досрочные выборы действующей Конституцией не предусмотрены) и не соответствует — по первому и второму10. Это было по-лурешение, в равной мере, хотя и по-разному, удовлетворившее и не удовлетворившее каждую из конфронтирующих сторон.
ИТОГИ РЕФЕРЕНДУМА
25 апреля президент и демократы одержали последнюю победу (или точнее полупобеду) на конституционном поле. Обобщенные итоги референдума представлены в табл. 7.Президент и его сторонники формально и фактически выиграли голосование по первому вопросу. Голосов за доверие Ельцину было подано в полтора раза больше, чем голосов против, — это был серьезный успех. По сути повторился, даже с небольшим превышением, результат, полученный на президентских выборах 1991 г., когда за Ельцина было подано 57,3% голосов в ситуации для него значительно более выигрышной, чем почти два года спустя. Пожалуй, еще более серьезным достижением были итоги голосования по второму вопросу. Перевес голосов здесь был менее внушительным, но не следует забывать, сколь каверзно этот вопрос был сформулирован. У граждан спросили, готовы ли они одобрить социальную политику, которая обрекла на неимоверные тяготы подавляющее большинство из них, — и связали эту политику исключительно с деятельностью исполнительной власти. Но вопреки расчетам оппозиции большинство на референдуме дало бесспорный положительный ответ, который не решались предсказывать аналитики президентской стороны в своих самых смелых предположениях. Стремясь принизить результаты полученного вотума, противники президента станут говорить, что выказало доверие и одобрило проводившуюся политику меньшинство граждан, имеющих право голоса. Однако механически присоединять не пришедших на голосование к чис-
Примечание
Составлено и подсчитано по: Известия. — 1993. — 6 мая; Политический альманах России. 1997 / Моск. Центр Карнеги. — Т. 1. — М., 1998. — С. 382— 385. Всего было зарегистрировано 107,3 млн граждан, имеющих право участвовать в голосовании. Бюллетени получили 69,2 млн чел. В голосовании по первому вопросу приняли участие 64,2% зарегистрированных граждан, по второму-четвертому вопросам — 64,1%. Недействительные бюллетени (порядка 2—3% от числа принявших участие в голосовании) не указаны.
лу проголосовавших против — хотя и распространенный, но крайне недобросовестный политический прием.
Менее однозначно могут быть оценены итоги голосования по третьему и четвертому вопросам. Хотя число тех, кто высказался за досрочные выборы парламента, существенно, на 12 млн чел., превысило число тех, кто считал, что на перевыборы должен пойти и президент, большинство в 1,5 млн участвовавших в референдуме все-таки на третий вопрос ответило «да», т. е. в соответствии с алгоритмом, предложенным оппозицией. Но еще важнее было то, что главной своей цели — удаления с политической арены СНД — президент не добился. Таковы были правила игры, изобретенные Съездом и санкционированные Конституционным судом. Хотя более двух третей участников референдума высказались за досрочные выборы депутатов, правовых последствий это не имело. В расстановке сил на государственном Олимпе была воспроизведена патовая ситуация: на досрочные выборы, как и прежде, требовалось добровольное согласие обеих сторон. Апрельский референдум, справедливо отмечал исследователь российского конституционного процесса И. Шаблинский, «войдет в историю государства и права России как пример того, как не надо формулировать вопросы и подсчитывать результат»11.
Было совершенно очевидно, что свои позиции, неприкрытую враждебность к президенту и его политике, нежелание идти на досрочные выборы депутатское большинство пересматривать не станет. Итоги референдума, правда, под определенным углом зрения можно было рассматривать как политический (хотя, конечно, не правовой) мандат, который большинство дало президенту на выход за рамки действовавшей Конституции. Многие сторонники будут позднее упрекать Ельцина за то, что он этого не сделал по горячим следам апрельского референдума. Но, во-первых, большинство голосовавших выражало доверие той политике президента, которую оно знало, но не той, о которой могло только догадываться, поскольку она все же не была заявлена открыто. Во-вторых, если итоги референдума интерпретировать как голосование большинства взявших бюллетени по всем, а не только по первым двум вопросам, то следовало бы проводить одновременно перевыборы и парламента, и президента, на чем, возможно, удалось бы расколоть оппозицию. Но к этому президент, по-видимому, не был готов и после референдума совместных перевыборов не предлагал. В-третьих, перевес президента, как видно из табл. 7, не был столь же ошеломляющим в разрезе регионов, как в целом по стране. Достаточно сказать, что перевес в 5,6 млн граждан, поддержавших социальную политику президента и правительства, над ее оппонентами был достигнут голосованием всего лишь в трех наиболее успешных регионах — Москве, Санкт-Петербурге и Нижегородской области. Примерно столько же дали Московская и три уральские области (Свердловская, Пермская и Челябинская). В этих 7 регионах жила треть граждан, одобривших социальную политику12.
