Подлинный гуманизм расцветает в подлинно коммунистическом обществе.
Коммунизм Оуэна резко и выгодно отличается от периодически появляющихся и, к сожалению, не потерявших актуальности в наше время проектов грубого, аскетически уравнительного, казарменного коммунизма. Он мечтал
об обществе, где одновременно с огромным ростом производства и богатства будет гармонично развиваться и сам человек, где неизмеримо возрастет ценность человеческой личности. Оуэн одним из первых показал, что, вопреки клевете наемников буржуазии, коммунизм и гуманизм не взаимоисключающие понятия. Наоборот, подлинный гуманизм расцветает в подлинно коммунистическом обществе.
Ячейкой коммунистического общества у Оуэна является небольшая кооперативная община с желательным числом членов от 800 до 1200. Частная собственность и классы в общинах полностью отсутствуют. Единственное различие, которое может создавать известное неравенство и в труде и в распределении,— это различие в возрасте и опытности.
Механизм распределения Оуэн почти не описывает, делая (опять-таки подобно Фурье) несколько неясных замечаний об обмене продуктами по труду внутри общины и ограничиваясь указанием, что при изобилии каждому можно будет разрешать свободное получение из общих складов всего ему потребного.
Много внимания Оуэн уделяет формированию нового человека, причем изменение психологии он связывает пежде всего с материальными факторами — ростом богатства и удовлетворения потребностей. Как следствие того и другого, всякое стремление к индивидуальному накоплению должно исчезнуть. Индивидуальное накопление богатств будет представляться людям столь же неразумным, как накопление воды в условиях, когда этой необходимой жидкости имеется больше, чем ее можно потребить42.
Выходя за пределы общины, Оуэн пытается обрисовать общество, объединяющее большое количество таких ячеек. Между ними существует значительное разделение труда, а взаимный обмен осуществляется на основе трудовой стоимости. Для целей этого обмена какой-то союз общин будет выпускать особые трудовые бумажные деньги43 под обеспечение товарами на складах.
В представлении Оуэна это новое общество должно было в течение какого-то времени сосуществовать со старым обществом и его государством, платить последнему налоги и продавать этому обществу товары на обычные деньги.
Оуэн обходил важнейший вопрос о том, каким образом, от кого получат общины исходные средства производства, в том числе землю. Его иногда можно понять в том наивном смысле, что средства производства будут безвозмездно переданы общинам государством или разумными капиталистами. Но в другом месте он более реалистично говорит, что членам общины придется оплачивай проценты на капитал, потребный для того, чтобы дать им работу. Выходит, от капиталистов общинам избавиться не удастся.
В лучшем случае общины могут сохранить при себе предпринимательский доход, поскольку сами будут управлять производством, но ссудный процент — отдай!
Система Оуэна утопична и потому полна противоречий и непоследовательностей. Общая причина этого нам известна: незрелость классовых отношений исключала для утопистов возможность разработать действительный путь переустройства общества. Для этого надо было понимать историческую роль рабочего класса, понимать необходимость и закономерность социалистической революции.
Такое понимание было объективно невозможно для Оуэна, как и для других утопистов.
Но без их ошибок, как и без их достижений был бы невозможен тот прогресс в общественной науке, который уже при жизни Оуэна привел к возникновению марксизма.
Мыслители рабочего класса
Экономические трудности Англии после наполеоновских войн и бойня
при Питерлоо, первые фабричные законы и профсоюзы, утверждение рикардианства и агитация Оуэна — такова социально-экономическая и идейная обстановка, в которой выступают люди, впервые сознательно выражающие в политической экономии интересы рабочего класса. Они не были последовательны и во многом скатывались к мелкобуржуазному реформистскому социализму. Тем не менее их заслуги велики. Эти английские социалисты 20-х и 30-х годов представляют собой важнейшее связующее звено между классической политэкономией и утопическим
социализмом, с одной стороны, и научным социализмом Маркса и Энгельса — с другой.
