Только не это - только не советскими рублями!
Червонец, соответственно, и был поначалу золотой монетой, но вскоре, на этот раз в полном соответствии с законом Гришема, был сменен бумажными ассигнациями. Неважно: они воспринимались как полномочные представители золота и пользовались полнейшим доверием и населения внутри страны, и за рубежом. И даже когда позднее тихой сапой вернулся в страну рубль, уже обеспеченный лишь всем достоянием Союза ССР, он долго еще нес на себе отсвет того, червонного золота, помогавшего вершить круговорот товарного обмена почти до самой войны.
И даже в 60-е приходилось слышать мечтательные воспоминания старушек: Эх, вот до войны была селедка так селедка... а ветчина, а хлеб, а конфеты!.. Как водится, старушки все преувеличивали, конечно, и даже подзабыли, что перед самой войной уже начались кое-где и перебои со снабжением - рубль уже не имел былой силы. Да и денег многим не хватало даже на товары первой необходимости.
Один мой знакомый старшего поколения рассказывал, что в его малообеспеченной, интеллигентской семье до войны в Москве все спали без постельного белья - оно было непозволительной роскошью.
Интересно, что Сталин полностью и окончательно свернул НЭП именно в самом начале 30-х годов (отправив нэпманов на этот раз не назад под лавки, а в места более
отдаленные). Случайно ли совпадение со временем Великой депрессии? Думаю, что нет.
То есть, без сомнения, ликвидация всякого частного предпринимательства и отказ от конвертируемости национальной валюты наверняка и так входили в планы Сталина (в отличие от Бухарина и правой оппозиции). Но разор, учиненный Великой депрессией на Западе и особенно в наиболее близкой из западных стран - Германии, вероятно, ускорил события. Появился дополнительный аргумент в пользу более полного и быстрого отгораживания от внешнего мира.
Справедливости ради надо отметить: на фоне очередей на биржах труда, картин закрывающихся заводов и разорявшихся банков, с рыдающими мелкими вкладчиками у захлопнутых окошек, советская стабильность производила выигрышное впечатление. Недаром многие посещавшие тогда Советский Союз представители левой интеллигенции возвращались назад с восторженными рассказами. (Надо думать, им еще и умело показывали то, что надо, и не показывали того, про что им знать было не обязательно.)
Правда, тогда же, в 30-е, выяснилось, что без побудительной силы нормально функционирующих денег экономика не особенно торопится развиваться. Чем побудить бестолковых человеков трудиться во имя светлого будущего не разгибая спины? Лозунги, вера в отложенное, будущее счастье отчасти помогали, равно как и западные специалисты, которых во времена спада и Великой депрессии можно было заманить в СССР за небольшие деньги. В условиях кризиса перепроизводства и недопотребления тот же Запад с радостью продавал - и недорого - любое необходимое для индустриализации оборудование (без немецких и английских станков уж точно ничего не вышло бы).
Продолжалось и выкачивание ресурсов из деревни.
Но всего этого было недостаточно. И рецепт был найден: дармовой труд миллионов заключенных. Одним ударом решались сразу две задачи - и массовые репрессии, укреплявшие режим, и быстрое экономическое развитие при минимальных затратах.
Труд зеков, конечно, был малоэффективным, как и всякий рабский труд, но количество переходит в качество - за счет исключительно массового характера этого дешевого труда удавалось и реки поворачивать вспять, и огромные заводы запускать, и лес валить в необходимом объеме. Система, созданная в деревне, тоже приближалась к рабской или, по крайней мере, крепостнической - крестьяне не могли выбирать себе места жительства и работы, были прикреплены, как к помещикам, к колхозам и вынуждены были трудиться почти даром - за минимум, необходимый для простого восстановления жизненных сил. Вся прибавочная стоимость (если следовать формуле Маркса) присваивалась государством.
Но так не могло продолжаться вечно, и после смерти Сталина в системе начались сбои. Новые вожди не понимали, что есть только два способа заставить людей и общество напряженно работать - либо кнут, либо пряник. Попытка же создать гибрид из двух этих инструментов не могла закончиться ничем хорошим.
Начался период отмирания социалистической системы (некоторые западные специалисты настаивают, впрочем, что это название не отражает сути существовавшего в СССР общественного устройства). Если использовать терминологию, предложенную для таких систем Марксом и Энгельсом, это был скорее некий азиатский способ производства - короче говоря, форма госфеодализма.
Так или иначе, но на радость нумизматам и монетаристам, всем исследователям феномена денег, явился миру советский застойный, деревянный, абсолютно неконвертируемый рубль.
Только не это - только не советскими рублями!
Этот неприличный анекдот я пересказывать не буду, но смысл его в том, что некая представительница древнейшей профессии в одном западном порту была готова на любые извращения - кроме одного: принимать к оплате валюту самой большой страны мира.
