Она подъехала к повороту, где дорога с одной стороны шла вдоль крутого откоса, а затем направила автомобиль прямо вперед. То, что она уцелела в катастрофе, было чудом. Сама она была крайне разочарована. Лежа на кровати в клинике, она поклялась попробовать еще раз, как только ее выпишут. Она пережила перевод в психиатрическое отделение, отупляющие лекарства, обязательные беседы с психиатром.
Ее родители поочередно приезжали к ней по специальной договоренности с регистратурой. Визиты ее отца оборачивались строгими лекциями о том, как много на свете существует вещей, ради которых ей стоит жить.
Труди молча подсчитывала, сколько раз он посмотрел на свои наручные часы. Он обычно заканчивал беспомощным: Теперь ты знаешь, что мы с матерью любим тебя, дорогая. Обещай мне, что ты не сделаешь это снова.
Труди покорно обещала, выдавливая улыбку и холодея при мысли о том, как важен для отца ее лживый ответ.
Потом приезжала ее мать, расхаживавшая по палате и допрашивавшая ее: Как ты могла сделать это с собой? Как ты могла сделать это с нами? Почему ты не сказала мне, что у тебя неприятности?
В чем дело-то, в конце концов? Ты расстроилась из-за меня и отца? Затем она усаживалась в одно из кресел для посетителей и приступала к детальному описанию бракоразводного процесса.
Видимо, это должно было оказать на дочь благотворное воздействие. После этих визитов Труди обычно тошнило по ночам.
В последнюю ее ночь в клинике к ней подошла медсестра, тихо севшая рядом и задавшая несколько вызывавших на откровенность вопросов. Труди начала говорить и не останавливалась, пока не поведала всю свою историю. Наконец медсестра сказала ей: Я знаю, что ты хочешь попробовать снова. Почему бы и нет? Завтрашний день ничем не отличается от того, что был неделю назад.
Но прежде чем ты сделаешь это, я хочу, чтобы ты встретилась с одним человеком. Медсестра, моя бывшая клиентка, направила Труди ко мне.
Так мы начали работать с Труди. Мы лечили ее потребность давать больше любви, чем она получала - давать и давать из уже опустевшего источника. За следующие два года в ее жизни было еще несколько мужчин, позволивших ей исследовать, как она использует секс в своих личных отношениях.
Одним из них был профессор университета, в котором она теперь работала. Он оказался трудоголиком наподобие ее отца. Сначала Труди прилагала отчаянные усилия, чтобы оторвать его от работы и принять в свои любящие объятия. Однако на этот раз она остро почувствовала бесполезность своих попыток изменить его и через пять месяцев отказалась от этой затеи. Сперва связь оказывала на нее стимулирующее воздействие, и каждый раз, отвоевывая его внимание на один вечер, она испытывала ликование.
Но постепенно она становилась все более эмоционально зависимой от него, в то время как он давал ей взамен все меньше и меньше. На одной из консультаций она доложила:
Вчера вечером я плакала, когда мы с Дэвидом были вместе. Я говорила ему о том, как он важен для меня. Он пустился в свои обычные объяснения: мне, мол, нужно понять, что у него есть важные обязательства перед своей работой... но я уже не слушала его.
Я слышала все это раньше. Внезапно мне стало ясно, что я уже разыгрывала эту сценку раньше, с моим дружком-футболистом. Я набрасывалась на него так же, как сейчас на Дэвида.
Она сокрушенно улыбнулась. - Вы не представляете себе, до чего я доходила, чтобы завоевать внимание мужчин. Я бегала, срывая с себя одежду, дула им в уши, пробовала каждый известный мне прием совращения. Я по-прежнему пытаюсь добиться внимания мужчин, которые не очень интересуются мною. Думаю, наибольший восторг во время занятий любовью с Дэвидом я испытываю, сознавая: мне удалось возбудить его настолько, что он оторвался от других дел, которыми предпочел бы заниматься в ином случае. Стыдно признаться в этом, но меня возбуждает одна лишь моя способность заставить Дэвида, Джима или любого другого мужчину уделить мне внимание.
Наверное, из-за того, что каждая связь с мужчиной не доставляла мне душевного удовлетворения, секс был огромным облегчением. Он разрушает все барьеры и сводит людей вместе, а мне так хотелось этой близости. Но я в самом деле больше не хочу набрасываться на Дэвида - это так унизительно!
Труди вдруг рассмеялась: - С ума сойти! Никто упорнее меня не старался заниматься любовью с человеком, который этого упорно не хочет!
