Вольвокс умирает естественной смертью
Таким образом, половая репродукция создает нечто новое, отличное от старого. Родительские клетки, исторгнувшие половые клетки из своего тела, на этом заканчивают свою жизнь. Они прекращают движение, падают на дно и умирают. Как заметил один зоолог, это "первое явление смерти в царстве живых, и совершается оно ради секса".
Невольно встает вопрос: а стоит ли приобретение такой цены?
Вольвокс умирает естественной смертью: он доходит до конца жизненного пути и прекращает свое существование. Поскольку его жизнь ограничена во времени и в пространстве, то она неповторима, а сам он, по этой же причине, может считаться индивидуальным существом. Однако было бы ошибкой полагать, что смерть это цена, которую организм платит за секс.
Пожалуй, правильно будет сказать, что смерть выходит на сцену жизни из-за одной кулисы, а сексуальность из-за другой, а процесс, выводящий их на сцену, это сама жизнь, создающая индивидуальность. Так, со смертью Вольвокса его потомство продолжает явление жизни; поэтому жизнь бессмертна, только индивидуальность смертна.
Так что смерть это цена, которую мы платим за индивидуальность, а секс это средство развития и сохранения индивидуальности.
Смерть связана с утратой сексуального чувства "либидо". Пока в процессе жизни продолжает вырабатываться избыточная энергия, обеспечивающая побуждение к сексуальной функции, естественная смерть не происходит. Если же в конце сексуальной жизни наступает смерть то это потому, что организм не может давать достаточно энергии для поддержания своих жизненных функций.
Можно сказать, что сексуальность это переживание, способствующее жизни индивидуальности и существованию вида. Она обеспечивает физическое обновление и психологическое возрождение, подобные эффекту обновления, порождаемому конъюгацией у простейших.
Не зря один американский индеец, проживший 104 года, так ответил на вопрос о причинах своего долголетия: "Побольше тяжелой физической работы, и не терять интереса к женщинам!" Своего последнего ребенка он заимел в возрасте 91 года.
В широком смысле, смерть это результат неспособности организма поддерживать и приводить в движение индивидуальную структуру, созданную жизнью. Большой возраст характеризуется утратой гибкости и упругости. Жизненные переживания сказываются на состоянии тканей организма, уменьшается их подвижность и сокращается приток энергии. Это хорошо видно на примере дерева, вырастающего от саженца до деревца, а потом и до гиганта леса.
С каждым годом увеличивается его общая масса, но уменьшается подвижность и плотность жизненных сил. Так возраст приближает старость и увеличивает ригидность.
Чтобы оценить этот простой факт, достаточно сравнить тело молодого человека и старика. Смерть это "ригор мортис" "неживая структура", т. е. структура, лишенная энергии.
Итак, мы умираем, потому что мы индивидуальны, а индивидуальны мы потому, что обладаем развитой и неповторимой стойкой структурой, сохраняющей свое функционирование на всем протяжении существования организма. Сексуальность помогает нам сохранять это непрерывное функционирование, поскольку она обращает вспять процесс индивидуализации. Сливаясь с другим существом во время полового акта, мы утрачиваем ощущение себя, для того, чтобы через переживания возродиться и обновиться как индивидуальность.
Сексуальность антитезис структурности; она воспринимается как расплавление, перетекание и слияние. Она возвращает нас к истокам нашего существования, к той единственной клетке, от которой мы произошли.
Можно по-разному рассматривать описанные отношения. Так, Норман Браун в работе "Жизнь против смерти" утверждает, что индивидуальность возникает как результат смерти; при этом он исходит из концепции Фрейда об инстинкте смерти (которую, впрочем, довольно трудно понять). Взгляды Брауна противоречивы. Так, он говорит: "Если смерть придает жизни индивидуальность, и если человек это организм, подавляющий старость, то человеческий организм подавляет собственную индивидуальность".
Между тем понятно, что смерть это "великий уравнитель", приводящий все индивидуальности к их общему знаменателю к праху. Знание о смерти возвышает представление об индивидуальности, а страх смерти подавляет индивидуальность.
Если человек это организм, подавляющий свою сексуальность, то он угнетает свою индивидуальность и увеличивает свой страх перед смертью.
Тесную связь секса и смерти, свойственную некоторым животным, можно понять, если рассматривать и секс, и структуру как выражение базовой жизненной силы организма. Например, трутень (мужская особь у пчел), спаривающийся с пчелиной маткой, погибает сразу после спаривания. Можно подумать, что его жизнь тратится на половой акт, но и другие трутни ненадолго его переживают. Их жизненный срок ограничен одним сезоном; спариваются они, или нет, их время проходит.