Справедливости ради сразу должен сказать: даже рубль периода застоя можно было на самом деле поменять на другие валюты. Но только не по официальному курсу - девяносто копеек за доллар. А примерно по семь рублей (и выше) за один бакс.
При таком курсе, правда, получалось, что рабочие в СССР получали в месяц долларов по пятнадцать - не больше.
Кроме того, обмен по такому курсу являлся внутри страны тяжким уголовным преступлением. За него можно было угодить в лагеря, и надолго...
Государство суровыми методами принуждения устанавливало искусственные цены, имевшие мало отношения к балансу спроса и предложения. И в этом уникальность советского эксперимента, дающего возможность более выпукло рассмотреть некоторые свойства денег.
СССР был единственной страной в мире, где старый автомобиль стоил дороже нового. Если кто-нибудь не знает или забыл, как это бывало, то напомню. Если вы не принадлежали к высшим слоям элиты, которой можно было все - даже, например, задешево иномарку купить (правда, для этого требовалось личное разрешение министра внешней торговли), то по официальной цене приобрести автомобиль было очень нелегко. При том, что и эта, официальная, цена была достаточно высокой. Инженеру с окладом рублей в 150 в месяц нужно было копить на самый скромный Москвич или Жигули лет десять - это если во всем себе отказывать, недоедать и недопивать.
Если же не голодать, то такой суммы было не накопить и за всю жизнь.
Но, допустим, у вас, как у многих советских людей, есть немалые левые заработки и вы сумели относительно быстро собрать необходимые тысяч 8-10. Но просто пойти в магазин и купить машину было невозможно - дефицит! Надо было вставать в очередь на много лет.
Кроме очередей в магазинах существовало еще распределение автомобилей через предприятия и организации, где была своя очередь, служившая поводом для бесконечных скандалов и даже трагедий. Помню жуткие рассказы о каком-то научном сотруднике отраслевого НИИ, который полжизни ждал шанса купить машину - сначала копил, во всем себе отказывая, потом несколько лет стоял в очереди. Но в самый последний момент его за какую-то мелкую провинность из очереди выкинули.
Так вот, он выбросился с девятого этажа.
Или же был другой способ, позволявший не рисковать жизнью и самолюбием, да и не ждать годами - купить машину подержанную, у частного лица (напрямую этого тоже сделать было нельзя, но за взятку комиссионные магазины это дело легко оформляли). Помимо взятки магазину надо было еще и заплатить сверху прежнему владельцу. (Вот эта надбавка и составляла разницу между ценой реальной и ценой фантастической - то есть официальной, государственной.)
В итоге получалось, что старая, уже слегка побитая и подуставшая машина стоит на 130-150 процентов больше, чем автомобиль, только что сошедший с заводского конвейера!
Вообще у советского рубля было удивительное свойство - в разных ситуациях стоить по-разному. Например, если вы каким-то чудом попадали в сотую секцию ГУМа (паре моих друзей, работавших переводчиками с иностранными делегациями, выпадало такое счастье), то с вашими рублями творились сущие чудеса. За какие-нибудь сто рублей можно было купить сверхмодный итальянский костюм (что-то ослепительное, но вряд ли Армани, впрочем, не уверен, мы в те времена таких слов не знали). Или - совсем за какие-то смешные деньги - ондатровую шапку, или сизую дубленку, или мохеровый шарф - и вообще все, что душе угодно!
Всех этих вещей в обычных магазинах не бывало вообще никогда, а на черном рынке или в комиссионке они стоили во много раз больше. То есть ваша зарплата как бы вдруг возрастала в несколько раз - правда, единовременно - в момент посещения этого волшебного торгового заведения, доступного обычно только знатным иностранцам и высшей номенклатуре.
А вот замечательному актеру Анатолию Папанову его поклонники - работники торговли - предложили как-то без очереди купить детскую шубку. То есть слава актера делала его деньги более дорогими. Благородный Папанов отказался, сказав: как же так, люди всю ночь стоят, а я почему-то смогу просто так вот зайти в магазин и получить тайком.
Стыдно. Таким образом, Папанов разом снова понизил размер своего заработка до номинального.
Покупательная способность советского рубля и, следовательно, его реальная цена резко колебались в зависимости от места человека в иерархии. Так, зарплату министра или заместителя министра или сотрудника ЦК КПСС надо было умножать на достаточно большой коэффициент, учитывая щедрые продовольственные пайки, доступ к всевозможным спецмагазинам, больницам, аптекам, санаториям, ателье и так далее. Хорошие продукты можно было купить и на колхозном рынке - но по цене в 4-5 раз большей, чем она доставалась номенклатуре.