Как и следовало ожидать, результаты референдума были по-разному оценены различными политическими силами. Главный вопрос заключался в том, что делать дальше. Как только итоги референдума были объявлены, депутаты демократических фракций попытались реанимировать уже полюбившийся некоторым замысел: лишить Съезд кворума и тем самым подтолкнуть проведение досрочных выборов. Проекты на сей предмет выдвигались разнообразные — от прагматичных до фантастических13.
«Итоги референдума обязывают Президента действовать быстро и решительно», — писал член Президентского совета Отто Лацис. Голосование по четвертому вопросу показало, что депутатское большинство обладает лишь «весьма ограниченной легитимностью», поскольку большинства избирателей за ним нет. Поэтому «продолжение нерешительности» президента и правительства «в новых условиях было бы непроститель-ным»14. Нерешительность Ельцина С. Филатов объясняет тем, что к моменту, когда были объявлены травмировавшие оппозицию результаты референдума («очухались они потом»), проект Конституции не был готов. Можно было бы поставить депутатов перед выбором: принимайте Конституцию, и мы дальше живем и работаем вместе, или Съезд будет распущен. Психологически тогда это могло пройти: морально оппозиционеры, и в особенности Хасбулатов, были подавлены. Агрессия появилась потом. Может быть, мы допустили ошибку: по итогам референдума Ельцин имел полное право распустить Съезд15.
Раздались, однако, и предостерегающие голоса, в том числе на страницах зарубежной прессы, благоволившей скорее президенту, чем парламенту. Весьма критически оценив проект новой Конституции, объявленный Ельциным в конце апреля, британская «Индепендент» в редакционной статье писала: «Борьба в России поворачивается в несколько иное русло, не обязательно в направлении, соответствующем интересам демократии. Борис Ельцин, который больше года был прижат к канатам на ринге, наносит ответные удары, предвкушая реванш... В каждый важный период истории преобразований в России, начиная с Петра Великого и заканчивая Михаилом Горбачевым, неизбежно вставал вопрос: может ли какой-либо лидер провести реформы в России таким образом, чтобы не поставить под вопрос саму реформу»16.
Переоценкой стратегии занялась и оппозиция. В последовавших одно за другим заявлениях Хасбулатова прочитывались и разочарование неожиданными для нее результатами референдума, и растерянность, и переход от попытки их истолкования как народной санкции на сохранение политического статус-кво — к заострению конфронтации. На заседании Президиума ВС, состоявшемся сразу, как только стали известны итоги голосования, Хасбулатов объяснил их воздействием «полторанинско-геббель-совской пропаганды», «информационного террора» и посетовал, что «не хватило трех дней, чтобы переломить общественное мнение»17. Через три дня он дает более сдержанную интерпретацию: «Победили не Ельцин и Хасбулатов, не правительство и парламент. Победил здравый смысл населения, которое не хочет гражданской войны. В этом смысле у нас ситуация не революционная, а конституционная. Это главный позитивный итог референдума»18. Но еще через две недели все мосты для него уже сожжены. В программной статье, опубликованной в коммунистической газете, он пишет: «Если первый референдум 1991 года привел к гибели Союз и положил начало развалу России, то референдум 25 апреля и последовавшие за ним первомайские кровавые события в Москве являются этапными в деле наступления на демократию в стране, на права человека, перерождении политического режима, осознающего свою неспособность мирными средствами не только проводить реформы, но и просто управлять страной»19.
В ВС Хасбулатов продолжил разгром тех немногих комитетов, во главе которых еще стояли демократы. Сначала был низведен до статуса комиссии (фактически ликвидирован) Комитет по вопросам экономической реформы и собственности, возглавлявшийся членом фракции «Демократическая Россия» Сергеем Красавченко. А затем настала очередь Комитета по средствам массовой информации, связям с общественными организациями, массовыми движениями граждан и изучению общественного мнения, ключевого в разворачивавшейся борьбе. Ранее, вопреки позиции членов этого комитета, был назначен его новый председатель: вполне управляемый спикером член фракции «Россия» Владимир Лисин. Но поскольку «вся рота» в отличие от «господина прапорщика» продолжала «шагать не в ногу», была осуществлена двойная операция. Из прежней структуры, насчитывавшей в момент образования 43 депутата, был выделен комитет по СМИ, а в новый комитет — «десантированы» ранее не входившие в него депутаты от оппозиции. Все это, разумеется, делалось под флагом равномерного политического представительства, но чистке подвергались только демократические комитеты20.
