d9e5a92d

Их лидером, их воплощением был Сталин.


Не менее тяжёлой ошибкой является трактовка классиками марксизма мелкого крестьянского хозяйства, как неэффективного, во-первых, и как базы для постоянного нарождения новых эксплуататоров, во-вторых. Критикуя Прудона, Энгельс писал, что “крупное землевладение представит нам желаемую основу для того, чтобы при помощи ассоциированных работников повести земледелие в крупном масштабе, при котором только и возможно применение всех современных вспомогательных средств, машин и т.п., и тем самым наглядно показать мелким крестьянам преимущества крупного хозяйства на началах ассоциации”15.

Именно на базе такого рода высказываний Маркса или Энгельса в СССР было ликвидировано индивидуальное трудовое крестьянство и искусственно организованы колхозы и совхозы аграрные фабрики социализма, убедительно доказавшие на деле свою экономическую неэффективность, неспособность прокормить народ собственной страны.

Советское нерыночное хозяйство как не ориентированное на потребителя, с самого начала было обречено. Что же мешало его ликвидации, переходу нашей экономики на давно обнаруживший своё превосходство механизм регулируемого рынка? Такое положение дел правомерно связывается прежде всего и главным образом с самодержавием партийно-государственного аппарата. Нарастали одновременно дефицит и инфляция, причём советская инфляция носила непрерывный характер, ибо сбалансированность масс товаров и денег никогда не обеспечивалась. Всегда спрос превышал предложение товаров и услуг, и дефицит последних лишь нарастал. А героический труд на производстве стал скорее исключением, чем правилом. В условиях уравниловки многие “советские люди” предпочитали халтурный труд при низкой оплате напряженному и продуктивному труду при высокой оплате. Фактически в СССР было создано общество, в своей значительной части люмпенизированное, с очень большим удельным весом людей неумелых и нерадивых, что находит отклик в ошибках и трудностях экономических реформ в наши дни. Причём люмпенизированные слои и не желали перемен к лучшему, в частности перехода к рыночной цивилизации, опасаясь её, и потому оставались приверженцами “социалистического выбора”. Другой же части населения, наоборот, хотелось бы прогрессивных перемен, она могла и хотела работать продуктивно и в полную силу, но оставалась бессильной перед властью. Практически была потеряна мера труда, а следовательно, и мера человека.

В поисках исходных моментов, определивших характер Октябрьской революции, движущих сил и путей последующего общественно-экономического развития нашей страны следует решительно выступать против оценки пролетариата как такого особого класса, на который история возложила задачи свержения господства буржуазии, “экспроприации экспроприаторов” и создания своей диктатуры как системы, которая открывала бы дорогу к полной ликвидации государства, неправомерно рассматриваемого марксизмом как исторически преходящий институт классового господства. Послеоктябрьский опыт России наглядно раскрывает многоплановую фальшь этой концепции.

Во-первых, ни из чего не следует, что октябрьский переворот был поддержан большинством рабочего класса, а тем более его передовыми слоями, т.е. квалифицированной частью. Клеймение Энгельсом, а затем Лениным тех слоёв пролетариата, которые не поддерживали крайне левые организации, как “рабочей аристократии”, вызывает недоумение и неприятие. Во-вторых, по Марксу, диктатура пролетариата должна быть обращена против буржуазии, т.е. собственников, эксплуатирующих людей наёмного труда, а отнюдь не против большинства населения. Между тем даже в 1917-1918 гг. руководство РСДРП (большевиков), получив на выборах в Учредительное собрание в момент своей наивысшей популярности лишь меньшинство голосов, не только разогнало его, но и начало затем последовательно уничтожать те социальные слои, которые ничего общего с буржуазией не имели (прежде всего крестьянство). Компенсировать же быстрое падение своего влияния большевики не могли иначе, как при помощи красного “террора”.

В качестве примера можно сослаться на уничтожение партии левых эсеров братьев по классу, с которыми большевики делили власть в первое время после октябрьского переворота до 6-7 июля 1918 г. С левыми эсерами, которые ещё в начале этого года имели 30% голосов на V съезде Советов, было покончено16.



