Скажем, А. Смит описал относительно гармоничную и вполне компромиссную модель рыночной экономики. К. Маркс же дал лучшее описание противоречивого и конфликтного рыночного мира. Кто из них прав?
Как ни странно — оба. В рыночной экономике есть и то, и другое. Если действительно существует закон единства и борьбы
*Очень уважаемый мной К. Маркс тоже впадал в";грех селекции";;. Написав в тридцатилетнем возрасте в соавторстве с Ф. Энгельсом";Манифест Коммунистической партии";;, он потом всю изнь искал, обрабатывал и умело использовал экономические факты для доказательства верности своих коммунистических выводов. И он добился-таки своего.
Логика";Капитала";; безупречна: все построение книги, все теоретические посылки и вся историко-экономическая";фактура";; с железной необходимостью приводят к выводу о том, что";экспроприаторов экспроприируют";;. Однако все оказалось не так просто и логично в жизни. А случилось это потому, что кроме фактов, доказывающих острую конфронтационность буржуазного общества, можно найти тысячи фактов сотрудничества и компромиссов.
Но поскольку эти факты не могли";играть";; на предварительный вывод, от них нужно было просто";абстрагироваться";;. В результате";практика не подтвердила истину";;.
** Ленин В. И. Полн. собр. соч.— Т. 16.— С. 269.
противоположностей, то в науке вполне возможна ситуация, когда один исследователь предпочитает рассматривать";единство";;, а другой концентрирует внимание на";борьбе";;. Помимо всего прочего, многое зависит от личных пристрастий исследователя, от его биографии и даже от характера. И только знакомство со всеми, подчас противоположными, взглядами даст возможность для широкого и по возможности достоверного подхода к экономической истории.
Значение историко-экономического исследования проявляется не только в установлении общественно-экономических закономерностей исторического развития, но и в конкретных случаях хозяйственной практики. К истории хозяйства профессионал-экономист обращается (осознавая или не осознавая это) буквально на каждом шагу. Даже если он занимается бухгалтерским учетом, анализом хозяйственной деятельности, финансами и кредитом, экономикой отдельных отраслей хозяйства.
А что касается менеджмента, то в нем на практике ничего нельзя добиться, если не знать историю предприятия или отрасли, которыми руководит менеджер.
Нельзя в принципе научиться основам экономического мышления, не научившись представлять хозяйство на всех (микро- и макро-) уровнях в его историческом аспекте.
Вот как характеризует значение истории для экономики один из основателей современной клиометрики Дональд Мак-Клоски:";История, независимо от того, можно ли ее использовать для непосредственной проверки экономических законов или выработки экономической политики, представляет собой коллективную память и является источником мудрости";;*. Практическая ценность истории экономики по Мак-Клоски сводится к следующему.
1. История дает экономисту больше информации, с помощью которой он может проверять свои убеждения.
2. История дает экономисту лучшее качество экономических фактов, так как история более открыта для исследований, чем современность. История — это лаборатория общества.
3. Экономическая история способствует улучшению качества экономической теории. Даже самый презирающий историю экономист кое-что из истории использует: свой собственный опыт, опыт своего поколения или некие исторические обобщения, которыми полон фольклор даже самых изысканных обществ.
Вклад истории в теорию состоит не только в том, что она льет воду на мельницу теоретиков. Использование теории в экономической истории украшает теорию и испытывает ее, и в этом отношении экономическая история не отличается от других разновидностей прикладной экономики. Хорошая экономическая история — это просто хорошая прикладная экономика. Самые давние события можно анализировать при помощи современного инструментария.
Но и старые проблемы, казалось бы, вычеркнутые из теории, возвращаются в нее благодаря изучению истории.
