Быстро улетучились и эти деньги
Конечно, руководить строительством из Парижа было не очень удобно, зато под боком были и Булонский лес, и ресторан У Максима, и. Монмартр, где танцевали головокружительный канкан, до которого мулаткам из забытой Ботом и руководством Панамы было так же далеко, как от парижской биржи до заброшенного котлована на перешейке.
Акционеры ждали дивидендов, но, чтобы сбить ропот; их обманывали, рисуя новые перспективы. За ширмой высокопарных рассуждений деньги расхищались повсеместно. За воровством следует обман, за ним еще большее воровство.
Скандал был неминуем, ибо дело подменили разговорами о деле. То, что казалось возможным в прекрасной Франции, оказалось непреодолимым в не менее прекрасной Панаме. За четыре года было истрачено более половины собранных денег, а дела шли все хуже и хуже. Логика вещей требует, чтобы долги покрывались новыми долгами, как большой обман прикрывался еще большим.
Махинации зашли слишком далеко, финансовое положение было плачевным, акционеры чересчур возбуждены, высокопоставленные лица уж очень погрели руки, чтобы предпринимать что-нибудь во имя дела. И тогда было решено выпустить облигация выигрышного займа.
Выпуск займа считается законным актом для восстановления финансового положения компании. Но то, что предлагало руководство компании, было лотереей.
Займы подлежат погашению, да еще с процентами. Выигрышный заем хорош, как и любая лотерея, тем что собрав 100 млн. и выдав из них 10 как выигрыш, 90 млн. можно прикарманить
Такие игры монополизированы государством, и для их осуществления требуется особое разрешение правительства. Естественно, французское правительство не желало сотворить себе конкурента.
Тогда в лучших традициях парламентской республики компания натравила на правительство прессу. Взятки вот та сила, которая заставила прессу тявкать и кусать как отдельных представителей власти, так и все правительство целиком. Только на подкуп прессы было израсходовано более 30 млн. фр.
История свидетельствует, что это были столь благоприятные для газетчиков времена; когда достаточно было прийти в штаб-квартиру и показать визитную карточку знакомого редактора, чтобы получать деньги на карманные расходы. В сложной, политической обстановке, когда несколько партий с равным успехом могли прорваться к власти, никто не хотел ссориться с газетами.
И такой выигрышный для руководства компании заем был разрешен. Руководство компании еще на 300 млн. фр. обобрало французов, привлеченных бешеной рекламой к этой межконтинентальной афере.
Быстро улетучились и эти деньги. И немудрено. Компания содержала шпионов, жуликов, аферистов самых различных мастей, лазутчиков, наводчиков, взяткодателей и взяткополучателей во всех эшелонах государственной власти.
Депутаты, сенаторы и министры состояли на довольствии компании, не говоря о такой мелочи, как главные редакторы газет и высокопоставленные чиновники соответствующих министерств и департаментов. Из привлеченных почти 3,5 млрд. фр. на строительные работы было затрачено около 600 млн., и те осели в карманах поставщиков и шушеры, орудующей на Панамском перешейке.
Почти 900 млн. фр. растеклись по таинственным каналам коррупции. Если бы это были государственные деньги, то их бы списали на ушедшее правительство.
Но это были персонифицированные деньги, и акционеры вели себя возмутительно, требуя компенсации. На мутной скандальной волне взошли новые политические лидеры, которые до хрипоты требовали восстановления попранных прав обманутых акционеров.
Незамешанные депутаты и министры, газетчики, чиновники, а также просто порядочные люди, которых никогда не стоит сбрасывать со счетов, объединились, требуя суда над растратчиками. Запахло жареным. Все бросились искать алиби и покровительства влиятельных лиц.
Тревога нарастала.
Ко всеобщей радости, банкира Жака де Рейнака, ответственного за выпуск займа, нашли мертвым. Тайну смерти похоронили вместе с банкиром. Заинтересованные люди в один голос стали обвинять его во всех злодеяниях.