Обеды в столовой ЦК или в кремлевке тоже стоили намного меньше, чем в городском общепите (и это при несравненно более высоком качестве еды). Четвертое (кремлевское) управление Минздрава не только лечило, обеспечивало импортными лекарствами, но и субсидировало отдых ответственных товарищей, вместе с семьями, в великолепных санаториях-дворцах на Кавказе или в Крыму. (Ну, или в Подмосковье - это уж как кому угодно.) Основной контингент платил лишь около 25 процентов номианальной цены за путевку, супруга контингента - 50 процентов. (Рабочий тоже мог иногда - не обязательно каждый год, но время от времени - получать сильно субсидированные профсоюзами путевки, но качество отдыха и лечения не шло ни в какое сравнение с тем, что обеспечивалось Четвертым управлением.)
Даже билеты в театр на модные спектакли можно было купить или у спекулянтов или по специальным театральным абонементам номенклатуры. Существовали также абонементы для покупок билетов на модные кинофильмы, грампластинок, книг и так далее. Таким образом, правящий класс обеспечивался дефицитными товарами и услугами по минимальным, нереальным ценам.
Когда я работал в ТАСС, то время от времени нам выдавали достаточно скромные праздничные наборы из относительно дефицитных продуктов по низким ценам. Разок я даже получил какой-то квиток, позволявший зайти в Новоарбатский гастроном и отовариться с заднего хода. Там процессом командовала полная, очень уверенная в себе женщина, которая строго проверяла категорию квитка, чтобы не перепутать, что кому полагается.
Мне, помню, причиталась в том числе и банка красной икры, но не черной. Между тем я заметил целые ряды заветных стеклянных баночек с черными зернышками за спиной продавщицы - но они принадлежали к пайкам более высокой категории.
Когда я перешел в Известия, моя семья стала питаться чуть лучше - качество наборов, да и частота их выдачи повысились. Время от времени в газете проводились так называемые распродажи - смешно сейчас вспоминать, но это было грандиозное событие в жизни коллектива! Самые знаменитые журналисты страны и их жены с выпученными глазами носились по залу, где работники торговли со снисходительными лицами продавали мастерам пера какой-то ширпотреб.
Не высшего качества, не Италия и не ФРГ, все больше Чехословакия и Венгрия, до спецсекции ГУМа далеко, но все же в простом магазине таких вещей было не купить, а на черном рынке - дорого, зарплата не позволяла. Свитерок какой-нибудь социалистический или шарфик можно было оторвать... Дубленки - нет, это нам было уже не по рангу, это уже где-нибудь в Госплане или Госснабе, наверно, распродавали.
Причем и рабочие на крупных заводах тоже имели некие, более скромные, но тоже коэффициентики к своим зарплатам. Иерархия и там была строгой - рубль на оборонном предприятии стоил больше, чем на каком-нибудь автомобильном или велосипедном. И так далее и тому подобное.
Важен был сам принцип - ваш реальный заработок определялся не числом, за которое вы расписывались в ведомости (или могли подхалтурить, работая налево), а вашим местом в советском табеле о рангах.
И в результате рубль никак не мог выполнять нормальных денежных функций!
Встает вполне серьезный, научный вопрос: а можно ли было считать деревянный рубль деньгами вообще? Мой коллега Михаил Бергер, заведовавший в начале 90-х экономическим отделом Известий, придумал такое определение: рубль в советские времена был справкой о том, что вы ходите на работу, а не деньгами. (Надо бы добавить -справкой еще и о том, насколько важной считалась ваша работа в советской системе ценностей.) И вот, в соответствии с вашими карьерными успехами, эта самая справка или удостоверение получала некую покупательную способность. Почему же нельзя было поступать просто и ясно - платить начальству намного больше, установить при этом реальные цены на товары и услуги и дать таким образом деньгам работать, как во всем мире?
Нет, вот этого как раз сделать никак нельзя было, потому что министру тогда пришлось бы платить не в пять-шесть раз больше, чем рабочему, а в пятнадцать или двадцать раз. Рабочие высокой квалификации, например токари-инструментальщики высоких разрядов, получали гораздо больше своих менее талантливых и обученных товарищей - уже практически столько же, сколько министры и секретари ЦК КПСС. Но реально образ жизни и этих рабочих не шел ни в какое сравнение с номенклатурной жизнью.
Спасало положение только незнание массами истинного положения вещей.
Но в этой системе рубль не мог полноценно осуществлять обменных функций даже и в межведомственных отношениях. Если ваш завод имел деньги на развитие и на закупку нового оборудования, это вовсе не значило, что он мог их реально заполучить. Нет, гораздо важнее было выбить фонды, а для этого надо было отправляться в Госснаб и договариваться об их выделении.
Личные связи директора часто имели решающее значение.
Предприятия были жестко закреплены по фондам за министерствами, и далее по подчиненности. Кто такой этот „Главк“, который не может обеспечить вас столь остро необходимыми деталями? Откажитесь от его услуг, поменяйте поставщика, - посоветовал представитель австрийского партнера руководителям одного московского предприятия.
