Можно остановиться на море на несколько дней

Можно остановиться на море на несколько дней. - Давай, - ответила Марина, - это всё действительно уже совсем неприятно.
На следующее утро я был один. Собака естественно ушла с ними, проводив их, как я потом узнал, до самого автобуса. С тех пор этой собаки я больше не видел. Пожилую же даму с пошатнувшимися понятиями о любви животных я случайно встретил уже перед самым отъездом. Оказалось, что она совершала пешее путешествие и нигде не собиралась останавливаться дольше, чем на одну ночь, произвольно выбирая место для стоянки.

Так что собака не сбила её планов.
Сидя в одиночестве у костра ясным солнечным утром, я вновь ощутил уже привычную здесь благодать. Свежий и немного прохладный утренний ветерок приятно сочетался с тёплыми лучами утреннего солнца, внезапно вывалившего из-за горы. Я вполне понимаю наших дальних предков, называвших солнце Богом. Его лучи мгновенно пробили сумрак густого леса.

Всё заиграло цветами. Вся окружающая природа как будто ожила, встречая своего Создателя. Боже мой! Как же красиво. Что же ещё нужно?

Да ничего. Всё уже есть. Какой-то я стал слезливый.

Слёзы так и наворачиваются, как только вижу что-то трогательное и красивое.
Я снова сидел, просто впитывая энергию этого места. Все дела, практики, упражнения, всё казалось второстепенным сейчас. Хотелось просто быть.

Быть, и всё. Теперь это казалось совершенно достаточным. И тут со мной произошло то, что я впоследствии назвал приступом счастья. То, что я назвал это состояние приступом, совсем не означает, что я от него страдал.

Просто слово приступ наиболее подходяще для описания этого состояния.
Приступ счастья пришёл внезапно, как потом внезапно и ушёл. Когда он приходит не хочется двигаться, а лишь чувствовать, воспринимать. В этот момент по телу прокатывается волна счастья. По-другому трудно назвать.

Извините уж за бедность речи. Всё остальное превращается лишь в фон. Есть только эта волна.

Восприятие направлено только на неё. Я никогда не пробовал наркотики и не могу проводить такие сравнения. Но думаю здесь есть некоторое подобие, выраженное в доминантном, преобладающем характере этого состояния.

Стоишь или сидишь и просто чувствуешь навалившееся беспричинное счастье. Через несколько минут эта экзальтация стихает, давая место другим человеческим реакциям и ощущениям.
Пережив впервые это странное состояние на месте силы, я часто стал переживать его и вне этого места. Самое удивительное было то, что приходило оно в самых неожиданных местах и без всякой подготовки. Идёшь, например, в магазин, думая о самых обычных делах, и вдруг замираешь на одном месте оттого, что это пришло.

Поэтому и похоже на приступ. Стоишь, улыбаешься чему-то, чувствуя, как по телу течёт эта волна. Чувствуешь себя абсолютно счастливым, а если и думаешь, то только о том, чтобы ненароком не взлететь и не испугать прохожих.

Потом это проходит, причём настолько полностью, что можно сразу опять думать и беспокоиться о всякой ерунде.
Несколько дней я был совершенно один. Я не заметил даже ни одного прохожего, направляющегося вдоль русла реки в сторону деревни или от неё, хотя с невысокой горы, на которой находилось место силы, река была как на ладони. Казалось, люди просто исчезли, предоставив мне возможность слиться, срастись с окружающей природой. Вел, в общем, курортный образ жизни, купаясь в горной реке, загорая под южным солнцем, но всё время, впитывая и впитывая. Что-то мне подсказывало, что моё желание просто быть, просто наблюдать и впитывать было самым правильным на тот момент.

Для практик и тренировок ещё будет время. Теперь же самым важным было само место силы и моё пребывание в нём.
Это место окружают несколько ручьёв, которые, по сути, являются родниками. Воду для приготовления пищи или чая я брал именно в них.
Проходя в один из дней вдоль ручья примерно метровой ширины, в одном месте я заметил, как он несколько раз изменяет направление, повинуясь возникающим на его пути препятствиям. Несколько крупных деревьев встали на его пути, заставив изгибать русло, поворачиваясь то влево, то вправо. Дно ручья в этих естах представляло собой красивое сочетание промытых древесных корней, булыжников и мелкой гальки. Первозданность этой природной картины вызывала в душе тёплый приятный отклик.

Повинуясь какому-то детскому чувству, бросил в этом месте в ручей крупный камень, желая вызвать брызги. Брызги то были хорошие, но, увидев этот камень на дне ручья, просто поразился, как неестественно он там выглядел. Было понятно, что как бы камень не лёг на дно, всюду он будет выглядеть искусственно. До того, как я его бросил, всё было полностью гармонично и находилось на своём месте.