Предполагаемое самоубийство преподносилось как доказательство того, что он один был во всем виноват, за что Бог и покарал.
В бесконечных парламентских запросах, в судебных дискуссиях, обвинениях, опровержениях, контробвинениях и контропровержениях все как-то забыли не только о строительстве канала, но и о миллионе мелких держателей акций, которые разорились.
Панамский процесс стал прекрасным предлогом для нового сведения старых счетов.
Следственная комиссия, назначенная парламентом, установила, что квартиру Рейнака забыли опечатать, зато не забыли его труп похоронить без вскрытия. Комиссия потребовала дать ей широкие полномочия, но глава французского правительства Лубе, чувствуя, что комиссия может вытащить на свет партийные скелеты, отказал. Парламент взбунтовался, обвиняя правительство Лубе в соучастии, и вынес ему вотум недоверия. Новый кабинет возглавил Рибо, который пересел из кресла министра иностранных дел.
Освободившееся место занял Лубе. Об этой политической рокировке немецкий посол в Париже сообщал своему министру, что правительство Лубе Рибо, которое утонуло в Панамском канале, возродилось как правительство Рибо Лубе.
Между тем следствие продолжалось. При обыске у банкира Тьерре, замешанного в этом скандале, среди прочих бумаг был обнаружен чек на 2 млн. фр. на имя Корнелиуса Герца. Последнее многим было не по нутру, и этот фактик попытались замять.
Но не тут-то было. Имя Корнелиуса Герца всплыло вопреки всем усилиям обвиняемых.
Одаренный от природы умом, с деловой хваткой, образованный, любознательный и щедрый, он представлял собой экземпляр международного афериста, шпиона и сводника между дельцами, которым всегда необходима политическая поддержка, и политиками, которым всегда катастрофически не хватает денег. Недаром один из обвиненных депутатов, Рувье, с высокой трибуны утверждал: Здесь делают вид, будто только в конце XIX в. впервые узнали, что для правления страной нужны деньги.
Если же парламент не дает их в достаточном количестве, то политический деятель, который находит их благодаря своим личным связям, заслуживает всяческой похвалы. Но никто его не похвалил ни принародно, ни через газеты, а парламент еще лишил мандата неприкосновенности.
Без матерого тайного агента, пользующегося доверием руководителей Панамской компании и правительственных кругов, такая грандиозная афера была бы немыслима. Именно таким агентом и был всеобщий друг, советчик и кредитор Корнелиус Герц.
Он был первоклассным шпионом, до тонкостей изучил механизм функционирования государственной власти, рычаги, приводящие его в действие, скрытые мотивы политиков, их чаяния, стремления, слабости и пороки.
Когда Шарлю Лессепсу впервые представили Герца, тот засомневался в том, что новоявленный экономический Фуше вхож в высшие сферы. Каково же было удивление Шарля, когда через пару дней Герц принес ему приглашение в загородную виллу Жюля Греви президента Франции. Шарль не верил до тех пор, пока президент сердечно не поздоровался лично с ним.
Они вместе провели целый день, и не было никаких сомнений, что Герц друг семьи президента Французской Республики. С этого дна руководство злополучной компании предоставило Герцу безграничный кредит, чем он и пользовался, ни в чем не отказывая ни себе, ни друзьям.
Политическая, дипломатическая и шпионская ловкость Корнелиуса и колоссальные деньги сделали его человеком, от которого зависели судьбы, к ногам которого бросались, у которого вымаливали милости, которого заклинали молчать, хотя он никем не был. Имя это всплыло в самый неподходящий момент и самым скандальным образом. Председательствующий уже собрался объявить заседание закрытым, когда депутат Дерулед сделал запрос о намерениях правительства относительно Корнелиуса Герца, кавалера большого офицерского креста ордена Почетного легиона.
