Виктор Шейнис - Взлет и падение парламента. Том 2.

Воссоздание в России парламента после перерыва в три четверти века, его политические превращения и крушение, трудные роды и родовые травмы российской Конституции 1993 г. — основная тема книги. Нетвердые шаги парламентаризма автор — исследователь и участник событий — рассматривает в широком контексте драматических перемен, происходивших в стране в 1985—1993 гг. Документы эпохи, в том числе фрагменты публикаций и выступлений автора по горячим следам событий, их анализ и переосмысление с исторической дистанции, неопубликованные архивные материалы, мемуарные зарисовки, портреты героев и антигероев того времени воссоздают объемную панораму переходного периода российской истории.

Вот затрещали барабаны —

И отступили басурманы.

Тогда считать мы стали раны,

Товарищей считать.

Михаил Лермонтов

НОВАЯ РАССТАНОВКА СИЛ В ПАРЛАМЕНТЕ

В начале 1992 г. еще оставались какие-то надежды на то, что промедление, допущенное Ельциным и его командой в первые недели после Августа, политически восполнимо, ошибки исправимы, а процессы, не только вырывавшиеся из-под контроля, но и приносившие много неожиданностей, обратимы. Но VI СНД, состоявшийся 6—21 апреля, таких надежд не оставил. Этот Съезд обозначил исходную точку противостояния с новой расстановкой сил: поскольку судьба СССР уже была решена, основной конфликт приобрел внутрироссийский характер. Ряды оппозиции расширились. На Съезде она захватила политическую инициативу.

К началу Съезда соотношение сил в парламенте выглядело следующим образом. На оппозиционном фланге четыре фракции: «Коммунисты России», «Россия», «Отчизна» и «Аграрный союз», объединившиеся в блок «Российское единство», насчитывали 290 депутатов. Сформированный уже в ходе Съезда блок «Созидательные силы» («Промышленный союз», «Рабочий союз» и «Смена — Новая политика»), заявивший свои претензии на роль «третьей силы», но по многим ключевым вопросам голосовавший вместе с непримиримой оппозицией, располагал 170 депутатами. Главной интеллектуальной силой этого блока была фракция «Смена» с ее квалифицированной экспертной группой. На первых Съездах молодые интеллектуалы-«сменовцы» действовали вместе с демократами, но разошлись с ними, не согласившись с полномочиями, предоставленными президенту. На этой точке, однако, «сменовцы» не остановились и стали эволюционировать от либерализма неокомсомольцев к необольшевизму прагматиков. Пропрезидентские силы были представлены оформившимся после Собрания граждан блоком демократических фракций — «Коалицией реформ» («Демократическая Россия», «Радикальные демократы», «Свободная Россия», «Левый центр — Объединенная фракция РПР и СДПР» и «Беспартийные депутаты») с 294 депутатами. Вне блоков оставалась фракция политических элит автономий «Суверенитет и равенство» (64 депутата), озабоченная главным образом тем, как закрепить и расширить завоевания, зафиксированные в Федеративном договоре. Его парадное подписание состоялось накануне Съезда. Вне фракций пребывали 269 депутатов¹.

Если бы на Съезде действовала фракционная дисциплина голосования, а поведение депутатов в каждом случае соответствовало политическим позициям, заявленным от их имени лидерами фракций, можно было бы ожидать повторения сценариев прежних Съездов. При равенстве сил двух противостоящих коалиций и относительной малочисленности «болота» демократы завладевали инициативой и по большинству вопросов добивались решения в свою пользу. Но в стране произошли существенные изменения. Давление кризиса, который начавшиеся наконец экономические реформы перевели в новое качество значительно усилилось. Курс реформ утрачивал былую популярность. Это наложило отпечаток на поведение депутатов безотносительно к их фракционной принадлежности. Голосования многих из них стали менее предсказуемыми.

Жесткое противостояние и переток депутатов в ряды оппозиции обозначились в первые же часы работы Съезда. При обсуждении повестки дня с обеих сторон были заявлены крайние позиции. Оппозиция потребовала включить вопрос о доверии правительству, но не собрала необходимого числа голосов, хотя за это предложение проголосовало немногим меньше депутатов, чем против². Зато и предложения, вносившиеся наиболее радикальным крылом демократов: рассмотреть вопросы о доверии председателю ВС, о введении прямого президентского правления на всей территории России на период реформ, об ограничении полномочий Советов, ставших, как утверждал Виктор Миронов, «главным препятствием на пути экономических реформ», «коммунистическими отстойниками», — проваливались с треском³. Выдвижение заведомо провальных предложений, даже не прошедших обкатку среди депутатов демократической коалиции, нагнетало истерию, наглядно демонстрировало, что их авторы уже поставили крест на Съезде и на представительной власти вообще.

Оппозиции, действовавшей значительно более сплоченно, не удалось, правда, реализовать программу-максимум (хотя предложения вынести вотум недоверия правительству и даже лишить президента дополнительных полномочий, которые он получил на V Съезде, еще не раз будут повторены и даже поставлены на голосование). Но в целом сражение за повестку дня она выиграла. Основной ее пункт — о ходе экономической реформы — был существенно «утяжелен» добавлением пунктов о состоянии агропромышленного комплекса и о социальной защите населения. Так была воспроизведена тактика демократов на I Съезде, настоявших на том, чтобы начать с обсуждения вопросов наиболее болезненных и сделать их обсуждение продолжи-тельным⁴. С помощью одного только этого приема удалось поставить в положение обвиняемых правительство, находившееся у власти менее полугода, президента, назначившего такое правительство, и приступить к «раскачиванию» колеблющейся части депутатского корпуса. Было продавлено решение начать, а не закончить обсуждение докладом президента. Это дало оппозиции тактический выигрыш: реформаторам пришлось с самого начала выводить из резерва свою тяжелую артиллерию. Состоявшиеся в первый день голосования по повестке выявили расстановку сил, не вполне совпадавшую с фракционным делением и существенно иную, чем на предыдущих Съездах⁵.

ПОЛИТИЧЕСКИЙ КРИЗИС

В этой ситуации реформаторам предстояло сделать выбор: предпринять жесткую силовую акцию, сметающую с пути данный состав Съезда, как это предлагали некоторые ораторы на Собрании граждан, или попытаться так или иначе его ублаготворить. Еще накануне Съезда в Верховном Совете прошло постановление, содержавшее неудовлетворительную оценку работы правительства и рекомендацию президенту: «рассмотреть вопрос о персональной ответственности членов правительства... за серьезные упущения в работе по социальной защите населения»⁶.

В ответ была избрана оборонительная тактика. В заглавном докладе Ельцин счел необходимым высказаться по широкому кругу вопросов: о перспективах СНГ, международной политике России, Федеративном договоре и сепаратизме номенклатуры в регионах, армии, перемещении культурных ценностей и т. д. Но в центре, конечно, стояли проблемы экономической реформы и судьбы правительства. В жестких выражениях обрисовав ситуацию конца 1991 г. («Тенденция распада, разложения всех сфер общественной жизни перешла за критическую черту. Для России стала реальной угроза социального хаоса и распада»), Ельцин заявил, что страна стояла перед альтернативой: «чрезвычайное положение, жесткие административные меры» (они все равно «не спасли бы Россию» и могли привести к гражданской войне) или незамедлительное начало реформ, «запуск важнейших рыночных механизмов» в сжатое время. Агрессии депутатов президент противопоставил позицию «большинства населения», которое «твердо уверено в том, что необходимо пережить значительное, но временное снижение уровня жизни, чтобы избежать катастрофы».

В целом выступление президента было выдержано в успокоительных и примирительных тонах. Он перечислил ряд признаков, которые как будто бы обещали позитивные экономические сдвиги, но признал, что «перелом пока что не произошел». Впрочем, повинна в том затратная экономика: ее «разрушительный потенциал. оказался настолько велик, что она буквально прорвала все линии защиты», поставив под удар население, бюджетные и приоритетные отрасли, конверсию, инвестиционный комплекс и т. д. Назвав ряд мер, с помощью которых предполагалось смягчить социально-экономическую ситуацию, президент сделал большой шаг навстречу критикам реформы, пообещав «пригласить в состав правительства масштабно мыслящих производственников, предпринимателей». На пост первого заместителя премьера, сказал он, будет предложена кандидатура, «которая вам импонирует». Это уже была политическая уступка. Однако Ельцин не был бы самим собой, если бы не дал понять, что отступление имеет пределы. Если депутаты попытаются перекроить Конституцию, заменив президентскую республику парламентской, или отнять дополнительные полномочия, предоставленные ему V Съездом, сказал он, то «...люди не останутся безучастными. Наш народ способен сказать свое веское слово в минуту опасности»⁷.

На предыдущих Съездах выступления Ельцина, тщательно отработанные его спичрайтерами, задавали тон дискуссии. Теперь этого не произошло. В зале стоял гул, речь президента сопровождалась протестующими и насмешливыми репликами, она как-то затерялась среди других докладов и речей, с которыми вслед за президентом выступали члены правительства и Верховного Совета, сторонники и противники реформ. «Я еще не осознал, что Съезды начинают вырождаться в политическую коммунальную кухню»⁸, — так оценит Ельцин впоследствии эволюцию нашего первого парламента, как бы запамятовав, что нечто подобное его поклонники учинили в Верховном Совете Горбачеву в августе. Не успокоило депутатов и выступление Гайдара, в котором была дана в меру критическая оценка ситуации, в общем виде обещана корректировка экономической политики, а главным основанием для оптимистических ожиданий было представлено обещанное Западом выделение только в 1992 г. 24 млрд долларов⁹.

С каждым днем обсуждение, дирижируемое Хасбулатовым, все более шло вразнос. Поднимавшиеся один за другим на трибуну критики реформы говорили о бедственном положении сельского хозяйства, всех без исключения отраслей промышленности, науки, образования, незащищенных социальных слоев. Все это в большей или меньшей степени соответствовало действительности, хотя не обходилось без перехлестов: доктор медицинских наук, например, поставил в вину трехмесячной реформе падение рождаемости¹⁰. Однако в качестве альтернативы ораторы предлагали решения несовместимые: например, снизить налоги и предоставить льготные государственные кредиты. Взаимоисключающие меры нередко отстаивали одни и те же депутаты¹¹. Экономические идеи, с которыми выступила оппозиция, сводились к реставрации государственного социализма: восстановлению управляемости народным хозяйством, широкому применению методов государственного нерыночного регулирования. Требовали затормозить либерализацию цен и восстановить государственный контроль над ценами там, где они были отпущены. Декларируя приверженность «реформаторскому курсу, выбранному нами на I Съезде», оппозиция требовала такой «корректировки способов, форм и методов проведения кардинальных экономических реформ», которая предполагала бы сохранение «государственного воздействия на экономику, науку и культуру» не только «на переходный к рынку период, но и в перспективе»¹². Правительство, говорили его критики, должно не витать в макроэкономических эмпиреях, а заняться микроэкономикой, «проводить осмысленную индустриальную политику», что означало льготы и финансовые вливания в отдельные отрасли и предприятия, т. е. создание условий, при которых депутаты могли бы играть роль лоббистов.

При всей остроте экономической дискуссии было очевидно, что ни президент, ни правительство ретроградные и дилетантские идеи критиков реализовывать не будут. На Съезде по существу впервые после Августа был поставлен вопрос о власти. Боевые порядки оппозиции выстраивались следующим образом. Впереди шла группа факельщиков. Националисты, красные директора, некоторые бывшие активисты демократического движения, особенно выделявшиеся непримиримой позицией и цветистой риторикой, требовали отправить в отставку правительство в полном составе и лишить президента дополнительных полномочий. Однако менее экзальтированная и более трезво оценивавшая собственные возможности часть оппозиции рассчитывала решить эту задачу постепенно. На данном этапе требовали (под благовидным предлогом: надо вывести президента из-под удара) поставить во главе правительства «нормального» премьера, который, в отличие от Ельцина, подлежал бы утверждению на Съезде и, следовательно, был бы значительно более уязвим. Поставить вопрос о доверии не правительству в целом, а «той его части, которая формирует политику». Ввести в него не просто «компетентных практиков» (что уже Ельцин пообещал), а критиков проводимого курса. Издать закон о правительстве, который позволил бы Верховному Совету оперативно вмешиваться в действия исполнительной власти и определять ее персональный состав.