Итак, после октябрьского переворота подавляющее большинство населения нашей страны, а именно “те, кто был ничем”, не только остались с “ничем”, но и оказались поставленными в ещё худшее положение. Не говоря уж о политической несвободе, массы трудящихся потеряли право собственности как средство честного, не связанного с эксплуатацией, труда, имеется в виду труд крестьян, лавочников, кустарей и т.д. Были резко ограничены права на свободу вероисповедания, передвижения и т.д. “Право на труд” обернулось правом на труд подневольный, принудительный, малопродуктивный. А право на образование утвердилось в обществе не только у нас, но и в других странах Европы и в Америке, причем у нас образование, как и производство и вся общественная жизнь, было в очень большой мере идеологизировано, заключено в тиски тоталитарного режима. В СССР была создана возможность бесплатного, хотя часто и скверного, лечения, но это, как свидетельствует практика многих стран, не является исключительно советским достижением.

В то же время лишь каких-нибудь 5-7% общества стало “всем” и получило “необъятную власть”. Их лидером, их воплощением был Сталин. Он же остаётся их идеалом и в наши дни. Этот правящий класс породил всевластие приспособленцев, лгунов, карьеристов. В качестве “руководящей и направляющей силы” во всей политической, экономической и духовной жизни общества, в партийном и государственном строительстве утвердилась большевистская, коммунистическая партия, как единственная; едва ли не беспрецедентные, господствующие позиции заняла вездесущая тайная полиция, а печать стала послушной этим силам.

Всё, что с нами произошло после Октября 1917 г., чётко прописано у классиков марксизма, особенно касательно диктатуры пролетариата и гражданской войны. Маркс писал, что нужно сменить оружие критики на критику оружием17, и призывал к революционному террору, чтобы “сократить, упростить и концентрировать кровожадную агонию старого общества и кровавые муки родов нового общества”. Здесь “только одно средство революционный терроризм”18. Маркс призывал не бояться гражданской войны19 и смело штурмовать несправедливый, отживший своё эксплуататорский капиталистический строй и наворованную буржуазией частную собственность. При этом всячески осуждались такие “буржуазные” феномены, как парламентаризм, демократия, система защиты прав и свобод граждан, что со временем породило и феномен правового государства, от которого старательно открещивались КПСС и все советские руководители, исключая М.Горбачёва. Более того, Ленин выдвинул принцип: нравственно всё то, что служит интересам революции и построения коммунизма. От этого безнравственного принципа не отходил затем ни один правитель СССР.

А что такое пролетарская революция? По этому поводу Энгельс писал следующее: “Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков и пушек, то есть средств, чрезвычайно авторитарных. И если победившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удерживать своё господство посредством того страха, который внушает реакционерам её оружие”20.


Так что мы получили всё то, что и было прописано классиками марксизма. Однако большевики пошли намного дальше. Они, например, объявили о возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране, причём не высокого, а скорее среднего или даже низкого уровня экономического развития, например, в России. И взялись на практике осуществить это дело. Впоследствии было объявлено, что социализм можно построить и в стране, не знавшей капитализма и практически не имеющей пролетариата, а именно в Монголии.

Такова “теория”. Но этого мало. Ленин, Троцкий и другие большевики были убеждёнными сторонниками жёсткой трудовой повинности, трудовых армий. Всем памятен нелепый принцип: “Кто не работает, тот не ест”. И старики, и дети, следовательно. Трудящийся не имеет права выбора, его принуждают, назначают туда, куда нужно начальству, а его мнение немногого стоит. И диктатура пролетариата жёстко расправлялась с непослушными. “В одном месте посадят в тюрьму десяток богачей, писал Ленин, дюжину жуликов, полдюжины рабочих, отлынивающих от работы… В другом поставят их чистить сортиры. В третьем снабдят их, по отбытии карцера, жёлтыми билетами, чтобы весь народ, до их исправления, надзирал над ними, как за вредными людьми. В четвёртом расстреляют на месте одного из десяти, виновных в тунеядстве. В пятом придумают комбинации разных средств”21. И вот, человек, который в одно время писал, что государство при коммунизме отомрёт, что при коммунизме будет достигнуто “царство свободы”, тут же однозначно подчеркивает: “Нам нужно государство, нам нужно принуждение”22. Так и произошло.



Содержание раздела