Снова смех. Затем твердо: - Это совсем другое дело - встречаться с мужчиной и думать о том, нравится ли он мне, хорошо ли мне в его обществе, приятный ли он человек. Раньше я никогда не думала о таких вещах. Я всегда старалась понравиться мужчинам, удостовериться, что им со мной хорошо, что они считают меня привлекательной.
Знаете, после свидания я даже не думала о том, хочу ли я снова увидеться с этим мужчиной: меня слишком занимали мысли о том, понравилась ли я ему, позвонит ли он мне еще раз. У меня все было задом наперед. Когда Труди закончила курс терапии, все встало на свои места. Она без труда могла вычислить потенциально неудачную связь. Даже в тех случаях, когда между нею и недоступным кавалером вспыхивала искра влечения, пламя не успевало разгореться под влиянием беспристрастной оценки личности мужчины, ситуации и возможных последствий.
Труди хотела получить мужчину, который стал бы настоящим партнером для нее, либо вообще никого. Середина ее не устраивала. Но один факт оставался фактом: Труди ничего не знала о жизни, основанной на понятиях, противоположных страданию и отчуждению, то есть на поддержке и взаимных обязательствах.
Она никогда не испытывала близости, возникающей при таких взаимоотношениях, в которых она теперь нуждалась.
Хотя она жаждала разделить свои мысли и чувства с партнером, ей никогда не приходилось находиться в атмосфере настоящей близости. Ее влечение к холодным мужчинам было не случайным, ее терпимость по отношению к открытым и дружелюбным людям находилась на опасно низком уровне. Труди росла в семье, где не было близости - лишь битвы да перемирия, причем каждое перемирие в той или иной мере всегда означало подготовку к очередному сражению.
Были страдания и напряженность, иногда наступало небольшое облегчение, но никогда не было истинной близости, истинной готовности разделить с другими свои чувства, истинной любви. Защищаясь от влияния матери, Труди выработала свою формулу любви: отдавать себя всю целиком, не прося ничего взамен. Когда терапия помогла ей выбраться из ловушки мученичества и самопожертвования, оказалось, что она не имеет ясного представления, как поступать в новой обстановке.
Это был большой шаг вперед, но пока что она прошла лишь половину пути.
Следующей задачей для Труди было научиться проводить время в обществе мужчин, которые ей нравились, даже если она находила их немного скучными. Женщинам, которые любят слишком сильно, часто бывает скучно в обществе славных парней - не звонят колокола, не взрываются хлопушки, звезды с неба не падают. Из-за отсутствия возбуждающего фактора такие женщины раздражаются или неловко себя чувствуют, и это состояние общего дискомфорта маскируется выражением мне скучно.
Труди не знала, как ей вести себя в присутствии доброго, внимательного, искренне заинтересованного ею мужчины; как и у всех женщин, которые любят слишком сильно, ее навык общения был приспособлен для напряженных взаимоотношений, а просто радоваться мужскому обществу она не умела. Без того, чтобы маневрировать и манипулировать ради укрепления связи, ей было трудно общаться с мужчиной, чувствовать себя удобно и раскованно. Поскольку она привыкла к восторгам и страданиям, к борьбе, победам и поражениям, то общение, в котором отсутствовали эти мощные компоненты, казалось ей слишком пресным и не удовлетворяло ее. Как это ни смешно, но присутствие уравновешенных, надежных, дружелюбных мужчин вызывало у нее больший внутренний дискомфорт, чем присутствие мужчин эмоционально холодных, недоступных, замкнутых или незаинтересованных.
Женщина, которая любит слишком сильно, вырабатывает в себе привычку к негативным чертам характера и способам поведения, и если только она не будет упорно трудиться над изменением своего отношения к жизни, ей будет гораздо удобнее с ними, чем с их противоположностями. Пока Труди не начала учиться нормальному общению с мужчинами, ценившими ее интересы столь же высоко, как и свои собственные, у нее не было надежды когда-либо завязать нормальные здоровые взаимоотношения.
До выздоровления у женщины, которая любит слишком сильно, обычно проявляются нижеследующие черты, характеризующие ее чувства и сексуальные отношения с мужчиной: она задает себе вопрос: Как сильно он любит меня (или нуждается во мне)?, но никогда не спрашивает: Как сильно я люблю его?; большая часть ее сексуального взаимодействия с мужчиной мотивируется вопросом: Как мне заставить его любить меня сильнее?; ее стремление дарить себя в сексуальном отношении мужчинам, которых она считает нуждающимися или несчастными, может привести к возникновению поведения, которое она сама считает развратным.