Итак, уже через три месяца после начала реформ все обвинения и требования, которые будут звучать, пока просуществует этот парламент — да и за пределами отведенного ему срока, — произнесены. Виновные названы по именам. Почти все предложения по «корректировке» начатых преобразований и реорганизации структуры власти, изменению ее баланса уже сформулированы. Остается лишь осуществить хирургическую операцию. Всеми силами нагнетается подходящая политическая атмосфера — ожидания катастрофы. Даже депутаты, на поддержку которых, казалось, могли бы рассчитывать реформаторы (Владимир Шумейко, Владимир Исправников, Михаил Захаров, Сергей Филатов), соревнуются друг с другом в критике правительства, подчеркнуто отделяя его от президента. Само правительство находится в глухой обороне. Со второго дня Ельцин на Съезде появляется редко. Теперь следует лишь прикинуть, для завоевания каких позиций антиправительственная коалиция может сформировать большинство на Съезде.

Кульминацией Съезда стало обсуждение проекта постановления по экономической реформе. Перетягивание каната началось в редакционной комиссии, куда поступили предложения разных фракций, в том числе — вынести неудовлетворительную оценку правительству и ввести его дальнейшую деятельность в узкие рамки, которые в месячный срок надлежит определить законом о правительстве¹³. На пятый день работы Съезда комиссия выработала свой проект, довольно жесткий, но не включивший далеко идущие требования, которые звучали в зале. Он был принят за основу с незначительным превышением числа необходимых голосов: проголосовали против, воздержались или не приняли участия в голосовании депутаты, занимавшие крайние позиции на обоих флангах¹⁴. При обсуждении проекта противники правительства стремились нагрузить его поправками, неисполнимыми экономически и неприемлемыми политически¹⁵. А некоторые из его не в меру усердных сторонников дразнили Съезд поправками, в которых осуждалась деятельность Советов на местах и предлагалось предоставить президенту право приостанавливать и возвращать на доработку любые акты и законы Верховного Совета¹⁶. Натиск с обеих сторон разрушал хрупкий баланс разделения властей. Но если большинство антипрезидентских и антиправительственных поправок, прохождение которых Хасбулатов спускал на тормозах, собирали 350—500 голосов, то выпады против представительных органов власти недотягивали и до сотни.

Правительство как могло — то разъясняя депутатам, к каким тяжким последствиям могли бы привести предлагаемые ими решения, то демонстрируя лояльность Съезду и готовность частично откорректировать экономический курс — пыталось воспрепятствовать тому, чтобы в постановление были внесены нормы, сковывающие его деятельность. Однако 11 апреля оно решило, что предел уступок, при которых сотрудничество с депутатами еще возможно, исчерпан. После утомительных дебатов, голосований и переголосований (всего к четырехстраничному проекту постановления было представлено 400 поправок) Съезд подошел к 3-му пункту. В нем президенту предлагалось в месячный срок внести проект закона о правительстве РФ и представить в ВС на согласование кандидатуру не только премьера, но и министров — парламент стремился восстановить свое влияние на исполнительную власть, утраченное после V Съезда. Президент предложил иную формулировку: законопроект о правительстве он должен внести до 1 сентября, а ВС принять закон до 1 декабря; вопрос о представлении кандидатур на согласование был опущен. Президентскую поправку Съезд отклонил: для ее принятия не хватило 33 голосов¹⁷. Как только результаты голосования высветились на табло, сидевшие в первом ряду министры демонстративно покинули зал. В тот же день правительство подало президенту прошение об отставке.

Между тем за кадром разворачивалась коллизия, о которой мало кто знал. Люди в зале увидели эффектную театральную сцену: по взмаху руки Геннадия Бурбулиса, которого и друзья, и враги сочли дирижером акции, два десятка министров поднялись и вышли из зала. Заявление об отставке правительства, весть о котором вскоре разнеслась, была расценена как логичное продолжение демонстрации. Но вдали от депутатов и прессы события шли по ненаписанному сценарию, который чуть позже завершился смещением Бурбулиса. Оно было проведено в несколько приемов. После VI Съезда он лишился поста первого вице-премьера, а также, как тогда казалось, в угоду разбушевавшейся оппозиции (вопрошавшей: где это в Конституции записана такая должность — госсекретарь РФ?!) был изменен и другой его статус — он стал госсекретарем при президенте, что ставило под вопрос и его руководящую роль в Государственном совете. А перед VII Съездом — переведен на должность руководителя группы советников президента, которую тоже утратил в феврале 1993 г. Но это произойдет позже, а на VI Съезде полосы отчуждения пролегли между президентом, первым вице-премьером и министрами во главе с Гайдаром.

Рассказывает Геннадий Бурбулис: «Мой жест, оказавшийся в центре внимания, не был заранее запланированной заготовкой, это был ответ на оскорбительные высказывания Хасбулатова. Если бы не ушли министры, я бы ушел сам — надо было обозначить предел терпения. Что до отставки, то я был против нее, и “ребята” это знали, когда вырабатывали и принимали свое решение без меня. Для меня покинуть зал, когда циник оскорбляет наше дело, было естественно, а оставить рабочее место — неестественно. Масштаб ответственности правительства таков, что прибегать к отставке недопустимо»¹⁸. Так выглядела сложившаяся ситуация в глазах второго в то время человека в государстве. Иначе отнесся к происшедшему Ельцин. Выход правительства из зала, инициатором которого был Бурбулис, он не одобрил. Состоявшаяся демонстрация, видимо, переполнила чашу его терпения.

Таковы были подоплека и последствия событий, начало которым положил демарш правительства. Но из возникшего кризиса надо было искать какой-то выход. Выступивший сразу после ухода правительства Анатолий Шабад сказал: раз так, продолжение реформы заблокировано, все принесенные жертвы оказались напрасны. И поскольку Съезд оказался неадекватным историческим задачам, которые перед ним стоят, большая группа депутатов любыми законными средствами будет добиваться, чтобы Съезд прекратил существование. Леонид Волков заявил, что для президента принятое решение не обязательно: по Конституции Съезд не может обязывать президента предлагать какие бы то ни было законы¹⁹.

Тем временем Съезд 683 голосами одобрил поправку Николая Рябова, которая предписывала Верховному Совету принять закон о правительстве и ряд других законов в трехмесячный срок (на четыре месяца раньше, чем предлагал Ельцин в своей отклоненной депутатами поправке) и предлагала президенту представить в ВС кандидатуру премьера (без указания срока). Хасбулатов тут же заявил, что принятое решение — предельный компромисс, а правильнее было бы записать, что закон следует принять в течение месяца²⁰. В конце дня внушительным большинством постановление было одобрено в целом²¹. Но все это уже не имело значения и не меняло главного: Съезду был брошен вызов, начался правительственный кризис, исход которого был неясен, поскольку никто не мог предсказать, что сделает президент.

Принятая формулировка не столь уж сильно отличалась от отвергнутой поправки Ельцина, с которой правительство готово было согласиться. Вряд ли кто-либо мог рассчитывать, что за четыре месяца социально-экономическая и политическая ситуация в стране разрядится. Но правительство сочло, что перейден рубеж, за которым его дальнейшее существование становится бессмысленным, так как и проектируемый закон, и иные действия ВС свяжут ему руки. Оно решило преподать урок не только депутатам, но и президенту, а также дать понять обществу, что правительство, как позже напишет Гайдар, становится «самостоятельным игроком на политической сцене»²². Гайдар и его ближайшие сотрудники пошли ва-банк и выиграли партию самостоятельно и без каких-либо телодвижений со стороны президента.

«Коалиция реформ» ожидала, что в обострившейся ситуации Ельцин выступит в роли арбитра. Но еще до этого парламент дрогнул, «большинство Съезда запаниковало, отступило»²³. На следующий день, в воскресенье, когда депутаты осмысливали произошедшее, была назначена встреча лидеров правительства с Президиумом ВС.

Заседанию ПВС предшествовала беседа Гайдара, Бурбулиса, Полторанина, Махарадзе и Шахрая с депутатским активом — сторонниками правительства. Изложенная нам позиция была предельно жесткой. На Съезде, говорил Махарадзе, произошел конституционный переворот, который завершится через три месяца: создадут рабочие дружины, проведут съезд компартии. Чтобы предотвратить такое развитие событий, надо действовать: перестать финансировать ВС, отключить электричество, телефоны... Либо Съезд, сказал Гайдар, даст правительству работать, либо он должен взять ответственность на себя. Мы в любом случае подаем в отставку. Решение — за президентом. Ельцин, продолжал Бурбулис, должен проявить решительность. Его рейтинг растет. Люди не понимают, почему он не действует. Сомнения, высказанные рядом депутатов (в том числе мое предложение поискать формулу компромисса), парировал Шахрай: говорить о компромиссе бессмысленно; выход — выборы нового депутатского корпуса. Бурбулис предложил сохранить за депутатами лишь возможность работать в округах, где они были избраны. Он же подвел итог: едем на совещание, но не участвуем в дискуссии, только объявляем наше решение²⁴.

Как видно, сценарий, реализованный осенью 1993 г., уже рассматривался за полтора года до того. Но обсуждение на Президиуме ВС приобрело в то воскресенье иной оборот. Приняв постановление, говорили министры, депутаты поставили правительство в невыносимые условия. Во-первых, Съезд уклонился от прямой оценки курса реформ, а по существу, вынес им отрицательную оценку и не взял на себя ответственность за их продолжение. Во-вторых, ряд позиций, записанных в постановлении, носит «декларативно-морализаторский характер». Их не может выполнить ни одно правительство: «если честных профессионалов искать, то сформировать кабинет не удастся вообще, чтобы он реализовал такую программу». Эти пункты ставят правительство перед необходимостью «либо постоянно оправдываться, почему оно не выполняет решения Съезда, либо пустить под откос любые усилия в направлении реформы и финансовой стабилизации»²⁵. В-третьих, что особенно неприемлемо, «Съезд провозгласил временное правительство в России» — его работа будет парализована не через три месяца, а со вчерашнего дня; с таким правительством никто не будет иметь дело ни внутри страны, ни за рубежом. В-четвертых, рекомендовав упразднить должности представителей президента на местах, Съезд вступил на путь ограничения президентских полномочий.

Таким образом, лидеры правительства отвергли не только злополучный пункт 3 постановления, спровоцировавший взрыв, но и всю идеологию этого документа. Однако они ни слова не сказали об отставке, не воспроизвели того, что было сказано утром «своим» депутатам, и заявили, что готовы работать, если постановление в той или иной форме будет дезавуировано. Многочасовое обсуждение на Президиуме, собственно, и свелось к поиску того, как это сделать.

Сначала члены Президиума ВС попытались уговорить министров примириться с постановлением то ли потому, что, как сказал Филатов, открывая заседание, «Съезд проявил и зрелость, и мудрость, не пошел... ни на какие крутые решения», то ли потому, что, хотя постановление «страшное», в нашем государстве так повелось, что его можно просто-напросто не исполнять. Не надо драматизировать предписание II Съезда по финансированию сельского хозяйства, говорил Шумейко, «99%, кроме аграрников, забыли вообще, что там написано». Вас страшит закон о правительстве? Но еще неизвестно, каким он будет. Вы говорите, развивал эту линию Захаров, что некоторые положения выполнить невозможно. Но их и не нужно выполнять на 100%. Когда президенту рекомендуют упразднить на местах его представителей, что страшного в этом? Где-то надо упразднить, где-то не надо. И вообще, когда записывают: что-то надо сделать «с учетом», это может означать — рассмотреть и сделать противоположное... (Замечу в скобках, что если выступления эти о чем-либо говорили, то лишь о поразительной безответственности видных народных избранников, их дремучих представлениях о роли парламента, отношениях депутатов с правительством, значимости принятых Съездом документов и т. п.)