Другой пример вида, жизнь которого ограничивается одним спариванием: лосось, который, став взрослым, направляется к месту нереста и умирает вскоре после метания икры. Эти животные умирают не ради секса; напротив, они живут ради него. Секс означает для них зрелость и конец собственного существования.
Однако у других животных жизненный цикл содержит много брачных сезонов, и каждое спаривание представляет для них не частичную смерть, а обновление. Вопреки утверждению Бриджит Брофи, я не думаю, что всякий раз, порождая ребенка, мы сами частично умираем; наоборот, рождение ребенка это новое побуждение к жизни, форсирующее выработку энергии.
Все же существует связь между сексом и смертью, присущая только людям. Отречение от собственного "Я", связанное с оргазмом, можно приравнять к смерти, если личность исчерпывается собственным "Я". Брофи смотрит на оргазм как на "временную кастрацию", как на "маленькую смерть". Но если это так, то можно и к потере эрекции, наступающей после полового акта, отнестись как к смерти, если, опять же, отождествить личность с пенисом. Еще одно высказывание из этого же ряда принадлежит Г Р. Тэйлору: "Сексуальное опустошение это малая смерть, а женщина всегда является, в определенном смысле, "кастратором" мужчины.
Можно и согласиться с тем, что в основе боязни секса лежит страх смерти, но отождествление секса и смерти на основе общности этих страхов берет свое начало в развитии сознания, т. е. в том, что психоаналитики называют "Эго" собственное "Я". Ни одно животное не проявляет противоречивого отношения к сексуальности, свойственного невротическому человеческому существу.
Есть ли ключ к пониманию такой противоречивости?
Приоткрыть тайну помогает рассказ о сотворении человека (содержащийся в Библии), повествующий о его грехопадении. Существует два варианта этой истории. В первой главе говорится так: "Господь создал их, мужчину и женщину, по своему образу и подобию". Здесь оба пола являются на сцену одновременно, сопровождаемые напутствием: "Плодитесь и размножайтесь!" Во второй главе говорится, что Бог первым создал мужчину, а потом, чтобы дать ему компаньона и помощника, создал и женщину, взяв для этого ребро у мужчины.
Провозглашение первоочередности появления мужчины говорит о его превосходстве. Но здесь содержится и указание на изначальную бисексуальность природы жизни, т. е. на наличие двуполости, имевшее место до осуществления половой дифференциации.
В этом рассказе нет никакого намека на неудовольствие Бога фактом сексуальности. Адам и Ева жили в Райском саду в блаженстве и неведении, не зная, что это Рай, пока Змей не подговорил Еву отведать плод с запретного дерева. Дальше говорится, что Адам и Ева, съев плод с Древа познания, "прозрели и поняли, что они наги; тогда они сделали себе передники, скрепив для этого фиговые листья".
Итак, до случая неповиновения Адама "мужчина и его жена были наги и не стыдились этого". После акта познания Адам спрятался от Бога, оправдывая это так: "Я испугался, потому что был наг".
Вопрос Бога дает ключ к пониманию мифа: "Но кто сказал тебе, что ты наг? Пробовал ли ты плоды с дерева, которые я запретил тебе есть?"
Здесь подчеркивается, что знание, полученное Адамом и Евой в результате поедания плодов, было знанием о собственной наготе. Это кажется таким незначительным приобретением в сравнении с тяжестью наказания, назначенного Богом! Разве не странно, что до грехопадения Адам и Ева не видели своей наготы? И как мог человек стать подобным Богу ("Смотрите, человек стал, как мы, познав добро и зло!"), если все, чему научился Адам, заключалось лишь в знании очевидного факта своей наготы?
Какова же связь между наготой и добром и злом?
Рассказ гласит, что "глаза их открылись, и они поняли, что они наги", т. е. подчеркнуто, что знание получено в результате наблюдения; Адам увидел свое тело и понял значение наготы. В его прежнем состоянии блаженства и неведения отношение Адама к своему телу было подобно отношению животного, поскольку он не думал о нем, как об объекте наблюдения.
Он был един со своим телом и с природой, т. е. он был животным, и не знал различий, существующих между добром и злом, между мужским и женским, между "Я" и "мне". Различия существовали, и он действовал в соответствии с ними, но так, как это делают животные по инстинкту, а не сознательно.
- Проявление "я"
- Первичные любовные отношения
- Гомосексуальность: особенности лесбийской личности.
- Сильные искажения в личности
- Страх и враждебность гомосексуалиста