Каждый, даже самый маленький камешек был там, где ему положено было быть, создавая красоту места. Брошенный мной камень, внешне ни чем не отличаясь от тех, что лежали там до меня, просто разорвал царившую там гармонию. Казалось бы, я ничего плохого не сделал, а гармонию разрушил.

Как всё это удивительно и странно. Хорошо, что сейчас я это хотя бы заметил. А сколько раз делал не замечая? Пришлось снимать обувь, закатывать брюки и вынимать из ледяного ручья этот не вписавшийся в ландшафт камень. Но и просто бросить его на берег было недостаточно.

Оказалось, что красиво он смотрится лишь на том месте, где и лежал раньше. Уже улыбаясь самому себе, и надеясь, что за моими манипуляциями никто из нормальных людей не наблюдает, я положил камень на прежнее место.
А через несколько дней пришли новые паломники. На этот раз все были мужчинами. Сначала я заметил двоих с палатками. Мы познакомились на почве грибов.

Будучи, вероятно, более приспособленными к походной жизни, они, побросав рюкзаки в некотором отдалении от меня, отправились собирать грибы, коих по всей округе было большое количество. Я сам не грибник, да и повар не ахти какой. Поэтому находился в окружении безнаказанно и густо растущих грибов, среди которых выделялись лисички и подосиновики.

Я читал какую-то книгу, когда двое вновь прибывших спустились ко мне по склону.
- Никогда не видел, чтобы человек вот так спокойно сидел в окружении грибов, - добродушно улыбаясь, сказал высокий и темноволосый мужчина лет тридцати пяти. Хотя, наблюдая его худощавую пластичную фигуру, правильнее было бы сказать парень лет тридцати пяти, - такой симбиоз человек и грибы казался мне невозможным.
Я засмеялся и мы познакомились.
- Велимир, - сказал он.
- Владислав, - ответил я, попросив ещё раз повторить имя.
Спутник Велимира, парень лет тридцати, назвался Алексеем, после чего я был приглашён на грибной суп и они удалились, не желая мешать моему чтению. Короткого общения было достаточно, чтобы я отметил про себя, что это наши люди. Отличительными качествами большинства встречаемых мною здесь людей были интеллигентность, деликатность и какой-то внутренний свет или какая-то особая располагающая открытость.
Суп был замечательным. Мы разговаривали несколько часов, а интерес к разговору и друг к другу только возрастал. Оказалось, что именоваться необычным именем Велимир, мой новый знакомый, стал относительно недавно.

Я не стал допытываться, почему он поменял имя. Возможно, это был вопрос верования. Но меня всегда больше интересовал сам человек, чем его принадлежность религиям и верованиям.

Не исключаю, что такое имя могло принадлежать староверу, тем более что он много говорил об этом веровании. Кстати, прошу не путать староверов и старообрядцев. Старообрядцы это христиане, не принявшие церковную реформу. А староверы это люди более древних дохристианских верований.

По словам Велимира это вера, делающая человека ближе к природе, не только окружающей, но и своей собственной, делающая человека более естественным и сильным. Мне было интересно его послушать. Получить информацию не из книг, а от живого человека было очень интересно, ведь, насколько я знаю, в старину люди умели не только жить в гармонии с природой, но и управлять её процессами силой своего духа.
Он отрицательно относился к Христианству и другим монотеистическим религиям. Что, мол, заявляя о любви, они являются причиной самого большого количества пролитой крови на Земле.
- Христос, - говорил он, - вероятно, плачет на небесах, когда видит как священники религии, называющейся его именем, освящают и благословляют стратегические бомбардировщики и ракетные крейсеры, способные уничтожить целые города и страны. Он ведь не делал поправок к заповедям не убий и возлюбите друг друга. Я что-то не припомню, чтобы Христос говорил о защите, чьих бы то ни было государственных интересов. Плевал он на государственные интересы, равно как и на национальные.

Не это его интересовало, а люди. Люди, а не системы!
Я не стал ни поддерживать его эмоциональный напор, ни спорить. И не потому, что нечего было сказать. Просто на своём опыте убедился, что споры о религии приводят в лучшем случае ни к чему. Но мне было приятно, что Велимир, испытывая симпатию к старой вере, смотрит более широким взглядом.

Ведь, критикуя христианскую религию, он всё же уважительно относился к самому Христу.
Приятель Велимира Алексей оказался продвинутым толтекским практиком, что естественно вызвало у меня повышенный интерес.

Содержание раздела