И никак не мог взять в толк, почему его столь разумный совет вызвал приступ почти истерического смеха у присутствующих инженеров и администраторов. А объяснить ему, в чем дело, в присутствии представителей райкома было невозможно...
В Советском Союзе появилась уникальная профессия - снабженец. Даже объяснить западному человеку, что это такое, почти невозможно.
В 1989 году мой друг, профессиональный экономист, выпускник Плехановского института Григорий Каневский работал в НИИ томографии, и на его базе было создано модное тогда совместное предприятие с General Electric. Советская сторона предоставляла программное обеспечение, американцы - железо. И вот вздумалось одному американскому коллеге как раз задаться этим вопросом: чем заняты эти люди -снаб-же-ентсы? Гриша честно попытался на этот вопрос ответить. После того как он минут двадцать атаковал проблему то с одной, то с другой стороны и уже стал приходить в некоторое отчаяние, видя стеклянное непонимание в глазах иностранца, Гриша случайно выронил фразу они звонят поставщикам....
И тут американец просиял и сказал: О, понял наконец! Это люди, которые звонят на фирмы! О, очень толково придумано: иногда бывает так трудно дозвониться, особенно в последнее время, с этими чертовыми автоответчиками!
На снабженца официально нигде не учили, официально признавать его значение и распространенность не хотели. Но без снабженцев не могло существовать ни одно уважающее себя предприятие или учреждение. Да что там предприятие!
Вся советская экономика мгновенно рухнула бы без этих людей!
Убери из страны всех до единого секретарей ЦК (а также обкомов, горкомов и так далее) и вряд ли бы кто-то заметил бы разницу. А вот без снабженцев жизнь бы сразу остановилась. Десятки тысяч людей, как оглашенные, носились по всей стране, правдами и неправдами добывая для родной фабрики или завода кровлю или шифер, сверла или резцы, или еще какие-нибудь материалы, детали или запчасти - список дефицита непрерывно рос.
Да иначе и быть не могло: спрос в СССР окончательно разгромил предложение, но инфляция выражалась не в росте цен, как в рыночной экономике, а в исчезновении, вымывании товаров, услуг и капитальных ресурсов.
Если завод имел у себя в штате хорошего снабженца, то тот старался обеспечить дефицитные позиции в размерах, намного превышающих нормальные потребности, потому как знал, что в будущем получение этих товаров отнюдь не гарантировано. Один мой приятель столкнулся со случаем, когда одно предприятие запаслось дефицитным видом сверл (мечиков) на тридцать лет вперед! То есть действовала та же логика, что и на уровне потребительском - если видишь очередь, то вставай в нее, потом разберешься, что дают!
И бери любой дефицит, причем в максимально возможном количестве. И создавай запасы - как в войну.
Но в промышленности такая практика имела особенно разрушительные последствия. Несколько других предприятий надолго остались без мечиков или будут вынуждены идти на крайние, иногда полулегальные меры для их добычи. А запасливый завод всех их, наверно, и использовать так и не смог, при этом омертвил свои оборотные средства, но это не имело значения. (А в рыночной экономике означало бы верный проигрыш в конкурентной борьбе.)
Снабженцы фактически возродили бартер - натуральный обмен, который восполнял отсутствие товарообменной функции у советского рубля. Причем это был зачастую даже не двойной, а тройной или четверной бартер - снабженцы находили владельцев необходимых материалов, которым было нужно нечто совсем другое, чем располагали они сами, и вот приходилось искать по стране участников сложных обменных цепочек - одному шифер, другому алюминий, третьему трактор, четвертому - фанеру, глядишь, получишь заветный генератор... (Соответствующее перечисление рублей со счета на счет тоже производилось, но носило чисто регистрационный характер - кого волнуют эти рубли, главное ведь - фонды и лимиты!)
Григорий Каневский, кстати, рассказывал мне еще одну историю на эту тему. В 1988 году его пригласили вести экономику в строительном кооперативе при одном московском тресте. Пришлось ему детально проштудировать кучу нормативных документов, регулирующих деятельность кооперативов. Даже для него, профессионального, опытного советского экономиста, это был шок: строить можно было все, но выделение фондов на стройматериалы кооперативу запрещалось, хотя кооператив считался частью треста.
Гриша вспомнил фильм Добро пожаловать., в котором на вопрос пионера, можно ли показать на концерте в родительский день карточный фокус, директор лагеря ответил: Можно, но только без карт!
Вот и мы, вспоминает Гриша, показывали фокусы: у нас на зарплате числился зампред треста по снабжению (точнее, его тесть), который выделял кооперативу стройматериалы, проводя их по отчетности как так называемые неликвиды.