Однако после референдума оппозицию уже не удовлетворяли игры в парламенте, где у нее теперь был устойчивый перевес. Была поставлена задача: комбинируя мирные способы борьбы с не совсем мирными и совсем не мирными, овладеть улицей. 1 мая это привело к кровавым событиям в столице. Столкновения национал-коммунистических демонстрантов с силами правопорядка случались и раньше, но это было самым массовым и жестоким.
Организаторы одной из двух проходивших в этот день в Москве демонстраций — предводители «Трудовой России» и других экстремистских организаций — попытались вопреки запрету мэрии вывести своих сторонников на Красную площадь. А когда на их пути поставили преграды, бросили на силы правопорядка свой авангард — около тысячи человек, вооруженных металлической арматурой и другими предметами, подобранными на стройках. Сотни людей были ранены, десятки госпитализированы, один сотрудник ОМОНа убит. Среди милиционеров раненых и изувеченных было больше, чем среди гражданских лиц. Подвергшиеся нападению силы правопорядка наносили ответные удары21.
По-видимому, побоище можно было предотвратить, если бы заранее были подготовлены средства, которые более опытная полиция в иных странах использует для бесконтактного разрешения подобных ситуаций: слезоточивый газ, водометы, резиновые и пластиковые пули. Удары сил правопорядка, вероятно, не всегда обрушивались на головы погромщиков, которые их заслужили. Однако основную ответственность за эти прискорбные события, помимо провокаторов, призывавших к активным действиям и неподчинению силам правопорядка, должны были нести организаторы демонстрации и находившиеся в ее рядах депутаты от оппозиции. Первомайская демонстрация в столице была не первой и далеко не самой массовой. В 1990—1991 гг. не раз угроза столкновения витала над многотысячными шествиями, проводившимися демократами. Во многих из них мне довелось участвовать. Но ни разу организаторы, сдерживая подчас агрессию толпы, в которую могли затесаться провокаторы и просто неуравновешенные люди, не допустили столкновений.
Спровоцированные непримиримой оппозицией первомайские беспорядки в Москве стали заметной вехой в эскалации конфликта. Было проведено заседание Верховного Совета, на котором национал-коммунисты попытались возложить ответственность исключительно на милицию и ОМОН и устроить суд над московской и федеральной исполнительной властью. Было выдвинуто требование «разрешить гражданам России любые шествия и демонстрации при условии предварительного уведомления властей без всякого ограничения»22. Демократические организации оценили происшедшее по-разному. ОКДОР, известные общественные деятели, депутаты требовали от президента большей решительности в борьбе с экстремизмом — вплоть до запрета организаций, призывающих к насилию, введения чрезвычайного положения или даже прямого президентского правления, лишения неприкосновенности депутатов — участников и организаторов шествия — и роспуска ВС, если он откажется принять меры против зачинщиков беспорядков. Таково было преобладающее настроение в демократических кругах23. Раздавались и иные голоса. Известный «ме-мориалец» Виктор Коган-Ясный утверждал, что в трагических событиях «виновны обе стороны: организаторы “манифестации” и правительство Москвы». Мы стоим сейчас, писал он, «перед выбором между, с одной стороны, объединенными силами сталинизма, русского национал-фундаментализма и коричневого фашизма и, с другой стороны, “демократического” либерал-фашизма...
Единственное честное, хотя и почти безнадежное, что сейчас остается, — это упорно и настойчиво искать “средний” путь»24. «Безнадежную» попытку наметить такой путь предприняла фракция «Согласие ради прогресса». Осудив циничность агрессивной оппозиции и ее «готовность действовать, не выбирая средств», и отметив, что «одной из причин происшедшего явилось попустительство правоохранительных органов к лидерам непримиримой оппозиции», фракция заявляла, что трагедию «можно было предотвратить, если бы власти действовали более решительно и профессионально». Основной вывод звучал так: «Фракция решительно осуждает попытки, предпринимаемые радикалами различного толка, использовать первомайские события как для дискредитации Президента, так и для подталкивания его к действиям, выходящим за пределы Конституции и законов»25. Фракцию не раз обвиняли в необъективности. Но объективность не есть равноудаленность. В обострении повинны были обе стороны, но не в равной мере.
Оппозиция, возбуждая страсти, развязывая подчас самые темные силы, сознательно провоцировала обострение ситуации и предъявляла собственные претензии на улицу. Сначала митинг, проведенный на высоких нотах провокации, а за ним — попытки прорыва, бесчинства хулиганов, поджигавших машины и громивших витрины, наконец, заседание Верховного Совета, где звучали речи, мало отличавшиеся от того, что говорили митингующие, — таков был ответ агрессивной оппозиции на итоги референдума.
Ситуация становилась все более запутанной и взрывоопасной. Мне она виделась в то время так.