Такой подход, однако, не устроил ни правительство, ни радикально настроенных депутатов. «Большая часть Верховного Совета будет каждый день напоминать правительству, что оно не выполняет решений Съезда. Тем более, что здесь предложен закон об ответственности должностных лиц за невыполнение таких решений», — вполне реалистически оценил перспективу Бурбулис. «За этим постановлением будут следить те, кто пытался на этом Съезде организовать попытку реванша по отношению к тому курсу, который был поддержан большинством на прошлом Съезде. И эти люди будут использовать все, чтобы поднимать людей на местах, используя недовольство, чтобы говорить, что пункт такой-то не выполняется.», — говорил Сергей Красавченко. «Смотрите, что происходит, — восклицал Сергей Ковалев. — Члены Верховного Совета убеждают правительство в том, что постановление — это ерунда, сколько было невыполненных постановлений.».

Поскольку подавляющее большинство ораторов с обеих сторон признавали, что пытаться вернуть Съезд к новому обсуждению принятого решения безнадежно, казалось, ареопаг политиков зашел в тупик. Где-то за кадром маячила не названная прямо перспектива роспуска и перевыборов парламента. Как бы отвечая на эти невысказанные мысли, Алексей Адров предсказывал: «Сейчас такой Съезд будет, и придется работать при таком Съезде... Призвать этот Съезд распустить? Вопрос: кого изберем?. Если к осени выборы организуют, то придут люди типа Жириновского».

Решение поистине византийское нашел Евгений Амбарцумов. Напомнив министрам, что Съезд — это сколок с народа («Вы хотите другого народа? Вы его не получите»), он предложил перекрыть постановление другим документом, по духу и смыслу ему противоречащим, — короткой декларацией, которой «Съезд сам себя свяжет». Обещанием Бурбулиса подготовить к вечеру проект декларации и примирительными замечаниями Филатова («Не мы с вами этот Съезд придумали. мы его получили в наследство. Мы все четко понимаем, что ни одну власть сегодня трогать нельзя ради стабильности в обществе») закончилось это драматическое заседание²⁶. По-видимому, в сложившихся условиях это был оптимальный выход. Но на этом конфликт еще не был исчерпан.

13 апреля, когда Съезд возобновил работу, на авансцену вновь вышел Хасбулатов, который на заседании Президиума отсутствовал: то ли сам устранился, то ли ему это порекомендовали члены Президиума, небезосновательно посчитав, что его присутствие станет еще одним раздражающим фактором. Теперь председатель ВС выступил в привычном амплуа. Он пренебрежительно отозвался о министрах («уважаемые друзья из правительства столкнулись со Съездом впервые и растерялись»), назвал их действия шантажом, сообщил, что «мы ничего и никого не боимся». Не преминул он напомнить и о собственной компетентности («Председатель Верховного Совета не только юрист, но и экономист. И группа консультантов у него не хуже, чем у правительства») и заслугах («столько я проявил изворотливости, чтобы спасти это правительство от растерзания»)²⁷. Ничего неожиданного в стиле поведения Хасбулатова не было. Но обстановка на Съезде была настолько накалена, подозрения, что спикер ведет двойную игру, так сильны, возможность соглашения казалась столь призрачной (а для многих и нежелательной), что произошел взрыв. Хасбулатов под шум и протестующие крики поспешно закрыл заседание, а оставшиеся в зале демократы еще часа два обсуждали, что делать с постановлением, с Хасбулатовым, со Съездом. Кипели страсти, вносились самые радикальные предложения («не уберем Хасбулатова — провалим все»), прикидывали тактику на следующий день.

Но на следующий день наступила разрядка. За председательским пультом депутаты увидели Филатова. Он предложил считать инцидент исчерпанным, поскольку, выступая накануне по телевидению, спикер сказал, что не хотел никого обидеть, — при желании это можно было расценить как извинение. Демократы сделали еще несколько попыток вернуть постановление на обсуждение и поставить вопрос о спикере, но успеха не добились. 15 апреля, после ряда стычек, декларация была принята²⁸. Она была составлена так, что каждая из сторон конфликта могла найти в документе то, что отвечало ее устремлениям. Съезд заявил о поддержке действий президента и правительства, направленных на преобразование экономики, но вставил в этот ряд и Верховный Совет. Он высказался за принятие закона о Совете министров без указания срока, но отметил, что это должно быть сделано в соответствии с постановлениями V и VI Съездов — постановлениями, идеология которых была различна, если не противоречива²⁹. Правительству поручали разработать меры по поэтапному выполнению постановления VI Съезда, спровоцировавшего конфликт, но «с учетом складывающихся экономических и социальных условий». В заключение Съезд призвал народы России перед лицом «неизбежных временных трудностей» проявить мудрость и терпение — качества, которых так не хватало самому парламенту³⁰. Если кто-либо мог думать, что Съезд удалось развернуть на 180°, то комментарии Хасбулатова, успокаивавшего оппозиционеров, весьма возбужденно воспринявших неожиданный для них поворот, должны были снять это заблуждение. «Только чтобы не было и тени сомнения, будто бы мы ревизуем то постановление — оно справедливое... — говорил он. — Данная декларация... с точки зрения правовой не является обязывающим документом»³¹.

Опасная точка была пройдена. Но Ельцин явно выдавал желаемое за действительное, написав о «полной победе над оппози-цией»³². Ближе к истине был Гайдар, оценивший произошедшее более сдержанно: «пусть тактическая и временная, но несомненная политическая победа». Он хорошо знал, что правительство прошло свою половину пути, отозвав свою отставку и отказавшись продавливать у президента меры, заявленные на встрече с депутатами, о которой я рассказал выше³³. По той же причине, глядя на события изнутри и зная настроения депутатов, мне трудно согласиться с Лилией Шевцовой, что Ельцин упустил «возможность “додавить” Съезд и убедить его формально утвердить Гайдара в должности премьера». Такой возможности у него не было, оппозиция вовсе не была ошарашена, что видно из того, как трудно проходил квазикомпромиссный вариант выхода из кризиса. Права же Шевцова в том, что самостоятельная акция правительства могла возбудить ревность президента, к тому же не созревшего еще для решительного расчета с парламентариями³⁴.

«СТАРАЯ» И «НОВАЯ» КОНСТИТУЦИИ ПОД ОГНЕМ

Соревнование по перетягиванию каната

Экономическая реформа и судьба правительства не были единственным вопросом, вокруг которого на Съезде ломали копья. Не успел разрешиться правительственный кризис, грозивший разгоном Съезда, как выяснилось, что заминированное поле еще не пройдено. В очередной раз перед депутатами встал вопрос: «Что делать с Конституцией?». Встал более широко и остро, чем на всех предыдущих Съездах. Надо было выбрать один из двух путей: продолжить операцию на старой Конституции, заменяя ее отдельные статьи и целые блоки новыми текстами в соответствии со складывавшимся в каждом случае соотношением сил, или продвинуть наконец новую Конституцию, работа над которой продолжалась уже почти два года. Из двух путей Съезд выбрал оба. Но продвижение на каждом из этих направлений было трудным и конфликтным.

Приведению Конституции в соответствие с кардинально изменившейся ситуацией много часов посвятил Верховный Совет. Никогда прежде правка Основного закона не была столь обширной. Как сообщил председатель Комитета по законодательству Михаил Митюков, в Конституции, которая к тому времени содержала 192 статьи, частичным изменениям подверглись 93 статьи, в новой редакции были даны 11, полностью исключены 47 и частично — 5 ³⁵. Старый конституционный текст ВС подверг правке на шести главных направлениях: название государства, возникшего на руинах СССР; прекращение существования Советского Союза; права и свободы человека и гражданина; правоотношения по земле; новый федерализм; организация государственной власти в центре, в республиках, краях и областях и местное самоуправление. Подготовленный законопроект Верховный Совет предложил рассмотреть Съезду, поскольку внесение дополнений и изменений к Конституции относилось к его исключительным полномочиям. Кратко изложив содержание проекта, прошедшего в Верховном Совете два чтения, Митюков осторожно предложил обсуждение на Съезде не проводить и сразу утвердить закон в целом. Но депутаты вовсе не были готовы отказаться от столь лакомого блюда на пиру, не столько законодательном, сколько политическом. Обсуждению этого вопроса были посвящены полностью или частично 13 заседаний Съезда из 28. Сразу же выяснилось, что большинство депутатов, не включенных в повседневный законодательный процесс, занимают более консервативные позиции, чем члены Верховного Совета, хотя тот и был, как мы видели, сформирован в номенклатурном порядке.

Сравнительно спокойно был утвержден большой блок поправок, инкорпорировавших в Конституцию Декларацию прав и свобод человека и гражданина, которая была принята Верховным Советом еще в ноябре 1991 г. и опиралась на международные пакты о правах, и тексты, подготовленные рабочей группой Конституционной комиссии. Не могу не упомянуть здесь одну важную новеллу, впервые появившуюся в российской Конституции. Еще в 1990 г. киевский социолог Роман Ленчовский предложил мне устранить из официальных документов пресловутый «5-й пункт» — важный ориентир для анкетного отбора и контроля, привлекавший пристальное внимание кадровых служб и доставивший немало горя многим советским людям. Для этого требовалось ввести в Конституцию норму, согласно которой национальная (этническая) принадлежность гражданина — его частное дело; каждый может свободно определять свою национальность, и никто не может быть принужден к тому, чтобы ее указывать. Я попросил Ленчовского прислать его предложение на конкурс, который объявила тогда Конституционная комиссия. Идея моим товарищам по рабочей группе КК понравилась, ее автору присудили премию, а формулировку, чуть подредактировав, включили в проект. Оттуда она и перешла в поправки к действовавшей Конституции, утвержденные на VI СНД, а впоследствии — в Конституцию 1993 г. Это был выход на цивилизованное понимание этничности, утвердившееся в демократических странах. На Съезде, как ни странно, статья эта прошла довольно легко ³⁶.

В других случаях ортодоксально-коммунистическое крыло Съезда, стремившееся сохранить социальные нормы советской Конституции, которые могли существовать только в условиях государственной монополии и в немалой мере носили декларативный характер, попыталось дать бой. Но демагогический характер поправок, большая часть которых была внесена Юрием Слободки-ным, яростным обличителем новой власти, был очевиден большинству депутатов. Поправки эти набирали от 300 до 500 голосов, но ни одна из них не была принята. Впрочем, и торжество демократов было неполным: им не удалось учредить пост парламентского уполномоченного по правам человека, отстоять норму, по которой смертную казнь мог назначить лишь суд с участием присяжных, а задержание разрешалось производить только по решению суда. Провалена была и норма, ставившая под запрет разжигание классовой (в смягченном виде — социальной) ненависти наряду с национальной, расовой и религиозной: ведь пресловутый «классовый подход» почитался многими депутатами за доблесть ³⁷.

Не удалось продвинуть и земельную реформу с точки, на которой она была заморожена на II СНД. Аграрно-колхозное лобби и его союзники заблокировали одобренные в Верховном Совете поправки, которые легализовали право граждан на земельную собственность, распространяли равные права на иностранных физических и юридических лиц, снимали десятилетний мораторий на куплю-продажу земли. Оставили в силе и запрет продавать или иным образом отчуждать земельные участки в чью-либо пользу, кроме государства (помимо передачи по наследству).

Обсуждение этих и других конституционных вопросов обнажило стратегически выигрышные позиции, которыми могло завладеть любое весомое меньшинство депутатов. Для внесения изменений в Конституцию требовалось две трети (700) голосов. Собрать их было нелегко, но по той же причине не очень большого труда стоило помешать внесению поправок, неугодных тому или другому весомому меньшинству. Оппозиция сопротивлялась исключению ряда идеологических «бантиков», которыми была щедро украшена прежняя советская Конституция. Она также небезуспешно блокировала прохождение формулировок, исходящих из того, что СССР прекратил существование, и высвобождающих Российскую Федерацию из «союзной оболочки», в которой конституционно она все еще пребывала. По тому, какой афронт вызвало прохождение этих статей, легко было оценить, как резко изменилась ситуация всего за три-четыре месяца по сравнению с декабрем, когда Верховный Совет стоя приветствовал роспуск СССР. Оппозиция не желала признавать новую реальность. Это отвечало настроению многих депутатов, еще не веривших в необратимость распада СССР. Раз Беловежские соглашения не были одобрены Съездом и даже не вынесены на него, говорили представители оппозиции, нет достаточных юридических оснований менять Конституцию в этой части³⁸. Преамбула и соответствующие статьи Конституции многократно ставились на голосование, но всякий раз недобирали 100—150 голосов. Потребовалось колоссальное давление из президиума Съезда и недюжинная искусность Хасбулатова, чтобы получить все-таки в последний день согласие необходимого числа депутатов по большинству спорных статей (но не по всем).