Каким же образом этот вражеский агент смог завоевать такое беспримерное положение? вопрошал Дерулед, обвиняя Клемансо в том, что именно его поддержка и сделала английского тайного агента всесильным Корнелиусом.
Зал замер. Стало слышно, как тяжело задышал Клемансо.
Это была его ахиллесова пята. Вопрос означал, что его лично обвиняют в измене и шпионаже.
Левый радикал, социалист, поборник славы Франции и гроза кабинетов, который своими острыми, умными, едкими и аргументированными выступлениями ввергал правительство в пучину кризиса, оказался в ложной ситуации. Тигр, как прозвали Клемансо за агрессивную, атакующую манеру спичей, после довольно слабого опровержения достаточно экспрессивно бросил в затихший зал: Господин Дерулед, вы солгали.
И Клемансо послал Деруледу вызов на дуэль. Условия дуэли были убийственными: три выстрела с 25 метров.
Большая толпа людей сопровождала депутатов, чтобы быть свидетелями, как люди чести умирают за честь и величие Франции.
Тупой шовинист и острый радикал обменялись выстрелами. К великому разочарованию толпы, никто не был убит. Хотя честь Франции и была спасена, кровавый спектакль не состоялся. Стрелки вернулись в парламент.
Деруледа, хотя он никого и не убил, чествовали как героя. Клемансо слишком многим досадил, а потому всех еще больше раздражало то, что он не дал себя убить.
Дерулед нашел еще одно неопровержимое доказательство того, что Клемансо был тайным агентом: оказалось, что он бегло говорил по-английски. По этому поводу Дерулед сорвал новые аплодисменты отцов отечества. Тигр вновь вызвал обидчика на дуэль, на этот раз с намерением убить.
Он был прекрасным стрелком.
В этом деле Клемансо преследовали неудачи. В дуэли ему отказали. Тогда в радикальной газете Жюстись, что в переводе с французского означает Правосудие, Клемансо оскорбил Деруледа: Этот субъект известен как лжец.
Теперь он показал себя еще трусом. И этого достаточно! Но этого оказалось явно недостаточно.
Газета Кокард поместила редакционную статью, в которой отмечала, что имеет документы, неопровержимо доказывающие шпионскую деятельность Клемансо в пользу иностранной державы.
Дело было в том, что негр по имени Нортон представился врагам Клемансо переводчиком при английском посольстве и предложил в обмен на 100 тыс. фр. 14 писем, изобличающих Клемансо как агента английской разведки.
Ликованию правых не было предела. Им виделось, что Клемансо уже политический труп, и они поспешили поведать об этом всему миру. Доставленные Нортоном письма были в копиях, но за гербовыми печатями и на официальных бланках, с пометкой Служба секретных фондов и за подписью секретаря британского министерства иностранных дел Листера. В списке английских агентов значился и Клемансо.
Дело выглядело слишком серьезным, и было решено проверить, есть ли в посольстве такие люди. Нортон и Листер там значились.
24 июня 1893 г. соратник Деруледа, депутат Мильвуа, в предчувствии триумфа поднялся на трибуну и был... осмеян. Обвинения были настолько несерьезными, насколько представленные неопровержимые улики фальшивыми. Оказалось, что хотя Нортон и Листер значились в списках английского посольства, но они не имели никакого отношения к тому негру, который продал им документы.
Черный человек сделал свой черный бизнес.
Желание видеть Клемансо раздавленным было настолько велико, что не заметили, как за огромную сумму им подсунули поддельные документы. Два голоса, прозвучавшие против осуждения Деруледа и Мильвуа, принадлежали Деруледу и Мильвуа. Им пришлось покинуть парламент,
Клемансо подал в суд и получил с клеветников один сантим, как то и предусмотрено законом. Хотя Клемансо и вышел почти незапачканным, но потерял мандат депутата. Избиратели, помня, что не то он что-то своровал, не то у него что-то своровали, прокатили Тигра, как котенка. Впервые в 52 года он оказался не у дел.