ВЗГЛЯД ИЗ 1993 года
По горячим следам события26
<...> Я думаю, референдум закончился так, как и следовало ожидать: он дал определенный перевес президентской сторо-
не. Хотя нет окончательных результатов, уже очевидно, что Президент победил. Однако выигрыш не настолько сокрушителен, как хотелось бы сторонникам Ельцина. Поэтому остается главный вопрос: что будет после референдума? Смогут ли стороны найти согласие? На мой взгляд, это просто необходимо.
<...> Референдум показал: силы радикальной оппозиции, прежде всего ФНС, явно преувеличены.
Для меня приятным сюрпризом явились итоги голосования по второму вопросу: избиратели, несмотря на все спекуляции, сумели разобраться в обстановке и одобрили социально-экономический курс Президента и правительства.
Вместе с тем, я опасаюсь, что часть сторонников Президента воспримет результаты референдума как сигнал к известной вседозволенности.
Мне хотелось бы предостеречь от опрометчивых шагов, от эскапад, которыми грешил Президент. Продолжение борьбы необходимо вести, на мой взгляд, цивилизованно. <...>
«Но избиратели оказались умнее»27
— Виктор Леонидович, итоги прошедшего референдума весьма неоднозначны. Президент и его окружение празднуют победу, противники Президента дают референдуму иную оценку. Ситуация сходна с той, что сложилась на девятом Съезде народных депутатов, когда для импичмента не хватило 72 голосов и каждый оценил это по-своему: кому не хватило «целых 72 голоса», кому — «всего лишь 72». Как вы, сторонник Президента, можете охарактеризовать итоги референдума? Не заставляют ли призадуматься как те 617 голосов, поданных в свое время за импичмент, так и апрельский, не слишком большой перевес голосов в пользу Бориса Ельцина?
— Референдум, на мой взгляд, был относительной победой Президента и безусловным поражением агрессивной оппозиции. Правда, перевес Президента по ряду вопросов не обозначился с такой четкостью, чтобы ответы имели обязывающее юридическое значение. Но зато в итогах по второму вопросу был сюрприз. Вопрос был сформулирован, мягко говоря, лукаво: людям трудно, значит, они должны высказаться против социально-экономической политики Президента и правительства. Но избиратели оказались умнее тех, кто постоянно твердит об «ограбленном народе». Из ответа на этот вопрос можно сделать вывод: ни Съезд, ни Верховный Совет не вправе тормозить курс реформ.
Сюрприз иного порядка — ответ на вопрос о досрочных перевыборах народных депутатов. Вопрос о судьбе нынешнего депутатского корпуса остается открытым. Большинство избирателей, пришедших на референдум, ответили на этот вопрос положительно. Но их голосов не хватило для того большинства, которое поставило бы вопрос о перевыборах на повестку дня. И все же то обстоятельство, что законодательная власть обладает сегодня меньшей легитимностью, чем исполнительная, — очевидно. Впрочем, я не раз говорил до референдума, что самое главное будет после него.
— Совершенно очевидно, что Президент после референдума изберет курс на ликвидацию нынешнего парламента.
— Думаю, да. Этот депутатский корпус заслуживает переизбрания. Самое разумное, если бы он сам ускорил выборы и достойно ушел со сцены, занимать которую, думаю, он утратил моральное и политическое право. Гораздо больше перспектив данного парламента меня тревожит судьба российского парламентаризма как такового. Ведь он делает только первые шаги. Заседания Съезда и Верховного Совета хорошо известная группа депутатов превращает в безобразный стриптиз у микрофонов. И многие начинают думать, что это и есть парламентаризм: ведь в России другого парламента не было. Депутатский корпус требует все больше прав, но персонально ни один депутат не отвечает за последствия принимаемых решений ни в экономике, ни во внешней политике. Обличая правительство, объявляя его виновником всех наших бед, депутаты наживают политический капитал. Дешевый капитал.
— Однако, Виктор Леонидович, для России небезразлично, каким образом данный парламент сойдет со сцены. Будет ли он убран насильственным путем или же доработает до конца положенного срока.
— Вы забыли третий вариант: добровольное ускорение перевыборов. К ним можно прийти разными путями. Президент сделал ставку на новую Конституцию, которую Бог весть кто примет. Не отказываясь от этого — как-никак именно разработкой новой Конституции я занимался последние два года, — я бы поставил более скромную задачу. Для новых выборов необходимо и достаточно решить два вопроса: куда выбирать и как выбирать. Для этого надо, во-первых, ликвидировать Съезд как институт и ввести в Конституцию профессиональный двухпалатный парламент и, во-вторых, принять демократический избирательный закон, открывающий путь к партийным выборам. Только для решения этих задач, обеспечивающих легальный переход, и имело бы смысл сохранить еще на некоторое время данный парламент.