Противостояние значительной части законодателей исполнительной власти, достигшее высочайшего накала при обсуждении экономической реформы, было воспроизведено в спорах о прерогативах и взаимоотношениях властей. Объектом атаки здесь стало уже не столько само правительство, сколько президент и его полномочия по формированию всех структур исполнительной власти, созданию и реорганизации государственных органов и постов (госсекретарь, представители на местах, советники и т. д.). Это уже была борьба за власть в чистом виде.

Верховный Совет одобрил поправку в Конституцию, согласно которой лишь с его согласия президент мог назначать не только премьера, но и всех министров, руководителей государственных комитетов и ведомств. Столь масштабное вторжение на территорию, которую президент и его сторонники на Съезде до поры считали неприкасаемой, было отвергнуто, хотя в его поддержку проголосовала почти половина депутатов — 505 человек. Тогда редакционная комиссия предложила вариант, который можно было выдавать за компромиссный, либо не понимая сути дела, либо обладая избыточным чувством юмора. Согласовывать с Верховным Советом надлежало кандидатуры не только первых и иных заместителей премьера, «силовиков» и министра иностранных дел, но и министров экономики, финансов, юстиции, печати и средств массовой информации — в общей сложности восемь министров. «Отдать формирование правительства исключительно президенту... — говорили оппозиционеры, — непозволительная роскошь». Им возражал Сергей Шахрай, назначенный представителем президента при обсуждении конституционных поправок: «Одни министры идут в одном порядке в правительство, другие — в другом. Это полный развал правительства как коллегиального органа исполнительной власти». Самые непримиримые противники правительства тут же перевели спор на личности. Решается вопрос, сказал Николай Павлов, «будет ли президент назначать министров и с нами согласовывать или будут назначать министров Геннадий Эдуардович Бурбулис вместе с Шахраем». «Компромиссная» формулировка едва не была принята: за нее проголосовали 690 депутатов.

Следовательно, по вопросу, которому предстояло выйти на первое место в конституционных борениях президента и парламента в 1992—1993 гг., уже на VI Съезде сложилось почти конституционное большинство³⁹. Депутаты также решительно воспрепятствовали попытке президента укрепить свои позиции в сфере законодательства, отклонив поправку, по которой для преодоления вето требовалось бы две трети, а не простое большинство голосов⁴⁰. И совсем уж походя Съезд отбросил коварную поправку Леонида Волкова, предоставлявшую президенту право распускать Верховный Совет и назначать новые выборы, если парламент трижды отклонит кандидатуру премьера ⁴¹.

На Съезде была также предпринята попытка устранить фундаментальное противоречие Конституции. Еще в рамках горбачевских реформ в Конституции СССР и всех союзных республик было внесено положение, согласно которому Съезд соответствующего уровня объявлялся правомочным принять к рассмотрению и решить любой вопрос, отнесенный к ведению СССР или республики. Демократы, шедшие на выборы 1989 и 1990 гг. под лозунгом «Вся власть Советам!», энергично поддержали эту норму, которая была тогда заострена против всевластия партийной номенклатуры. Теперь она становилась уязвимой в их глазах и юридически, и политически. Юридически — потому что уже на IV Съезде с введением института президентства было учреждено фактически, а на VI Съезде поправкой в статью 1 Конституции зафиксировано и формально разделение властей как одна из «незыблемых основ конституционного строя». Политически — потому что претензии Съезда на верховенство становились инструментом тех сил, которые постепенно завоевывали на нем большинство и утверждали себя в качестве оппозиции. Владимир Иловский, ссылаясь на противоречие этой нормы принципу разделения властей и правам Конституционного суда предложил ее из Конституции исключить. Однако и его поправка была провалена — в том числе голосами части демократических депутатов, еще не оценивших деструктивный характер этой нормы в изменившихся условиях⁴². Так накапливались конституционные расхождения между президентом и съездовским большинством, которые чуть позже приведут Ельцина и его ближайших сотрудников к заключению, что провести удовлетворительный проект Конституции через этот парламент не удастся.

Когда Съезд перешел к тому, как следует отразить в Конституции федеративное устройство государства, расстановка сил заметно изменилась. Атакующую роль взяла на себя фракция «Суверенитет и равенство». Еще до того, как началось обсуждение законопроекта об изменениях в Конституции, Съезд без обсуждения, со слуха, единодушно поддержал предложение Хасбулатова: одобрить Федеративный договор (а точнее, три договора о разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти и органами власти «суверенных республик в составе РФ»; краев и областей, городов Москвы и Санкт-Петербурга; автономной области и автономных округов), заключенный как раз перед Съездом — 31 марта, и включить его содержание как составную часть в Конституцию. Когда результаты голосований высветились на табло, депутаты встали, бурными аплодисментами приветствуя принятое решение, и постановили показать это событие в полном объеме по телевидению ⁴³. Вскоре, однако, разгорелась острая дискуссия, в ходе которой выплеснулись неуемные амбиции одних, запоздалые сожаления других и призывы проявить сдержанность третьих.

С позиций сегодняшнего дня заключение федеративных договоров кажется хотя и нестандартным, но разумным решением, ослабившим опасную напряженность, приглушившим разгоравшиеся страсти и направившим развитие внутри Федерации в конституционное русло. Но весной 1992 г., всего лишь через несколько месяцев после распада СССР, это не было очевидно. Региональные элиты (в первую очередь номенклатура автономий) не были заинтересованы в том, чтобы продолжилась цепная реакция распада государства, но постарались, ссылаясь на действительные и мнимые угрозы такого рода, расширить отвоеванные позиции. Борьба развернулась вокруг того, в какой форме договоры следует инкорпорировать в Конституцию.

Представители вчерашних автономий настойчиво требовали, чтобы полные тексты договоров — один за другим — были включены в Конституцию в неизменном виде. Это означало бы, во-первых, что в основу федеративного устройства кладется не волеизъявление парламента как такового, а договорное начало, и любые изменения, следовательно, потребуют вновь запускать договорный процесс (подразумевалось: с правом каждого участника наложить вето или выйти из Федерации). Парламенту предлагалось лишь подтвердить исходную юридическую базу Федерации — договор. Во-вторых, такая диковинная, изобилующая повторами форма конституционного акта закрепляла бы трехуровневое построение государства и фиксировала привилегированное положение «республик в составе Федерации» (в договоре прилагательное «автономные» было заменено на «суверенные», притом четыре из пяти прежних автономных областей возвысили свой статус до республик). Предполагалось, что республики, не подписавшие договор — Татария и Чечено-Ингушетия, — установят отношения с Федерацией на основе отдельных договоров, еще более усиливающих асимметричность системы. В-третьих, в текст Конституции намеревались втиснуть не только сами договоры, но и приложения к ним. В одном из них «доводилось до сведения органов власти», что на совещании, проведенном перед подписанием договоров, его участники согласились предоставить автономным образованиям в одной из палат парламента не менее половины мест⁴⁴.

Редакционная комиссия предложила компромиссную формулу: основное содержание договоров перелагается в тексте Конституции. После ожесточенных споров Съезд одобрил этот вариант. В итоге получился длинный, не лишенный повторов и внутренних противоречий, несообразный с точки зрения канонов юридической техники текст. Договоры продолжали нависать над Конституцией в редакции VI Съезда (они стали печататься во всех изданиях в виде приложений) и над дальнейшим конституционным процессом. Но все же «суверенитеты» республик были введены в некоторые рамки, хотя и довольно широкие⁴⁵, а прямую ссылку на то, что разграничение предметов ведения и полномочий между федеральными и региональными органами власти осуществляется на основе Федеративного договора (так было в проекте, одобренном Верховным Советом), удалось снять⁴⁶.

Компромисс, тяжкий для обеих сторон, не разрядил атмосферу обид и подозрений на Съезде, и гроза вскоре разразилась при обсуждении вопроса, имевшего символическое значение: о названии государства. Верховный Совет определил его — Российская Федерация. Оно уже фигурировало в Федеративных договорах. Теперь окончательное решение должен был принять Съезд. В ходе обсуждения были, однако, выдвинуты семь вариантов. Коммунисты предложили назвать республику советской. Националисты заклинали: проводить голосование по вопросу о названии позорно! Не вы давали этой стране имя, оно всегда было и останется одно — Россия. «Автономы», естественно, отстаивали Федерацию. Шахрай объявил, что президент предлагает записать в Конституцию: названия «Российская Федерация» и «Россия» — синонимы и имеют одинаковую юридическую силу. Варианты были поставлены на голосование. Первое место с большим отрывом заняла «Россия». Это название при ликовании съездовского большинства было тут же утверждено 871 голосом⁴⁷. Мотивы у голосовавших были разные. Одних захватила волна возвышавших их в собственных глазах историко-патриотических чувств. Другие склонялись к короткому названию, нейтральному по отношению к государственному устройству. Третьи воспользовались возможностью «поставить на место» досадивших своими претензиями «автономов» («мы доцацкались с нашими республиками», — заявил один из них⁴⁸). Четвертые полагали, что таким образом можно будет вырвать встречные уступки, объединив при голосовании название государства в пакете, скажем, с вопросом о купле-продаже земли.

Но здесь Съезд вновь подошел к остро конфликтной точке. «Автономы» заявили, что своим голосованием депутаты дали неоценимые козыри сепаратистам и положили начало распаду Федерации. Посему они предлагают провести консультации с президентом и председателем ВС — в противном случае они не считают возможным участвовать в работе Съезда, не посоветовавшись со своими избирателями⁴⁹. Теперь представители республик повторили прием, за несколько дней до того опробованный правительством: предъявили ультиматум. И хотя они были в явном меньшинстве, уход, которым они пригрозили, мог сорвать Съезд, что привело бы к далеко идущим последствиям. К чести депутатов на следующий день, после ряда совещаний, где Хасбулатов сыграл роль главного примирителя, и еще нескольких часов дискуссии и голосований, было принято решение, с которым протестовавшие согласились. В основе его лежало исходное предложение президента. Оно же было воспроизведено в Конституции 1993 г. Правда, в официальном словоупотреблении название «Россия», которому был придан равный статус с «Российской Федерацией», оказалось вытесненным, но об этом мало кто теперь вспоминает. Из второго политического кризиса на Съезде можно было вынести два урока. Первый: огромная роль символов в российской политике, что спровоцировало небывалый взрыв страстей и едва не привело к срыву Съезда. Второй: российские политики запомнили, что у национальных республиканских элит есть мощные инструменты давления, какими не располагала ни одна другая группа меньшинства. Это был еще один отзвук «парада суверенитетов» 1990 г. и «зарубка на память» для разработчиков новой российской Конституции.

К обсуждению этого вопроса и перешел Съезд, буквально испещрив заплатами Конституцию действующую. К весне 1992 г. рабочая группа Конституционной комиссии подготовила новый вариант проекта Конституции. На этот раз он был одобрен не только самой комиссией, но и палатами Верховного Совета: Советом Республики — полностью, Советом Национальностей — за исключением наиболее спорных разделов. Это не могло не отразиться на содержании проекта.

Формально в основу государственного устройства был положен замысел Зорькина: «президент — глава исполнительной власти». Дуализм вариантов А и Б, сохранявшийся в прежних проектах, был устранен. За президентом было сохранено назначение и общее руководство правительством, хотя важная роль была отведена парламенту. Проект не предусматривал право Верховного Совета выражать вотум доверия или недоверия правительству, но фактически правительство было поставлено под контроль парламента: назначение председателя и министров (а также всех иных высших чиновников) требовало согласия ВС; кроме того, он получил право отправлять каждого из них в отставку. Права парламента по отношению к правительству не получали противовеса в виде права президента распускать при определенных условиях Верховный Совет и назначать новые выборы, на чем безуспешно настаивали Леонид Волков и я. Зато процедура импичмента президента могла быть осуществлена — коль скоро его поддержала бы одна треть депутатов в нижней палате, две трети в верхней и получено соответствующее заключение Конституционного суда — в одночасье. Президенту сохранили право отлагательного вето в законодательном процессе. Конституционная комиссия записала, что оно может быть преодолено двумя третями голосов, но Верховный Совет поправил: большинством.