4. История экономики способствует улучшению качества экономической политики. Немного есть сфер интеллектуальной деятельности, где некачественная работа может принести столько вреда, как в экономике и в истории. Способность ложных экономических аргументов или ложных исторических аналогий нанести вред обществу очевидна: псевдоэкономика
Люди практические, которые считают себя свободными от всякого исторического влияния, обычно бывают рабами исторических аналогий.
Одна из целей истории — расширение наших представлений о возможном. Понимание подлинной истории, как и исправление истории ложной, важно для государственной политики, потому что у экономиста, чья память ограничена недавним прошлым, суженное представление о возможном. Восхваляя или критикуя сегодняшние правительства, мы можем быть вольными или невольными рабами исторических аналогий, находиться в зависимости от ненужных или ошибочных представлений.
5. История экономики способствует улучшению качества подготовки экономистов. История — стимул для воображения экономиста, она очерчивает и расширяет границы его ремесла. Экономист без исторических знаний отличается узким взглядом на сегодняшние события, приверженностью к текущим, мелким экономическим идеям, неспособностью оценивать сильные и слабые стороны экономических данных и отсутствием умения прилагать экономический анализ к крупным проблемам.
История — это кладовая экономических фактов, проверенных скептицизмом, это собрание экспериментов, испытывающих экономическую науку на прочность, это источник экономических идей и наставник в политике*.
Пожалуй, не стоит портить эти тезисно изложенные идеи крупного ученого собственным комментарием. Читателю, особенно студенту, лучше самому взяться за поиск ответа на вопрос: стоит или не стоит тратить время на изучение истории экономики своей страны.
Трудноразрешимые проблемы истории экономики
Несмотря на то, что история экономики вообще и история экономики России в частности многого уже добились, в науке осталась масса трудноразрешимых крупных и мелких проблем, которые затрудняют процесс преподавания.
Среди крупных проблем назову прежде всего проблему метода. Естественно, что изучая историю экономики, необходимо исследовать и развитие метода нашей науки. Здесь возможны крайности в подходах.
До недавнего времени, когда в нашей стране господствовал";поголовный марксизм";;, в официальной науке признавался лишь один метод исследования — диалектико-материалистический. Между тем непредубежденный взгляд в историю показывает, что и на базе иных методологических предпосылок,
* Мак-Клоски Д. Н. Полезно ли прошлое для экономической науки? // Thesis:
Теория и история экономических и социальных институтов и систем.— Зима, 1993.- Том 1.- Вып. 1.- С. 107-131.
например, маржиналистских* или институционалистских*, возможны значительные достижения экономической мысли. Это, впрочем, не должно быть причиной того, чтобы отрицать познавательные возможности гегельянского и марксистского методов. Крайности и экстремизм в науке — весьма вредные явления.
Терпимость и попытки понять друг друга — вот путь для взаимного обогащения школ и направлений.
Всякое экономическое явление можно рассматривать с различных точек зрения и с различными целями. И вполне вероятно, что разные подходы могут быть верными для различных условий. Эмпиризм ученых античной древности и средневековья не помешал им выдвигать глубокие теоретические гипотезы, которые еще не сложились в систему взглядов, но стали предтечей науки под названием политическая экономия.
С другой стороны, метод научной абстракции, разрабатываемый в эпоху классиков буржуазной политической экономии, не помешал теории выродиться в упрощенные построения последователей классического наследия. Любопытно, что Ж.-Б. Сэй, Дж.
Мак-Куллох, У. Сениор, упрощая классическое учение, вместе с тем создавали базу для иных концепций, которые позднее превратились в новую систему взглядов. Диалектический материализм, дав значительные результаты в развитии экономической мысли, все-таки не позволил чутко уловить достижения маржиналистской концепции. Попытка выдающегося русского экономиста и историка М. И. Туган-Барановского найти синтетическое единство марксистских и маржиналистских концепций была грубо осуждена ортодоксальным марксистом Н. И. Бухариным.
И зря! Упустили марксисты и возможность более глубокого синтеза с институционализмом, хотя, скажем, Дж.