Но способен ли он сосредоточиться на решении этих задач, не продлевая всячески свой срок? Первые же заседания Верховного Совета после референдума показали, что он не хочет считаться ни с его итогами, ни со здравым смыслом, что он лишен даже элементарного чувства самосохранения. Посудите сами. Он обостряет конфликт с Президентом и правительством, выносит негативную оценку процессу приватизации, отменяет указ Президента по Мордовии28. Он безответственно и некомпетентно вторгается в сферу внешней политики, принимая постановление по югославскому вопросу, которое теперь, после здравых шагов югославских лидеров, выставляет его на посмешище 29. Он громит два своих комитета, где большинство — у демократов, и готовится к новым «разборкам» того же рода. Наконец, занявшись событиями 1 мая, он оказался не способен назвать главного виновника — агрессивную оппозицию, мечтающую о реванше за референдум. Все это, конечно, отвлекает от решения самых насущных задач — экономических. Бесконечное обсуждение вопросов о том, кому какая толика власти должна принадлежать, как Президент ущемил депутатов, по сути, срывает осуществление экономической реформы.
— Вы заметили, Виктор Леонидович, что в выполнении «главных задач» нам все время что-то мешает. Теперь вот Съезд и Верховный Совет отвлекают от дел насущных. А от чего, собственно, отвлекают нас политические страсти? Если раньше нас прямо просили чуть-чуть потерпеть, то теперь вывели новую формулировку — «непопулярные, но необходимые меры». И терпеть-то даже не просят. Не мне перечислять вам эти меры. С тем, что они «непопулярны», поспорить трудно, но так ли уж необходимы? Я не хочу уподобляться бабушкам, судачащим на скамеечке и, может быть, действительно не понимающих необходимость этих самых мер, но посмотрите, что говорят отнюдь не дилетанты. По данным Института социально-политических исследований РАН, половина предпринимателей и 80 процентов директоров предприятий настаивают на срочной корректировке курса реформ. А уж если привести данные по спаду производства или удорожанию жизни, никакой Съезд, даже если бы он специально поставил перед собой такую задачу, не смог бы ее осуществить. Вряд ли все эти трудности так называемого переходного периода идут лишь от того, что реформам мешают, от них отвлекают внимание. Да и полномочий у нашего Президента более чем достаточно, чтобы настоять на выбранном им курсе, который, по вашим же словам, единственно верный, но пока не приносящий положительных сдвигов.
— Социально-экономическое положение в стране, действительно, сегодня очень трудное. Переход к новому экономическому порядку и не может быть другим. Говорят, что перейти от капитализма к социализму так же легко, как приготовить из яиц яичницу, а обратный переход равнозначен превращению яичницы в свежие яйца. Хотя я стараюсь избегать таких идеологических клише, как капитализм и социализм, но образ хорош. Поэтому я не одобряю некоторые прежние опрометчивые прогнозы Президента о скором улучшении жизни, теперь он стал гораздо осторожнее. В то же время многие факты нашей сегодняшней действительности и их оценка нашими гражданами сознательно искажаются. Вы ссылаетесь на консервативный академический институт. А знакомы ли Вы со значительно более достоверными исследованиями, которые проводят ВЦИОМ, фонд «Общественное мнение», группа Игоря Клямкина?
— Кто платит деньги, тот заказывает музыку.
— И все-таки сегодня больше злонамеренных спекуляций. Особенно в этом преуспела агрессивная оппозиция. О каком голоде в России они говорят? Массового голода, который затрагивал бы большие слои населения, нет. Есть люди, к которым общество обязано проявить внимание: это те, кто сами себе не могут помочь. Есть недоедание, есть неблагоприятная структура питания. Не более. Неверно и то, что нет сдвигов к лучшему. Сегодня они, может быть, не очень видны. Эти сдвиги касаются в первую очередь предпосылок создания новой экономики. Это заделы на будущее. Если бы не было давления, которое с разных сторон осуществляется и на Верховный Совет, и на правительство, и на Центральный банк, если бы не раскручивалась инфляционная спираль главным образом путем выпрашивания дешевых кредитов, я думаю, что к стабилизации экономики сегодня мы были бы гораздо ближе. И потом: с чем вы сравниваете нынешнюю экономическую ситуацию? С блаженными временами, когда электрички увозили из Москвы колбасу по 2 рубля 20 копеек? Или с декабрем 1991-го, когда не только эта колбаса, но соль и спички исчезли из магазинов? Или с сегодняшней ситуацией на Украине, которая не спешила с экономической реформой?