Что ни говори, возраст не самый подходящий для начала новой жизни.
Пожалуй, из политических деятелей этой грандиозной финансовой аферы наиболее пострадал Клемансо, который потерял звание депутата и приобрел сомнительную честь называться агентом английской разведки. Если представить величие Франции в виде двуглавого Эльбруса, то, бесспорно, наиболее высокая вершина была покорена Наполеоном, вторая, так же бесспорно, Клемансо, победителем в первой мировой войне.
И вопрос совсем не риторический: был ли поднявшийся из нокдауна и занявший в грозные годы войны место на вершине государственной власти Клемансо замешан в этой афере? Бесспорно, Тигр любил Францию, работал на ее величие, не продавался иностранным разведкам, не торговал интересами нации.
Но истина свидетельствует о том, что он искренне любил себя и свои удовольствия, а это в Париже стоит недешево. Если к этому прибавить, помимо семьи, любовь к оперной диве Роз Карон, то станет ясно, что денег надо было много. Клемансо не имел ни состояния, ни богатых родственников, Панамская компания дала ему Корнелиуса Герца с его деньгами.
Клемансо и воспринял это как дар небесный. Не случайно он позже утверждал, что его друг был законченным мошенником и, к сожалению, этого не было написано на кончике его носа.
На кончике, может, и не было, но вся его жизнь и желание угодить властям деньгами и услугами были тому порукой. И не мог политик не знать, что Корнелиус не всем нуждающимся дает деньги, а только тем, в ком он и его друзья нуждаются.
Людям свойственно прощать себе то, за что другие, по их мнению, заслуживают казни. Клемансо, который глубоко и искренне ненавидел фальшь и коррупцию и никогда не упускал случая ввязаться в борь-
бу за чистый облик государственных деятелей, считал для себя позволительным пользоваться
карманом бескорыстных друзей вообще, и Корнелиуса Герца в первую очередь, который вовремя сбежал из Франции.
Между тем судебная машина медленно проворачивалась, выявляя все новые имена проворовавшихся сторожей. Все происходило, как в известной книге Ильфа и Петрова. Лессепсу-старшему в 1893 г., когда суд близился к концу, исполнилось 88 лет, а потому он стал неподсуден, ибо в эти годы человек ближе к небесному престолу, чем к земной суете.
В отличие от зиц-председателя из Золотого теленка Лессепс-старший не собирался сидеть, а потому его сын, который и заправлял всеми делами, назвал новое имя Байо. Будучи министром общественных работ, он получил около 400 тыс. фр. в дополнение к министерскому жалованью от Панамской компании.
Министр стал каяться в помутнении разума, нашедшем на него, когда он согласился взять проклятые деньги. Другие пять членов парламента стали уверять серьезно и громогласно, что вообще не знают, что такое взятка, а то, что им Панамская компания заплатила, так это гонорары за консультации и экспертные оценки. За отсутствием улик их оправдали, а Байо, возможно, единственный человек, искренне каявшийся, поплатился пятью годами тюрьмы и штрафом в 750 тыс. фр.
Высокие слова министр и депутат стали синонимами слов мошенник и взяточник. Правда, и это было не ново.
На оскорбление подлец еще шекспировский Яго отвечал не меньшим оскорблением: А ты сенатор!
В этом же году состоялся суд над директоратом Панамской компании по обвинению в мошенничестве и злоупотреблении доверием. Оба Лессепса и инженер Эйфель отрицали свою вину на том основании, что те, кто был поставлен соблюдать законы, требовали с них денег за выполнение собственных прямых обязанностей.
Жаловаться на власти, как известно, некуда.
Красноречию адвокатов не было предела. Они цитировали Сократа и Софокла, Катона-старшего и Ка-тона-младшего, Гумбольдта и Гете, Шекспира и Шопенгауэра.