По некоторым другим параметрам конституционный проект все же превосходил то, на что согласился Съезд, корректируя Конституцию 1988 г. В нем предусматривался двухпалатный парламент без самостоятельной многовластной суперструктуры в лице Президиума. В организацию и деятельность судебной системы были заложены нормы, которые тоже не удалось внести в действующую Конституцию: смертная казнь только по приговору суда присяжных, учреждение института мировых судей, изъятие предварительного следствия из рук ведомств и передача его в федеральный следственный комитет. Значительно лаконичнее излагалось федеративное устройство: хотя некоторое превосходство республик перед другими субъектами Федерации устранить не удалось, текст в меньшей степени воспроизводил все детали Федеративных договоров. Не было в нем и щедрого подарка, зафиксированного в протоколе к договору с республиками, — половины мест в одной из палат парламента для их представителей. Идя навстречу депутатскому корпусу, разработчики проекта отступили от принятой в мире практики, когда собрание, принявшее Конституцию, немедленно распускают и назначают выборы по новому закону. Пространные переходные положения, многие нормы которых были призваны ослабить сопротивление проекту, предусматривали не только сохранение за депутатами мандатов, прав и полномочий до окончания срока, на который они избраны (т. е. до 1995 г.), но и проведение очередных и внеочередных Съездов, за которыми также сохранялись важные права (кроме законодательства). Таким, в общих чертах, был проект, вынесенный на усмотрение Съезда⁵⁰.

Доклад Хасбулатова о проекте Конституции напоминал скорее лекцию, разъяснявшую элементарные вещи (что, возможно, не было лишним, учитывая уровень правовых и исторических познаний большинства депутатов). Докладчик очень старался сделать проект привлекательным для аудитории. Он рассказал, сколь широкие права предоставляются парламенту. Понимая, с какой стороны развернется главная атака, спикер заявил, как бы извиняясь: «Нам классическая парламентская форма правления, к сожалению (!), не предстоит как практическая реальность в ближайшем будущем»⁵¹. Отметив, что проект — плод колоссального труда двух-трех тысяч людей (это, конечно, было преувеличением порядка на два, но призвано было произвести впечатление), он тем не менее сказал, что работу следует продолжить и перенести утверждение Конституции на следующий Съезд. А пока надо одобрить проект и принять его за основу. Рабочая группа КК, которая и была настоящим создателем проекта, получила, таким образом, внушительную поддержку, но по понятным причинам Хасбулатов об этом не упомянул: для слишком большого числа депутатов она была явным раздражителем.

Однако с самого начала обсуждение проекта стало резко отклоняться от колеи, проложенной заместителем председателя Конституционной комиссии. Выяснилось, что помимо официального проекта в оборот введены еще четыре. Два из них исходили от коммунистов. Один, сравнительно умеренный, представила их фракция (совместно с аграриями и «Отчизной») в расчете на то, что при дальнейших доработках произойдет «органическое слияние» альтернативных проектов⁵². Другой принадлежал перу депутата Слободкина, выделявшегося даже в собственной фракции крайней ортодоксией⁵³.

Поразительным, однако, было другое — появление еще двух проектов. Первый был разработан под руководством одного из лидеров Российского движения демократических реформ Анатолия Собчака. Но подлинным сюрпризом оказался проект, который был подготовлен Сергеем Шахраем и внесен 52 депутатами из групп «Смена» и «Левый центр». Шахрай, член Конституционной комиссии и ее рабочей группы, с января по май 1992 г. возглавлял Государственно-правовое управление Администрации президента, а до марта был также вице-премьером. Официальный проект, говорил он, выступая на Съезде, испорчен поправками Верховного Совета: «по всей вертикали “торчат уши” полновластия Советов». Мало кто знал в то время, что Шахрай весной 1992 г. разошелся с командой Гайдара, задававшей тон в правительстве, и стал, по его словам, «раздражителем для Ельцина». До своего ухода из исполнительной власти он полтора месяца находился «в простое» и воспользовался невольным досугом, чтобы подготовить собственный проект, который, рассказывает Шахрай, был «моим манифестом», своего рода протестом против нерешительности в поведении президента. И хотя для Ельцина появление проекта Шахрая «было полной неожиданностью», воспринят он был на Съезде как пробный шар, запущенный из ближайшего окружения президента, чтобы столкнуть в лузу проект КК⁵⁴. Так явственно обозначилась новая линия размежевания в конфликте вокруг Конституции, острая фаза которого приближалась ⁵⁵.

Я не думаю, что план делегитимации Съезда, первая попытка реализации которого будет предпринята в конце года, был одобрен весной. Но такой вариант развития событий, вероятно, уже рассматривался. Как видно, в «Коалиции реформ» по одному из кардинальных вопросов наметилось расхождение между теми, кто все еще рассчитывал провести компромиссный вариант Основного закона через парламент (хотя и среди них были разные взгляды на границы компромисса), и теми, кто уже изготовился идти «другим путем».

Между тем депутаты сначала сняли с обсуждения все альтернативные проекты, а затем развернули дискуссию по проекту Конституционной комиссии. От их внимания не укрылось, что в этом проекте были механически совмещены два варианта: исходный, одобренный Конституционной комиссией (по существу, он отражал позицию рабочей группы, ибо на заседания комиссии теперь ни разу не удавалось собрать кворум), и разбросанные по тексту поправки Верховного Совета, с которыми комиссия не согласилась. Какой проект нам предлагают одобрить? — спрашивали депутаты.

Фронт оппозиции на этот раз оказался очень широким: он включал коммунистов, державников-националистов, борцов за суверенитет республик, депутатов «Смены». Если Шахраю (и, вероятно, многим в окружении президента) проект представлялся излишне «пропарламентским», то критики из рядов оппозиции увидели в нем «законодательную основу под режим личной власти». «Автономы», воодушевленные успехом своего недавнего демарша, предъявили собственный, далеко идущий счет. Проект, по их мнению, плох тем, что посягает на суверенитет республик, ставит их «в разряд бедных родственников или в ряд административно-территориальных образований», лишает нации права на самоопределение, не фиксирует права на выход республик из Российской Федерации, не предусматривает института двойного гражданства и т. д. В нем «нет и намека на то, что новая Российская Федерация является договорной федерацией». Подчас обличительная риторика до боли напоминала времена сусловского агитпропа: новую Конституцию для России «келейно» изготовили антисоветчики... «Хищник вышел на волю, и Конституция закрепляет это страшное для всего общества состояние».

Представители самых разных течений утверждали, что с принятием новой Конституции не следует торопиться. В том, когда это следует делать, критики расходились. По мнению одних, все надо отложить до следующего Съезда (а за это время основательно переработать проект). Другие предлагали сначала, как собирались на I СНД, провести референдум по основным конституционным положениям. Третьи говорили, что вечные конституции вообще не создаются в ситуации острого кризиса и потому следует лишь улучшать старую Конституцию. Неотложным же многим ораторам представлялось одно — перетрясти состав Конституционной комиссии (подразумевалось — рабочей группы), пополнить ее авторами альтернативных проектов, а лучше всего — преобразовать в комитет Верховного Совета⁵⁶.

Так шло обсуждение новой Конституции на Съезде — разгромно. Сторонники даже изрядно потрепанного Верховным Советом проекта были в явном меньшинстве. Любимое дитя Олега Румянцева грубо затаптывали. Не помогало и то, что отцовские права на него заявил Руслан Хасбулатов, принявшийся урезонивать особенно разошедшихся критиков этого «превосходно написанного проекта»⁵⁷. В итоге Съезд не согласился ни принять представленный проект за основу, ни одобрить его «в основном». Была утверждена витиеватая формулировка, предложенная «Сменой»: одобрение заслужил не проект новой Конституции, а «общая концепция конституционных реформ», положенная в его основу, а также «основные положения проекта», но в редакции Верховного Совета, а не Конституционной комиссии. Правда, постановление было несколько уравновешено включением президентской поправки, согласно которой главы об организации федеральной государственной власти следует дорабатывать «с учетом предложений и замечаний прези-дента»⁵⁸. Но это означало лишь то, что дальнейшая работа — в соответствии с принятыми на Съезде решениями — может идти в противоположных направлениях и в оставшийся период перетягивание каната будет продолжаться. Обозначив «бег на месте», парламент в очередной раз остановил продвижение к новой Конституции.

Как это виделось тогда

«Мы должны извлечь уроки из распада Союза»⁵⁹

— Вы предвидите горячую дискуссию по этой проблеме?

— Во всяком случае, повод для дебатов есть. Ведь речь пойдет не просто о столкновении амбиций, как это случается нередко, а о столкновении реальных интересов.

— Кстати, Конституционная комиссия, видимо, учла пожелания, высказанные по поводу федеративного устройства России на предыдущем съезде?

— Да. Причем мы, разработчики Конституции, старались во всем, что не отходит от наших принципиальных установок,

пойти навстречу тем пожеланиям, которые выдвигаются бывшими автономиями. Я не думаю, что абсолютно все эти пожелания имеют под собой реальную основу, что в них полностью отсутствуют амбициозные политические соображения, связанные с борьбой различных политических групп за власть, однако в них есть идеи рациональные, разумные. И все, что приемлемо, мы старались учесть в новом варианте Конституции. Причем больше всего пошли навстречу нашим оппонентам именно в четвертом разделе [относящемся к федеративному устройству].

— В чем это выразилось конкретно?

— Во-первых, мы согласились с тем, что Россия является конституционно-договорной федерацией. Уже в этом большая уступка. Ибо до сих пор сталкивались две позиции. Россия — конституционная федерация, говорили мы. Россия — договорная федерация, требовали представители бывших автономных республик и других национально-государственных образований. Однако сегодня встает вопрос о существовании Российской Федерации как государства. Пойдет ли дальше процесс разобщения, который уже привел к распаду Союза? Принадлежа к демократическому крылу депутатского корпуса, я не разделяю позиции тех, кто в СССР видел только империю. Для меня распад Союза в тех формах, в которых он произошел, — и политическая, и личная трагедия (родился я на Украине, теперь как бы в иностранном государстве). В отличие от группы громко говорящих депутатов, которые организовали так называемый Конгресс патриотических сил, я признаю реальности и выступаю против применения силы для восстановления Союза. Но хотелось бы, чтобы общество вынесло определенные уроки из того, что произошло с Союзом, и не допустило развала России,

— Чем вас тревожит позиция поборников «чисто договорной федерации»?

— Фактически Россия, создававшаяся сложным историческим путем, сложилась как единство краев и областей, с одной стороны, и автономных образований — с другой. А некоторые представители автономий (это другая крайность по отношению к экстремистам правонационалистического толка) предлагают как бы разрубить Россию на куски, чтобы потом между этими кусками заключить договор. Крайние сторонники этой точки зрения выдвигают даже требование создания Русской республики.

— В Верховном Совете кто-нибудь поддерживает это требование?

— Да, ряд депутатов из фракции «Суверенитет и равенство».

— Между прочим, в предыдущем проекте Конституции предлагалось создавать земли, то есть объединения областей и краев, которые были бы более или менее равнозначными с республиками, имели бы свои конституции и т. д. Почему Конституционная комиссия отказалась от этой идеи?

— Против нее достаточно резко возражали автономии. Мотив: обеспечьте нам более высокий статус по сравнению с краями и областями — я не могу признать уважительным. Но тем не менее, идя навстречу пожеланиям бывших автономий, исходя из других соображений (сложность перекройки административного деления), мы отказались от земель,

— Что бы вы отнесли к новациям федеративного устройства, включенным в проект Конституции?

— Хотелось бы особо выделить те статьи раздела, в которых четко зафиксированы предметы ведения и полномочия Российской Федерации, республик (входящих в состав РФ), краев и областей. Определяя объем исключительных прав Федерации, Конституционная комиссия отнесла к ним только то, что необходимо для сохранения единства государства. Это позволило значительно расширить сферу совместной компетенции, а также круг исключительных прав республик, полномочий краев и областей.