— А я, собственно, ни с чем ее и не сравниваю. Просто знаю, что больше уже никогда не увижу Черного моря, а мой сын так и не узнает соленого вкуса его воды. Вряд ли когда-нибудь я увижусь и с друзьями, живущими в Риге. Никогда не смогу, как раньше, позволить себе съездить в гости на такси, и не дай Бог взбредет мне в голову заболеть чем-нибудь посерьезнее ОРЗ...
— Каждый человек хозяин своей судьбы и нужно, наконец, забыть о тех временах, когда нам все приносили на блюдечке с голубой каемочкой.
— Это называлось социальной защищенностью...
— Да, порой это называлось именно так. Но теперь людям открывается возможность все это заработать своим собственным трудом, не надеясь на подачки государства. А для этого нужно довести до конца начатый курс реформ, который прежде всего связан с именем Ельцина. Если можно было бы где-то в лаборатории создать другого, идеального Президента, это было бы прекрасно. Но в данной конкретной ситуации в нашей стране я не вижу другой фигуры, которая могла бы, опираясь не на грубую силу, а на поддержку активного большинства общества, завершить курс реформ. Ельцин привержен демократическим ценностям.
— Однако все, что происходит сейчас в стране, и есть демократия. Верховный Совет не согласен с Президентом, это его право. Президент начинает всеми способами доказывать его несостоятельность. На VIII Съезде Ельцин даже угрожал, что введение его полномочий в рамки Конституции приведет к отзыву народных депутатов. Между тем демократия подразумевает свободное высказывание любых мнений и... несогласие.
— Вы не совсем правы. На последних съездах Президент в основном (хотя и с некоторыми отступлениями) проводил примирительную линию, которую оскорбительно отвергло большинство депутатов. И все же я бы вас спросил: кого Ельцин посадил в тюрьму, какой орган печати он закрыл из-за несовпадения мнений с его, президентской позицией? Я за свободу инакомыслия, но против разнузданных призывов к насилию.
Россия имеет сегодня такой уровень демократических свобод, какой, может быть, был в ней лишь с февраля по октябрь 1917 года. Не Президент, а сам Съезд демонстрирует свою несостоятельность. Мы никак не можем понять, что России сегодня приходится выбирать не между плохим и хорошим, а между плохим и катастрофическим. Если к власти прорвался бы Фронт национального спасения, наступила бы катастрофа. Но я надеюсь, что этого не будет.
— Виктор Леонидович, сегодня многие демократы находятся в ситуации выбора. Николай Травкин, например, вообще сложил депутатские полномочия. Не ощущаете ли вы какого-либо давления на себя?
— Поступок Травкина логичен: его избиратели проголосовали не так, как он предлагал. Большинство голосовало так, как рекомендовали демократы. Они голосовали за сложение полномочий депутатским корпусом, а не их депутатом. И все же я не исключаю, что депутаты-демократы, действительно, должны будут уйти из парламента. В парламенте меньшинство, оппозиция — это мы. История мирового парламентаризма знает разные способы поведения оппозиции: и уход из парламента, и использование парламентской трибуны для отстаивания своих позиций. Возможно, скоро нам придется делать выбор. Но в любом случае это решение должно быть не разрозненным, а коллективным. Если уходить, то не разбегаться по углам, а действовать как единое целое.
Референдум прошел. Что дальше?30
<...> В референдуме приняло участие около 2/3 избирателей. По всем мировым стандартам это — высокая норма. Народ ясно выразил свою волю. С нею обязаны считаться все: органы законодательной и исполнительной власти, политические партии и общественные движения.
Основной итог референдума — поддержка курса реформ, в частности социально-экономической политики, которые в глазах избирателей связаны с именем Президента. Референдум показал, что большинство избирателей и большинство депутатов по-разному оценивают ход и перспективы реформ.
Верховный Совет не обнаружил готовности считаться с результатами референдума. <.>
Совершенно неоправданными выглядят обращенные к Президенту призывы выйти за пределы конституционной законности. Особенно опасными представляются намерения опереться в борьбе со Съездом народных депутатов на консультативный орган — Совет Федерации, придать ему властные функции, поставить конституционный процесс под контроль регионов. Это путь к разрушению России.
Чтобы в нашем обществе утвердились принципы демократического парламентаризма, чтобы остановить перерождение российского парламента в бюрократическое, авторитарное учреждение, надо осуществить легитимный переход к новому законодательному органу, выражающему реальное соотношение политических сил в стране. Необходимо провести перевыборы депутатского корпуса в 1993 г. Верховному Совету следовало бы в первую очередь обеспечить законодательную базу для предстоящих выборов. Необходимо упразднить Съезд народных депутатов и заменить его двухпалатным профессиональным парламентом. Исключительно для утверждения этих изменений следует созвать очередной Съезд. Верховный Совет должен также принять новый избирательный закон и закон о политических партиях и общественных объединениях.