Если им верить, получалось, что тысячелетиями все величайшие умы человечества тем и занимались, что оправдывали взятки власть имущих вообще, а панамских аферистов в особенности.
Да и сами обвиняемые не теряли присутствия духа. Сидели в удобных креслах, обращались к ним господа обвиняемые, и каждый раз, когда прокурору приходилось произносить слова взятка, мошенничество или обман, он предварительно извинялся. Если бы они обворовали бакалейную лавку, то и прокурор, и судья нашли бы действенные слова, чтобы заклеймить позором, коррозирующим человеческое достоинство.
Но люди, которые разворовали 1,5 млрд. фр., вызывали уважение. Масштабность и есть величие. Если во имя своих интересов какой-нибудь субъект убивает старуху процентщицу, от которой всем только вред, его, как Раскольникова, обрекают на вечную каторгу.
Если такие, как Александр Македонский, Наполеон, умерщвляют миллионы, их называют великими. Такова история.
На вопрос судьи о непомерной щедрости компании по отношению к политикам Шарль Лессепс не без пафоса ответил:
Мсье Ле Жюж, когда в глухом лесу вам приставляют к горлу нож, вы ведь вынуждены отдать и кошелек, и часы, и все, что потребуют.
Но если вас ограбили, попытался возразить судья, вы обращаетесь в полицию...
Разумеется, господин судья, парировал Шарль с чисто французским остроумием, за исключением тех случаев, когда кошелек и часы отбирают полицейские.
После судебной волокиты, неизбежной в таких грандиозных делах, кассационный суд предписал отпустить всех арестованных членов директората за недоказанностью вины. А то, что канал не построен, деньги разворованы, акционеры разорены, как-то не укладывалось в остроумные и не лишенные чисто французского изящества судебные диспуты о политике, морали, этике, судебных казусах, о насмешках судьбы и кривотолках, на которые столь падки непросвещенные слои и пресса.
Об этих мелочах предпочитали, проявляя высший светский такт, не говорить.
Пожалуй, Панамская компания сотворила самый колоссальный канал по перекачке денег из карманов жаждущих обогатиться обывателей в карманы алчных дельцов, продажных политиканов и нечистоплотных журналистов. Панамский канал был построен американским капиталом с не меньшей помпой и не без коррупции, столь излюбленной потентатес.
Коррупцию породила не Панамская компания, и не с ней она умерла.
В начале века крупнейший промышленник и торговец оружием Захаров широко использовал взятки как смазку, без которой бюрократическая машина проворачивалась со скрипом. Помимо прямых взяток, проигрышей в карты сановникам, катания на санях с цыганами и прочих трюков, на которые охотно ловятся власть имущие, он применял новшества собственного изобретения.
К примеру, он вбегал в кабинет нужного человека в военном департаменте России и начинал, с пеной у рта доказывать, что сегодня среда, заведомо зная, что сегодня четверг. Спор заканчивался большой ставкой.
Высокопоставленный чиновник без труда доказывал абсурдность его утверждения и с чистой совестью и самоуважением (у самого Захарова выиграл) клал в карман приличную мзду.
Эти трюки кажутся детскими шутками по сравнению с подкупами, осуществляемыми транснациональными корпорациями в мировых масштабах. Подкуп государственных чиновников, как и борьба с ним, имеет глубокие исторические корни.
Так, правительство блестящей Порты решило, что можно извлекать выгоду из столь бурного и непреоборимого темперамента своих -чиновников, установив налог со взяток, который аккуратно собирала особая канцелярия. Приемы, взяткодателей столь же разнообразны, как и характеры людей. Тут работает только индивидуальный подход. Так, для ажана из полиции нравов достаточно, чтобы его бесплатно допускали до мулатки, хотя бы раз в неделю, начальнику уже нужно, чтобы дочке подарили платье от Диора, Мэр города требует, чтобы в его кабинете предприниматели не забывали портфели с купюрами, когда там находятся, помощники.