Республикам, краям и областям предоставлены полномочия, которые не содержались ни в сталинско-бухаринской, ни в брежневской конституциях. Они открывают поистине неограниченные возможности для самостоятельного национального и культурного развития, решения внутренних дел, использования ресурсов местного значения. Хотя я, естественно, не могу согласиться с тем, чтобы ресурсы общенационального значения (такие, как якутские алмазы и золото) были в исключительной сфере ведения республики, входящей в состав РФ. Это достояние общегосударственное. И в любой федерации такими ресурсами распоряжаются на основе совместного ведения Центр и места. Точно так же поэтому мы не можем согласиться с одноканальной схемой сбора налогов. Это уже привело к крушению союзных финансов и наполнению каналов обращения необеспеченными деньгами. Вспомните: союзное Министерство финансов в последние месяцы своего существования не имело иных ресурсов, кроме печатного станка. Для России абсолютно недопустимая ситуация. Поэтому мы настаиваем на том, что должны быть общефедеральные налоги (которые неукоснительно передаются в распоряжение правительства Федерации на основе бюджета, утвержденного Верховным Советом РФ) и соответствующие местные налоги, на основе которых строятся местные бюджеты.

В проект в качестве важной новации внесено также положение, в соответствии с которым изменение конституционноправового статуса республик, краев, областей, автономных округов, иных специальных территориальных образований (их объединение, разделение и т. д.) возможно лишь по воле двух третей избирателей, которые проживают в этих образованиях с последующим утверждением Верховным Советом РФ. По моему глубокому убеждению, данная статья будет способствовать укреплению единства, неделимости территории. Кстати, по условиям татарского референдума республике, чтобы выйти из состава РФ, практически достаточно получить на это согласие четверти избирателей (то есть референдум состоится, если приходит половина, решение принимается, если «за» проголосовала половина пришедших). Мы вводим положение, соответствующее Закону о референдуме РСФСР: не половина пришедших, а половина плюс один голос от числа всех избирателей.

— А вас не смущает то обстоятельство, что в соответствии с проектом Основного закона республики имеют свои конституции, а края и области — всего лишь статуты, то есть чисто формально положение республик несколько приподнято над положением краев и областей?

— К сожалению, определенная приподнятость республик над краями и областями в предлагаемой нами Конституции действительно ощущается. Но, исходя из реальной ситуации, я не вижу возможности сегодня отказаться от такого положения. К тому же неравенство субъектов Федерации фактически на этом и кончается, ибо в области экономики, в сферах социально-культурного развития, в области международных связей и т. п. они пользуются одинаковыми полномочиями.

— Со стороны каких политических сил вы ожидаете наибольшую критику проекта Конституции?

— Вокруг проекта Конституции (его вариантов) было немало споров, в ходе которых не всегда соблюдались правила сдержанности по отношению к оппонентам. Причем характерно, что очень часто проект критикуют представители двух противоположных точек зрения: и сторонники унитарного государства, и поборники конфедерализации. И те, и другие говорят: Конституция никуда не годится.

Мне представляется, что предложенный проект — хорошая база для компромисса. Хотелось бы подвести черту под бесконечными спорами и заняться конструктивной работой по окончательной доработке текста документа, без которого просто немыслима жизнь цивилизованного общества.

«Проект Конституции — разумный компромисс»⁶⁰

Уважаемые коллеги! Один известный итальянский политический деятель в тот момент, когда в 1947 г. в Италии наконец приняли новую Конституцию, сказал, что это Конституция, в которой каждый из нас, к какой бы партии он ни принадлежал, найдет то, за что он боролся, то, с чем он в принципе может согласиться, и какие-то моменты, против которых он боролся. Это был инструмент национального согласия, и именно таким в основе своей мне представляется проект, предложенный Конституционной комиссией.

Да, уважаемые коллеги, мучительный процесс, которым мы занимались в течение многих дней, позволил убрать самые серьезные завалы и отразить некоторые основные реальности. Но прав был автор, который написал в «Известиях», что старая Конституция осталась в основе своей старой Конституцией. Пусть это не совсем точно, но нам нужен цельный, внутренне сбалансированный документ. Один из самых широко распространенных тезисов сегодня звучит так: Конституция не принимается в момент перехода, в момент острого кризиса. Уважаемые друзья! Я должен сказать, что это исторически неверно. Во всех странах, которые совершали в последние полвека переход от авторитарного режима к режиму демократическому, как раз именно Конституция принималась в начале этого перехода и служила инструментом стабилизации.

Мне хотелось бы коротко, тезисно остановиться на четырех моментах, которые показывают, что проект Конституции избирает среднюю линию, отсекает крайности и справа, и слева.

Первая проблема — так называемая социалистичность проекта. Мы слышим обвинения с двух сторон. С одной стороны: Конституция лишает народ его завоеваний, с другой стороны: проект не открывает путь эффективной экономике и свободному обществу, основанному на частной собственности. Я не согласен ни с тем, ни с другим утверждениями. Я думаю, что как раз в проекте счастливо найдена средняя линия, когда, с одной стороны, ликвидируется чудовищный монстр распределительной системы, при которой концентрируются огромные ресурсы в руках государства и затем якобы бесплатно распределяются среди граждан, а с другой стороны, неверно и то, что проект Конституции не открывает путь инициативе, частной предпринимательской деятельности. Хотя, конечно, известные улучшения могут быть внесены.

Вторая проблема — проблема Союза. Я не принадлежал к тем, кто видел в союзных структурах только империю зла. Должен сказать, что я не голосовал в Верховном Совете за тот пункт, который предусматривал роспуск СССР. Я тоже надеюсь на возрождение великого государства, хотя и на новых основах. Однако вопрос стоит таким образом: как легче к этому идти — предъявляя территориальные претензии нашим соседям и не отдавая себе отчет в том, какова будет реакция, или путем признания реальностей и борьбы за проницаемость, за прозрачность границ? Я хотел бы отметить, что проект новой Конституции, во-первых, открывает возможность вступления в Российскую Федерацию новых республик, новых областей и краев, а во-вторых, он достаточно однозначно ставит вопрос о том, чтобы Российская Федерация защищала права своих граждан за рубежом.

Третья проблема — проблема Федерации. Это самый трудный вопрос. Идет натиск с двух сторон. Здесь и унитаристы, которые не хотят считаться с реалиями, и конфедерали-сты, которые хотели бы изменить конституционную основу на договорную, оставляя лишь символ Федерации. Мы сделали огромный шаг на пути превращения символа в реальность. Мы вчера показали способность к согласию. Я думаю, что в проекте действительно не все вопросы решены. Но, уважаемые товарищи, уважаемые господа, давайте сделаем следующий шаг: найдем согласие по Федеративному договору.

Наконец, четвертая проблема — проблема организации государственной власти. Я вполне согласен с Русланом Хасбулатовым в том, что само противопоставление президентской и парламентской республик является ложным противопоставлением, противопоставлением черно-белого типа. В проекте Конституции намечен сбалансированный вариант, с которым могут примириться и сторонники преимущественно президентской, и сторонники преимущественно парламентской республики.

И последнее. Уважаемые участники Съезда! Есть силы, которые выступают с разных сторон. Вольно или невольно «бешеные» с разных сторон заинтересованы в том, чтобы этот парламент ушел со сцены. Я неизменно выступал и выступаю за то, что парламент должен работать, ибо исполнительная власть не должна остаться наедине с собой. Я за то, чтобы парламент учился, чтобы парламент развивался, чтобы парламент выражал общественные настроения. Я думаю, что принятие Конституции в первом чтении, принятие ее за основу было бы хорошим доказательством того, что Съезд народных депутатов все-таки чего-то стоит. Спасибо за внимание.

ИТОГИ СЪЕЗДА

VI Съезд стал важной вехой в политической истории постсоветской России. Не теми решениями, которые он принял: большинство из них — в отличие от главных решений предшествовавших Съездов — либо не были реализованы, либо не оказали существенного влияния на дальнейший ход событий. Съезд был знаменателен тем, что расстановка сил в парламенте кардинально изменилась по меньшей мере в двух существенных отношениях. Проанализировав на основе оригинальной методики результаты 60 важнейших поименных голосований на этом Съезде и сопоставив их с голосованиями на III СНД, когда поляризация сил была наибольшей, Александр Собянин и его группа показали, что за год произошли буквально тектонические сдвиги.

Во-первых, резко ослабла парламентская поддержка президента, правительства, курса проводимых ими реформ. Число их более или менее последовательных сторонников сократилось вдвое — с 479 до 240 депутатов, число противников возросло с 464 до 571, колеблющихся — с 95 до 227. Причем 98 бывших активных сторонников превратились в яростных противников⁶¹. Так выглядела расстановка сил по главному вопросу, расколовшему Съезд.

Во-вторых, — тоже в отличие от предыдущих Съездов — противостояние стало многомерным. Позиция, которую депутаты занимали по одним актуальным вопросам, стала значительно реже коррелировать с их же позицией по другим значимым вопросам. Это видно из табл. 6, составленной по данным Собянина. Оппозиция объединила разнородные силы на платформе противостояния парламента исполнительной власти, но лишь сравнительно небольшая ее часть готова была несмотря ни на что защищать советский и социалистический выбор. Столкновение перемещалось от символов к реалиям.

В-третьих, Съезд открыл новую страницу во взаимоотношениях исполнительной и представительной власти. Он отчетливо показал слабость «Коалиции реформ», на которую возложили было немалые надежды и президент, и правительство, и сами ее члены. Правда, президент и министры продолжали встречаться с активом демократических фракций. Очередная встреча состоялась на следующий день после окончания Съезда. Бурбулис и Гайдар постарались зарядить депутатов оптимизмом. «Неверно, что Съезд окончился вничью; это победа реформ, — сказал Бурбулис. — Надо занимать не упадническую, а конструктивную позицию». В этот момент появился Ельцин. «Как настроение?» — спросил он. Кто-то ответил вопросом на вопрос: «А у вас?» — «Ничья! — ответил президент, но, посмотрев на министров, добавил: — Или небольшая победа: не отдали реформу, правительство, пост его председателя, дополнительные полномочия... Вот если бы не Декларация, пришлось бы проводить референдум. Но у депутатов сработал инстинкт самосохранения. Сейчас мы проходим пик трудностей. Перелом в экономике изменит настроения. К концу года начнется стабилизация». «По крайней мере, не будет однонаправленного ухудшения», — поправил его трезвее оценивавший перспективу Гайдар.

Президент благодарил демократов «за работу, за самоотверженность», заявил, что поддерживает ранее подписанный протокол, открыт для дальнейшего сотрудничества. Тут же

Примечание



Составлено по данным группы А. Собянина, рассчитанным на основе рейтингов каждого депутата по голосованиям, в которых наиболее отчетливо проявлялась его политическая позиция по соответствующим вопросам (VI съезд народных депутатов России: политические итоги и перспективы. Аналитический отчет по результатам поименных голосований на VI съезде народных депутатов РФ (6—21 апреля 1992). Москва—Архангельское, 6.04—6.05 1992, т. 1, с. 8—9).



Петр Филиппов в загодя подготовленных десяти пунктах очертил конкретные параметры возможного сотрудничества: раз в две недели — встречи по готовящимся законопроектам; подбор квалифицированных экспертов для коалиции; регулярная информация депутатов о положении на местах; создание электронных банков с данными о «наших сторонниках» и т. д. «Филиппов обозначил то, что должен был сказать я», — сказал Гайдар. «Принимаем все пункты Филиппова, — пообещал Ельцин. — Новые члены правительства будут вашими людьми...». Участники встречи демонстрировали взаимное расположение, но в ее атмосфере явственно ощущалось недосказанное: «Коалиция реформ» не выдержала испытания Съездом⁶². В дальнейшем ставка будет сделана на что угодно: на экономическую стабилизацию, перемены в правительстве, на худой конец — на референдум; парламент же можно только попытаться нейтрализовать. Именно в таком ключе были предприняты ближайшие действия, в частности, назначение в правительство трех новых вице-премьеров — Георгия Хижи, Виктора Черномырдина и Владимира Шумейко, которые, конечно же, не были ни «нашими», ни людьми Гайдара.