Опираясь на результаты референдума, Президент, по нашему мнению, вправе и должен серией указов и организационными мерами:
. откорректировать экономический курс, сосредоточив основные усилия на ограничении инфляции;
. придать налоговой политике гибкость, обеспечивающую стимулирование производителей;
. принять энергичные и бескомпромиссные меры в борьбе с преступностью и в особенности с коррупцией.
Мы предлагаем Президенту Российской Федерации найти
пути для взаимодействия со всеми политическими силами демократического спектра.
Примечания
1 Россия-2000. Современная политическая история. Хроника и аналитика. — Т. 1. — М., 2000. — С. 228—229.
2 Этот выбор рекомендовало дистанцировавшееся от большинства демократических организаций Российское движение демократических реформ. Организация, возглавлявшаяся Гавриилом Поповым и Анатолием Собчаком, ответвилась от одноименной международной организации, претендовавшей на объединение демократов, которых отталкивал радикализм «Демократической России».
3 Запись на собрании фракции «Согласие ради прогресса» 02.04.1993. — Архив автора.
4 Заявление фракции «Согласие ради прогресса». 06.04.1993. — Архив автора. Предложение о срыве голосования по второму вопросу обсуждалось и в других демократических организациях. Аналогичную с нашей фракцией позицию заняла Партия свободного труда. Однако большинство демократов пришло к заключению, что выборочный бойкот (предлагалось, в частности, уносить бюллетени со вторым вопросом) будет неэффективным, особенно в сельской местности.
5 Экспресс-выпуски ВЦИОМ по данным опросов 18, 23, 24, 25, 29 марта 1993 г. (№ 15—20); Известия. — 1993. — 18, 20, 25, 29 марта. Близкие данные публиковала пресс-служба Б. А. Грушина. Интересно, что отдельного от президента рейтинга у демократов практически не было: сторонниками «Демократического выбора» заявили себя лишь 3% респондентов.
6 Шестая сессия ВС РФ. Бюллетень № 25 совместного заседания Совета Республики и Совета Национальностей 16 апреля 1993 г. — Ч. 1. — С. 19—29.
7 «Наш Верховный Совет хочет, сохраняя все права парламента, прибавить к ним еще все возможности правительства, исполнительной власти, — говорил Г. Бурбулис в интервью, опубликованном в те дни. — Ответственность — как у парламента, права — как у правительства (распоряжаться деньгами, фондами и т. д.). А такой монстр, который может все, не отвечает ни за что, был лишь один — ЦК КПСС» (Известия. — 1993. — 8 апр.).
8 Рос. газ. — 1993. — 16 апр.
9 Известия. — 1993. — 21 апр.
10 Постановление Конституционного суда Российской Федерации по делу о проверке конституционности части второй пункта 2 постановления Съезда народных депутатов Российской Федерации от 29 марта 1993 г. «О всероссийском референдуме 25 апреля 1993 года, порядке подведения его итогов и механизме реализации результатов референдума» от 21 апреля 1993 г. (Собрание законодательства Российской Федерации. — 1993. — № 18. — Ст. 653).
11 Шаблинский И. Г. Пределы власти. Борьба за российскую конституционную реформу (1989—1995 гг.). — М., 1997. — C. 111.
12 Подсчитано по: Политический альманах России. 1997 / Моск. Центр Карнеги. — Т. 1. — М., 1998. — С. 382—384. В таблице и всех приведенных расчетах я исхожу из данных официальной статистики. В исследовании, проведенном независимой информационно-аналитической группой А. Собянина, Э. Гельмана и О. Каюнова, было показано, что граница, разделяющая «пропрезидентские» и «антипрезидентские» по результатам голосования регионы, географически проходят по 55-й параллели. Это устойчивое политическое расхождение наблюдалось на всех выборах и референдумах 1990—1993 гг. Авторы исследования на основе собственных детальных расчетов приходят к заключению, что в большинстве регионов к югу от 55° северной широты контролирующая избирательные процессы консервативная администрация осуществляла, завышая явку избирателей, массовый вброс фальсифицированных бюллетеней (Собянин А., Гельман Э., Каюнов О. Политический климат России в 1991—1993 гг. — Архив автора). «Расчеты показали, — говорил Собянин в интервью газете «Век» (1993. — № 20), — что избирательная активность завышена на 10%, причем почти все эти 10% (8 млн голосов) составляют бюллетени, заполненные по схеме “Нет — нет — да — нет” (антипрезидентский вариант)».