Политик требует, чтобы честно финансировали его предвыборную кампанию, а лидер партии чтобы регулярно на спецсчета партии поступали деньги от неизвестных поклонников.
Как и суверенные государства, международные монополии содержат систему агентств во всех странах мира, представляющих их торговые и промышленные интересы. Обладая огромной финансовой и экономической мощью, они навязывают свои условия правительствам стран базирования, равно как и правила игры суверенным государствам Азии, Африки, Латинской Америки.
Сейчас золото, как неприкосновенный запас государства, хранят в подземных хранилищах и сейфах под надежной охраной хитроумных, как Одиссей, электронных церберов. Но его полномочные символы бумажные деньги и чеки остаются такими же надежными отмычками к сердцам законодателей и исполнителей верховной власти. Первые, получив взятки, принимают нужные крупному капиталу законы.
Вторые их исполняют с рвением, достойным лучшего применения, а нередко и в обход законов, во имя исполнения и защиты которых они и были выбраны от имени народа и для народа.
Подкуп сложный процесс, включающий в себя экономический шпионаж в чистом виде. Прежде
всего надо выяснить возможности того или иного деятеля содействовать осуществлению целей. После
этого точно установить его финансовое и семейное положение, привычки, склонности, слабости, прису
щие как ему самому, так и членам его семьи. Затем надо собрать необходимый, а если есть, и компрометирующий материал на его доверенных лиц, ибо посредниками в основном выступают они. Другими словами, надо точно знать, кому дать, сколько, когда и через кого. Это требует долгой, кропотливой работы, ибо деликатная информация дается не сразу.
А потому крупные корпорации через свои специальные отделы постоянно собирают всевозможную информацию относительно общественных и политических деятелей.
Зло проистекает свыше, писал французский журнал Экспресс интернасиональ, имея в виду зло, именуемое коррупцией. Коррупция финансирует предвыборные баталии, округляет доходы государственных служащих, способствует снижению налогов взяткодателей и фальсифицирует рынок ширпотреба, освобождает от штрафов и увеличивает доходы рантье, помогает быстрее решать свои проблемы, застревающие в бесконечных лабиринтах бюрократических структур.
Правда, она же подрывает экономику, общее благосостояние, разрушает окружающую среду и обворовывает казну. Но это, так сказать, издержки подкупа.
Коррупция и бюрократия две стороны одной медали, имя которой истеблишмент.
Рантье платит денежным барашком налоговому инспектору, промышленник мэру, финансист политику, наконец, одно государство подкупает членов правительства другого государства. И всем участвующим хорошо.
Поскольку платить кому-то надо, то и платят широкие слои, которым и неведомо, почему они так много работают и так мало получают.
Государства, основанные на запретах, быстро приходят в упадок, хотя и гниют долго. Поэтому бюрократические лабиринты это наикратчайший путь к декаденсу.
Истеблишмент понимает это и пытается бороться, опять-таки бюрократическими методами, организационно-юридическими мерами.
В той же Франции за взятки дают до 10 лет отнюдь не вольготного режима. Официально 110 тыс. высококвалифицированных специалистов занимаются борьбой со взяточниками в рамках Генеральной инспекции национальной полиции.
Иначе говоря, это полиция против полицейских юристов, виновников, которые не прочь поживиться за счет тех, кого они обязаны опекать.
Во время второй мировой войны американское правительство наложило арест на имущество совместной американско-немецкой компании, считая ее дочерней фирмой Фарбениндустри. После войны немцы начали судебную тяжбу, надеясь получить компенсацию за убытки. Однако дело медленно переходило из одной судебной инстанции в другую, везде получая отказы.
Уже к 1950 г. наследники Фарбениндустри были согласны получить хотя бы 14 млн. долл., чтобы считать свои претензии удовлетворенными.