В отличие от демократов оппозиция вышла со Съезда более многочисленной, консолидированной, уверенной в своих силах и новых возможностях, которые вскоре не замедлят проявиться. Она добилась многих из поставленных перед собой целей: «подвесила» правительство, настояла на запрете совмещения постов в законодательной и исполнительной власти, на удалении Бурбулиса с должности вице-премьера, сдержала приватизацию земли, отсрочила конституционную реформу и т. д. Драматургия Съезда явила с ее стороны немало тактически неплохо скоординированных шагов. Было налажено новое разделение труда. Лидеры коммунистов, «засветившиеся» на первых Съездах, оставаясь в тени, обеспечивали дисциплину присутствия и голосования (намного более высокую, чем у демократов). А от микрофонов не отходили перебежчики из числа вчерашних демократов — Михаил Астафьев,



Виктор Аксючиц, Михаил Челноков, Игорь Муравьев и др. Небезынтересно отметить еще одно обстоятельство, на которое обратил внимание Собянин. В выступлениях многих оппозиционеров агрессивные нападки на правительство сочетались с панегириками по адресу президента. Но в то же время собственно антипрези-дентские предложения собирали существенно больше голосов, чем антиправительственные (см. табл. 6). Это тоже было элементом тактики. Оппозиция понимала, что свалить правительство, пока за ним стоит президент, ей не удастся, и поставила цель — измордовать команду Бурбулиса — Гайдара, предельно связать ей руки. Президента же, его крутых действий, к которым назойливо призывали некоторые «отвязанные» демократы, она побаивалась. В этой атмосфере Съезд под занавес без обсуждения более чем конституционным большинством утвердил постановление «О защите конституционных органов власти»⁶³. Это была превентивная мера, которой, однако, предстояло сыграть большую роль в дальнейшем развороте событий.



На VI Съезде громогласно заявила о себе «третья сила». Это не были ни РДДР, ни Гражданский союз, тщетно пытавшиеся заполучить для себя базу в парламенте. «Третьей силой» стали представители вчера автономных, а с момента подписания Федеративного договора — «суверенных» республик. Особое место они занимали и на предыдущих Съездах, но тогда были главным образом ударной силой коммунистической оппозиции. Теперь их возросшие претензии стали раздражать и оппозицию, особенно ее национал-державническое крыло. Но было очевидно, что политический вес «автономов» превосходит число их мандатов на Съезде. Поэтому обе противостоявшие на Съезде силы — а вскоре и президент — начнут включаться в конкурентную борьбу за благорасположение «невесты с приданым».



Ход и исход Съезда подталкивали президента к пересмотру своих отношений с парламентом. Он как будто еще рассматривает происшедшее, не выходя за пределы ранее принятой парадигмы, не считает обозначившиеся сдвиги необратимыми и несколько переоценивает значение собственных успехов. Это видно и из его поведения на встрече с депутатами, о которой я рассказал чуть выше, и из его заключительного выступления на Съезде, где он в очередной раз пообещал экономическую стабилизацию к концу года и наметил некоторые контуры взаимодействия с критиками своего курса. Отметив, что «ожесточенное противостояние повышает роль недостатков и пороков людей, находящихся у власти», он категорически заявил: «Оппозиция — не враги, не противники и не преступники... Мы готовы сотрудничать с ней, вести конструктивный диалог... Съезд и Верховный Совет — это высшие конституционные органы законодательной власти страны. Какое-либо стремление низложить их открывает дорогу политическому беспределу и ведет в тупик. Как председатель правительства гарантирую, что оно готово пройти свою половину пути навстречу Верховному Совету». Далее Ельцин сказал, что он разумеет под «половиной пути»: исправление перекосов в социальной политике, поэтапный характер исполнения экономического постановления Съезда, экономный бюджет, сокращение аппарата исполнительной власти. Что же касается структуры и состава правительства, то президент пообещал учитывать мнение парламента. В неявной форме он дал понять, что перестанет сам возглавлять правительство, назначит премьера с согласия парламента и позволит Верховному Совету своим голосованием оценивать работу «отдельных членов правительства». Если оценка будет отрицательной и президент с нею согласится, то такие министры могут быть отправлены в отставку. Ельцин выразил надежду, что и парламент «пройдет свою часть пути», а это значит, прекратит «попытки “подмять” под себя правительство».



Отдавал ли себе президент отчет в том, что шансы на реализацию изложенного плана в ситуации, складывавшейся в 1992 г., невелики? Ответить на этот вопрос трудно, но, по-видимому, окончательного выбора Ельцин в тот момент еще не сделал. Он допускал возможность относительного замирения, рассчитывал, что ход экономической реформы вскоре начнет работать на него, а тогда опять станет меняться расстановка сил в парламенте. Он, конечно, не мог не слышать призывов выйти за рамки Конституции, с которыми к нему обращались самые нетерпеливые сторонники на собраниях демократов и, надо полагать, в его кабинете. Недаром в его речи прозвучала мысль, что «путь обновления Конституции через частичные поправки давно изжил себя» и недвусмысленная угроза: «если бы депутатский корпус отверг курс на радикальные реформы», пришлось бы «вынести на референдум вопрос о доверии Съезду» (что, как мы помним, выходило за рамки его конституционных полномочий)⁶⁴. Но это пока казалось частью психической контратаки, оружием, которое президент приберегал про запас.



Иным из съездовского испытания вышел парламент. За неимением настоящих политических партий он становится самостоятельной политической силой не только в системах власти, но и в обществе. И вдобавок осознает свой корпоративный интерес. Его новое большинство консолидируют и угрозы, которые оказывают обратное действие, и успехи, и даже неудачи (я это отчетливо помню: доминирует настроение, что завоеваны важные позиции и вскоре можно будет отыграться). Немаловажно и то, что парламент получил во многом адекватного ему лидера.



Свой пост первого заместителя Хасбулатов, до того ничем не выделявшийся из шеренги претендентов, выиграл в 1990 г., как в лотерею. Дважды после того, в критические дни — в марте, во время бунта «шестерки» и в Августе — он остался рядом с Ельциным, заслужив имя «верного Руслана». Унаследованная им, хотя и не без некоторых треволнений, должность председателя ВС, была заметно обесценена учреждением поста президента, но все же открывала немалые возможности. Дважды обойденный Ельциным, он затаил обиду, но был достаточно терпелив и скрытен, чтобы до поры это не выказывать. Теперь у него в руках оказались явные и скрытые нити управления депутатами, парламентом, местными Советами. Конфликт между правительством, на которое он смотрел свысока, не забывая всякий раз напоминать, что не в пример «завлабам» он профессор и доктор экономических наук, с одной стороны, и оппозицией, которая ему не доверяла⁶⁵, — с другой, открывал для Хасбулатова выигрышную возможность сыграть роль защитника парламента и парламентаризма, но — в отличие от микрофонных крикунов — модератора и примирителя.



Парламент — его единственная опора. Ему был нужен парламент и парламенту нужен он. Возглавив Съезд и Верховный Совет, он методически выстраивал свои отношения с парламентом по образцу советского учреждения. До поры Хасбулатов неизменно демонстрировал уважительное отношение к президенту и желание сотрудничать с ним. Разумеется, публичное поведение этого коварного человека далеко не всегда раскрывало его истинные намерения, но пока он выступал за согласие. За согласие политически равнозначных субъектов — президента и парламента. Для этого он пытался решить тройную задачу: поставить правительство под контроль Верховного Совета, отодвинуть от Ельцина его ближайших советников и убедить парламент завершить конституционное переустройство государства на компромиссной (иного не дано) основе⁶⁶.



Единственное, на чем он стоит твердо: гарант демократии, высший судья в проведении реформы — парламент. Закрывая последнее заседание Съезда, он дает собственную оценку исходу разразившегося на нем политического кризиса: никакая это не ничья, «депутаты дали действительно реальную оценку хода реформы и ее последствий» — и воспроизводит основные положения постановления, спровоцировавшего взрыв⁶⁷. В программной статье, опубликованной вскоре после Съезда, он еще более категоричен: главная осевая линия развернувшихся событий — борьба между «сторонниками формирования режима личной власти» и их противниками. Мы не предполагали, «...что давление на Съезд с целью склонить его перед исполнительной властью, заставить играть по фальшивым нотам будет таким огромным. Съезд выдержал давление, проявил мудрость, осторожность, твердость в отстаивании ценностей демократии». Верховный Совет не отказывает правительству в праве на ошибку, но чтобы сводить такие ошибки к минимуму, необходим «парламентский контроль за деятельностью правительства» и, в частности, согласование кандидатур министров»⁶⁸.



По-видимому, компромисс на базе раздела власти, как он был предусмотрен в варианте проекта Конституции КК, дошедшем до VI Съезда, — как бы к этому варианту ни относиться — не был исключен. Противостояние обострялось, дело шло к открытому конфликту. Но пока не было предопределено, в каких политических и правовых формах он будет разворачиваться и до какой стадии дойдет. Весной 1992 г. еще не был упущен шанс на достижение компромисса. Для этого надо было, поторговавшись по наиболее спорным пунктам, либо тут же на Съезде утвердить новую Конституцию, либо, как минимум, принять ее за основу и одобрить курс на завершение процесса в жесткие сроки. В этом случае устремления конфликтующих сторон были бы введены в ограничивающие рамки нового Основного закона, который обрел бы бесспорную легитимность. Но к тому не были готовы основные акторы. Правительство, опасавшееся, что вмешательство парламента сорвет его замысел реформы. Президент, который если и не собирался устанавливать «режим личной власти», то уж во всяком случае не желал делить с кем бы ни было контроль над исполнительной ее ветвью (непонятную слабину он даст вдруг на следующем Съезде). Координационный совет «Демократической России», который перед открытием Съезда призвал депутатов голосовать против проекта Конституции, так как он ограничивает «существующие в настоящее время права и полномочия исполнительной власти в пользу власти Советов», «закрепляет не сильную президентскую республику, а иную форму правления» и т. д.⁶⁹ Аналогичное требование, продиктованное совершенно другими мотивами, выдвинуло «Российское единство»⁷⁰. Основная ответственность за срыв компромиссного решения лежит на большинстве Съезда, которое отвергло проект, в общем, довольно благоприятный для парламента. Не прислушавшись к своему председателю, депутаты вообразили, будто время работает на них, что, заняв жесткую, агрессивную позицию, можно добиться еще большего. Свою канистру бензина в костер добавили «автономы», предъявившие совсем уж несуразные требования.



Я не утверждаю, что принятие новой Конституции в той обстановке наверняка остановило бы скатывание по наклонной плоскости. Но оно могло бы задержать его, ослабить набиравшее силу противостояние. Люди, не обремененные исторической памятью, даже когда говорили о компромиссе, жаждали не согласия, а победы. Возможно более полной. Так была пройдена еще одна историческая развилка.



Примечания



¹ Численность фракций приведена по данным регистрации в секретариате VI Съезда. — Архив автора. «Левый центр» и Объединенная фракция республиканской и социал-демократической партий не смогли перерегистрироваться, поскольку число вошедших в них депутатов оказалось меньше предусмотренного регламентом, и ненадолго объединились.



² 412 «за», 447 «против», 70 воздержались (Шестой Съезд народных депутатов Российской Федерации: Стенографический отчет. — Т. 1. — М., 1992. — С. 31).



³ За эти предложения было подано 112, 81 и 65 голосов соответственно. «Я удивляюсь, что среди нас нашелся 81 депутат — сторонник ГКЧП», — саркастически прокомментировал результаты голосования по введению прямого президентского правления Р. Хасбулатов (Там же. — С. 25, 47, 48).



⁴ Насколько такой сценарий расходился с установкой ближайших сотрудников президента, видно из замечаний Бурбулиса на встрече с близкими ему депутатами: «Обсуждения экономических вопросов на Съезде не должно быть. Говорить о реформе в этом зале — полная бессмыслица. Скажут: включай станок, открывай кредиты...». — Запись встречи с Г. Бурбулисом. 18.03.1992. — Архив автора.



⁵ Проанализировав данные 11 голосований по вопросам взаимоотношений между Съездом и правительством, Александр Собянин пришел к заключению, что из 1049 депутатов безусловно поддержали правительство 130, частично — 266, не поддержали — 653, в том числе встали в жесткую оппозицию — 483. Таким образом, общая конфигурация сдвигов уже определилась (Информационный бюллетень о первом дне работы VI Съезда (по результатам поименных голосований). — С. 2. — Архив автора).



⁶ Постановление Верховного Совета РФ «О социальной защите населения в условиях перехода к рыночным отношениям» от 20 марта 1992 г. — Архив автора.