13 В моем архиве сохранились различные варианты обращений и заявлений. В одних предлагалось предъявить СНД и ВС ультиматум, угрожающий новым референдумом. В других отмечалось, что следовать за Травкиным, сложившим с себя после референдума депутатские полномочия, опасно, так как это может привести к возобладанию консерваторов на Съезде, и намечался иной путь: приостановить участие в работе парламента и сконцентрировать усилия в собственных избирательных округах. Большинство полагало, что надо снова собраться и обсудить сложившуюся ситуацию.
14 Известия. — 1993. — 27 апр.
15 Филатов С. Совершенно несекретно. — М., 2000. — С. 275; Запись интервью с С. А. Филатовым. 29.06.2004. — Архив автора.
16 The Independent. — 1993. — May 13.
17 Независимая. газ. — 1993. — 27 апр.
18 Рос. газ. — 1993. — 30 апр.
19 Правда. — 1993. — 15 мая.
20 Шестая сессия ВС РФ. Бюллетень № 28 совместного заседания Совета Республики и Совета Национальностей. — 1993. — Ч. 2. — C. 34—45.
21 Отказ «Трудовой России», РКРП, ОФТ и другим организациям в проведении шествия от Калужской к Красной площади и в проведении на Красной площади митинга московская мэрия мотивировала тем, что их организаторы ранее неоднократно грубо нарушали установленный порядок демонстраций и митингов. Кроме того, важно было не допустить столкновения демонстрантов, так как на Красной площади был разрешен митинг Московской федерации профсоюзов. Однако право на свободное проведение митингов и демонстраций нарушено не было. «Трудовой России», РКРП и еще нескольким соединившимся с ними организациям был определен протяженный маршрут шествия — от Калужской площади до Крымского вала с проведением митинга у ЦДХ. Но воинствующей части оппозиции важно было продемонстрировать urbi et orbi, кто хозяин в столице, и закрепить на будущее право улицы диктовать свою волю законным органам власти (О проведении митингов и шествий 1 мая 1993 г. Распоряжение мэра Москвы. 25.04.1993. — Архив автора).
22 6 мая 1993 г. все заседание ВС было специально посвящено обсуждению первомайских событий. С сообщениями выступили Ю. Лужков, министр внутренних дел В. Ерин, заместитель генерального прокурора М. Славгородский, председатель комиссии по расследованию, экстренно созданной Хасбулатовым, участник демонстрации, депутат фракции «Отчизна» Г. Бенов (Шестая сессия ВС... Бюллетень № 30. — 1993; Проекты постановления ВС РФ 06.05.1993. — Архив автора).
23 Обращение Марины Кудимовой, Наталии Небылицкой, Нины Катерли и др. к президенту РФ. 05.05.1993; Обращение ОКДОРа к соотечественникам, ветеранам войны и труда. 05.05.1993; к депутатам Моссовета. 05.05.1993; Обращение Собрания демократической общественности Москвы к личному составу московской милиции. 05.05.1993; в Генеральную прокуратуру и Министерство юстиции. 05.05.1993 и другие документы. — Архив автора.
24 Коган-Ясный В. В. [Меморандум о первомайских событиях]. 02— 03.05.1993. — Архив автора.
25 Фракция «Согласие ради прогресса». Заявление о событиях 1 мая в Москве. 06.05.1993. — Архив автора.
26 Интервью газете «Комсомольская правда» (1993. — 27 апр.).
27 Интервью журналу «Федерация» (1993. — № 53).
28 В Мордовии был разыгран сценарий, который оппозиция настойчиво пыталась осуществить на федеральном уровне. Конфликт между президентом В. Гуслянниковым и Верховным Советом республики был разрешен ликвидацией поста президента. Указ Ельцина, восстанавливающий прежнюю структуру, был оспорен Верховным Советом РФ. Впоследствии Конституционный суд признал правомерным решение мордовского парламента.
29 29 апреля ВС обсуждал подготовленное в Комитете по международным делам постановление, в проекте которого была выказана поддержка совместного призыва президентов Югославии, Сербии и Черногории к боснийским сербам принять план международного сообщества, призванный положить конец войне в Боснии и Герцеговине, которая уже унесла к тому времени сотни тысяч жизней. Однако симпатии национал-патриотов в российском парламенте к группировке Караджича — Младича в Боснии были столь сильны, а недоверие к западным авторам плана столь велико, что это положение даже в документе, никого ни к чему не обязывающем, было отвергнуто (Шестая сессия ВС РФ. Бюллетень № 28... — 1993. — 29 апр. — Ч. 1.— С. 9—15).
30 Из проекта заявления фракции «Согласие ради прогресса» «Об итогах общероссийского референдума 25 апреля 1993 г.». Документ был подготовлен мною с использованием варианта Ю. Нестерова. 30.04.1993. — Архив автора.