⁷ Шестой Съезд... — Т. 1. — С. 119—121, 124—126, 137—138; Т. 2. —



С. 19.



⁸ Ельцин Б. Записки президента. — М., 1994. — С. 254.



⁹ Шестой Съезд. — Т. 1. — С. 154.



¹⁰ Там же. — С. 361—362.



¹¹ Так, депутат Н. Харитонов, посетовав на унижающий крестьян бартер, потребовал «дать им возможность через государственные каналы приобретать все необходимое за счет реализации своей продукции». Депутат Ю. Сидоренко заявил, что сначала надо насытить рынок товарами и лишь затем переходить к рынку и т. п. (Там же. — С. 353, 360).



¹² Выступление вице-председателя ВС Ю. Воронина (Там же. — С. 364).



¹³ Проекты постановлений VI Съезда «О деятельности органов государственной власти и управления РФ по осуществлению экономической реформы», внесенные блоком «Российское единство» и фракцией «Смена — Новая политика». — Архив автора



¹⁴ При минимальном кворуме для прохождения постановления в 525 голосов за него проголосовали 536 депутатов, против — 217, 82 воздержались (Шестой Съезд. — Т. 2. — С. 15). Председатель редакционной комиссии В. Шумейко объяснил в своем докладе отказ включить пункт о недоверии правительству тем, что косвенно это означало бы недоверие возглавлявшему правительство президенту и народу, избравшему Ельцина. В ответ послышались выкрики «Позор!», а выступивший затем С. Бабурин предложил аннулировать полномочия комиссии (Там же. — С. 10, 12).



¹⁵ Так, несмотря на возражения Е. Гайдара, была принята поправка об индексации вкладов населения в Сбербанке в соответствии с темпом инфляции. Несколько раз голосовали предложения о вотуме недоверия правительству и лишении президента дополнительных полномочий (Там же. — С. 183—188, 210, 214—216, 228, 239—240, 244 идр.).



¹⁶ Там же. — С. 161, 194.



¹⁷ Там же. — С. 246.



¹⁸ Запись интервью с Г. Бурбулисом. 26.07.2004. — Архив автора.



¹⁹ Шестой Съезд. — Т. 2. — С. 247, 249. Правда, президентская поправка тоже пренебрегла этой конституционной нормой.



²⁰ Там же.— С. 249, 251.



²¹ За постановление проголосовали 647 депутатов, против — 69, воздержались 28 (Там же. — С. 286).



²² «Ультиматум ведь обращен не только к Съезду, но и к президенту, подталкивает его к тому, чтобы четко обозначить свою позицию» (Гайдар Е. Дни поражений и побед... — С. 176). Ельцин утверждает, что первое серьезное политическое решение правительства оказалось для него совершенно неожиданным и не было согласовано даже с Бурбулисом (Ельцин Б. Записки президента... — С. 256). О том, что президент тогда еще не воспринимал идею более жесткого разговора со Съездом, свидетельствуют его помощники (Эпоха Ельцина. — М., 2001. — С. 200; Костиков В. Роман с президентом. — М., 1997. — С. 74).



²³ Гайдар Е. Дни поражений и побед. — М., 1996. — С. 177.



²⁴ Запись встречи группы депутатов с правительством. 12.04.1992. — Архив автора.



²⁵ На следующий день среди депутатов было распространено заключение правительства о последствиях реализации принятого постановления. В нем, в частности, отмечалось, что только индексация заработной платы в бюджетных отраслях и финансирование агропромышленного комплекса на уровне, предусмотренном решениями II Съезда, привело бы к увеличению бюджетного дефицита в 1992 г. до 1,5 трлн руб. (23% ВНП и80% всех доходов). В этом случае годовая инфляция достигла бы 1600—2000%. Решения отрицательно сказались бы на уровне жизни, земельной реформе и отношениях с Западом («О последствиях реализации постановления VI СНД РФ «О ходе экономической реформы в РФ» (Заключение правительства РФ). — Архив автора). По большинству позиций постановление так и не было выполнено, но уровень инфляции в 1992 г. составил 2600%.



²⁶ Стенограмма заседания Президиума ВС 12 апреля 1992 г. — Архив автора.



²⁷ Шестой Съезд. — Т. 3. — С. 110—111.



²⁸ За нее проголосовало несколько меньше депутатов, чем за постановление, — 578 человек, 203 были против, 64 воздержались (Там же. — Т. 4. — С. 106).



²⁹ Ссылку на VI Съезд, по сути — на постановление, развязавшее конфликт, вставили в текст в последний момент.



³⁰ Шестой съезд. — Т. 3. — С. 327—328.



³¹ Там же.— С. 105.



³² Ельцин Б. Указ. соч. — С. 256.



³³ Гайдар Е. Указ. соч. — С. 177. По завершении острой фазы кризиса Гайдар сказал на встрече с группой депутатов, что это будет стоить ему дополнительно столько-то миллиардов рублей льгот и субсидий.



³⁴ Шевцова Л. Режим Бориса Ельцина. — М., 1999. — С. 81.



³⁵ Шестой съезд. — Т. 2. — С. 27.



³⁶ Проблемы возникли позже, когда шовинисты уяснили, что теперь труднее им станет выявлять «инородцев», а националисты в некоторых республиках увидели в том угрозу размывания национальной идентичности «титульных» народов. Но поползновения тех и других разбивались о конституционную норму.



³⁷ Эту норму жестко отстаивала в своем проекте рабочая группа Конституционной комиссии. В конечном счете она вошла в Конституцию РФ 1993 г.



³⁸ Проект постановления, одобряющего ратификацию соглашения о создании СНГ, был роздан депутатам, но так и не был поставлен на голосование.



³⁹ Шестой съезд...— Т. 3. — С. 207, 213—217. Голосование по «компромиссной» поправке выявило число депутатов, безусловно поддерживавших президента в данном вопросе. Против поправки были 216 человек из 940 принявших участие в голосовании.



⁴⁰ Не помогла даже поддержка этой поправки Хасбулатовым (Шестой съезд. — Т. 5. — С. 387—388).



⁴¹ За поправку проголосовали 95 депутатов, против 723, воздержались 30 (Шестой съезд. — Т. 4. — С. 25).



⁴² Шестой съезд. — Т. 4. — С. 46—47, 143—144, 576—598. За поправку проголосовали 200 депутатов, против 597, 45 воздержались. Сказался и низкий уровень организации в блоке демократических фракций: по поправке Иловского не была распространена рекомендация, и для многих голосование по ней оказалось неожиданным.



⁴³ За это решение проголосовали 848 депутатов, против — 10, 40 воздержались. «В последний раз, — не без яда отметил проголосовавший против одобрения договора С. Бабурин, — стоя мы приветствовали решение о ликвидации Советского Союза в декабре прошлого года» (Шестой съезд. — Т. 2. — С. 20—23). Договор, писал позднее один из главных его разработчиков Рамазан Абдулатипов, был «перегружен совместными полномочиями. Все вопросы, которые мы не смогли согласовать, сбрасывались в корзину совместных полномочий федеральной и региональной властей» (Известия. — 2000. — 30 марта.).



⁴⁴ Конституция (Основной закон) Российской Федерации — России. — М.: ВС РФ, 1993. — С. 101—102.



⁴⁵ Была, например, воспроизведена формула прежней Конституции, отсутствовавшая в Федеративном договоре: «Республика имеет свою Конституцию, соответствующую Конституции Российской Федерации и учитывающую особенности данной республики» (Шестой съезд.— Т. 5. — С. 469).



⁴⁶ Там же. — Т. 4. — С. 58, 68—69.



⁴⁷ Против проголосовали только 30 депутатов, 30 воздержались. Анализ поименных голосований показывает, что ажиотаж охватил и большинство автономий. Опомнились они после перерыва (Там же. — С. 164—178, 622—644).



⁴⁸ Там же. — С. 233.



⁴⁹ Там же.— С. 183.



⁵⁰ Конституция Российской Федерации: Проект // Конституц. вестник. — 1992. — Апр.—май. — № 11. — С. 154—242.



⁵¹ Шестой съезд. — Т. 4. — С. 297.



⁵² Там же.— Т. 5. — С. 38.



⁵³ Юрий Максимович Слободкин, судья из Подмосковья, — фигура, на мой взгляд, трагикомическая. В отличие от многих своих сотоварищей он искренне верил в то, что отстаивал. Его убежденность, готовность идти наперекор течению и бойцовские качества могли вызывать уважение. Я, сказал он в Конституционном суде во время процесса над КПСС, готов отвечать за всю историю и за каждый день деятельности партии. Сказать такое мог только верующий (или циничный демагог, которым Слободкин не был). Но он жил и мыслил в иллюзорном мире возвышенной советско-коммунистической догматики, не замутненной прозаической реальностью. Взгляд на политических противников и их дела у него был ленинский.



⁵⁴ Шестой съезд. — Т. 5. — С. 64—66; Запись интервью с С. М. Шахраем. 01.07.2004. — Архив автора.



⁵⁵ Подробнее о проектах А. Собчака и С. Шахрая см. с. 328—331.



⁵⁶ Шестой съезд. — Т. 2. — С. 57; Т. 4. — С. 312; Т. 5.— С. 33—35, 38, 43—47, 56—57, 66—68, 79 и др.



⁵⁷ Там же. — Т. 5. — С. 71.



⁵⁸ Там же. — С. 442—443. Конституционная комиссия, собравшаяся во время VI Съезда, 42 голосами против 2 при 3 воздержавшихся (чуть меньше половины от списочного состава) рекомендовала принять проект за основу.



⁵⁹ Интервью газете «Подмосковные известия» (1992. — 2 апр.).



⁶⁰ Выступление на VI СНД РФ 18.04.1992 (Шестой съезд. — Т. 5. — С. 26—28).



⁶¹ Шестой Съезд народных депутатов России: Политические итоги и перспективы: Аналитический отчет о результатах поименных голосований на VI Съезде народных депутатов РФ (6—21 апреля 1992 г.). — Т. 1. — Москва; Архангельское, 1992. — С. 14—15.



⁶² Запись встречи депутатов «Коалиции реформ» с президентом 22.04.1992. — Архив автора.



⁶³ Шестой съезд. — Т. 5. — С. 489—490.



⁶⁴ Там же. — С. 430—438.



⁶⁵ «Сегодняшняя опора Хасбулатова — парламентское «болото»: инертное, уставшее, дезориентированное, не настроенное на глубокое изучение вопросов», — писал Исаков (Исаков В. Госпереворот: Парламентские дневники 1992—1993. — М., 1995. — С. 82). Это, конечно упрощение. Хасбулатов формировал более широкую опору, привлекая активистов разных парламентских фракций на платформу утверждения прав парламента.



⁶⁶ Поведение Хасбулатова при обсуждении конституционных вопросов было школой лицедейства, театром, в котором сценические линии снова и снова возвращались к главному герою. Пробивая поправки к старой Конституции, он



уговаривал, упрашивал, умолял, взывал к совести и разуму, бесконечно комментировал, оспаривал, одобрял, поощрял почти каждое выступление и голосование. Как сказал кто-то из депутатов, он один вел «митинг у микрофона». Представляя проект новой Конституции уже в качестве главного лица, спикер снова представал миротворцем: «Посмотрим, обсудим, расширим рабочую группу Конституционной комиссии... Но не отвергайте с порога — ведь все мы только учимся!».



⁶⁷ Шестой съезд... — Т. 5. — С. 438—440.



⁶⁸ Рос. газ. — 1992. — 12 мая. Выступая в своем отечестве, Хасбулатов тогда еще соблюдал известную сдержанность. Но перед зарубежной аудиторией скрывать необузданные свои эмоции необходимым он не считал. С языка парламентского он переходил на площадную брань. В интервью итальянской газете он пообещал, что Съезд свергнет правительство — «разных там Шахраев», «червяков», к которым он, Хасбулатов испытывает «глубокое внутреннее презрение». (Выдержки из интервью Р. Хасбулатова газете «Repubblica». 01.04.1992. Аудиозапись. — Архив автора.)



⁶⁹ Заявление Координационного совета движения «Демократическая Россия». 05.04.1992. — Архив автора.



⁷⁰ Исаков В. Указ. соч. — С. 71—72.











Содержание раздела

---

---

Главная сайта

---