В истории политической экономии роль этих людей определяется тем, что они, в противовес буржуазным наследникам Смита и Рикардо, попытались сделать из их учения прогрессивные, антибуржуазные выводы. Они были порой больше экономистами, чем Оуэн, и пытались развивать рикардианскую систему в более строгих научных формах, хотя часто их сочинения были непосредственно посвящены конкретным задачам рабочего движения тех лет. Наиболее заметными в этой группе социалистов-рикардианцев (так их иногда называют) были Уильям Томпсон, Джон Грей, Джон Френсис Брей.
Особенно важную роль сыграл Томас Годскин, которому принадлежат замечательные мысли о природе капитала, об отношениях капитала и труда, о тенденциях нормы прибыли при капитализме. Главные его сочинения вышли в 1825 г. (Защита труда от притязаний капитала) и в 1827 г. (Популярная политическая экономия).
Социалисты принимали трудовую теорию стоимости в том виде, какой ей придал Рикардо. Они доводили до логического конца и основной вывод из нее. Стоимость товаров создается только трудом.
Следовательно, прибыль капиталиста и рента лендлорда представляют собой прямой вычет из этой стоимости, естественным образом принадлежащей рабочему. Сделав этот вывод, они увидели в классической политэкономии противоречие: как же она может, основываясь на таких принципах, считать в то же время естественной и вечной систему капитализма, эксплуатацию труда капиталом?
Маркс вкладывает в уста пролетарским противникам буржуазных политикоэкономов следующую тираду: Труд есть единственный источник меновой стоимости и единственный активный созидатель потребительной стоимости. Так говорите вы. С другой стороны, вы говорите, что капитал — это все, а рабочий — ничто, или что рабочий представляет собой просто одну из статей издержек производства капитала. Вы сами себя опровергли. Капитал есть околпачивание рабочего — и больше ничего.
Труд есть все44.
Эту речь можно продолжить примерно так. Вы, говорят социалисты буржуазным политикоэкономам, утверждаете, что без капитала труд не может производить. Но ведь в вашем представлении капитал — это вещь: машины, сырье, запасы. В таком случае капитал совершенно мертв без нового живого труда.
Как же капитал может претендовать на прибыль, на долю созданной трудом стоимости, если он только вещь? Значит, он претендует не как вещь, а как некая социальная сила. Что это за сила? Это частная капиталистическая собственность. Лишь в качестве частной собственности, выражающей определенное устройство общества, капитал приобретает власть над трудом.
Рабочему надо есть и пить, а для этого ему надо работать. Но работать он может только с разрешения капиталиста, при помощи его капитала.
Почти дословно так и говорит Годскин в том месте, о котором Маркс заметил: Здесь, наконец, правильно схвачена природа капитала45. Это значит: здесь есть понимание капитала как общественного отношения, которое сводится к эксплуатации наемного труда.
У английских экономистов-социалистов имеются и другие важные научные заслуги. Они ближе, чем Рикардо, подошли к пониманию прибавочной стоимости как всеобщей формы дохода на капитал. Они первыми выступили против буржуазно-апологетической теории рабочего фонда.
Однако критика буржуазной политэкономии социалистами содержала существенные слабости, отражавшие историческую ограниченность и утопизм их взглядов. Если Смит и Рикардо видели в капитализме осуществление естественных и вечных законов, то социалисты — нарушение этих самых законов. Они, как и буржуазные классики, опирались на унаследованные от XVIII в. идеи естественного права, но только по-своему толковали это право.
Такой социализм мог быть только утопическим.
Подобно Оуэну, эти авторы считали, что обмен между трудом и капиталом происходит в нарушение закона трудовой стоимости. Они справедливо отвергали экономическое обоснование прибыли буржуазной наукой, но не могли дать вместо этого подлинно научный анализ. Поскольку прибыль на капитал не умещалась в их системе в рамки естественных экономических законов, им приходилось для объяснения прибыли обращаться к насилию, обману и другим неэкономическим факторам.
Вследствие этого и обоснование смены капитализма социалистическим строем приобретало у них во многом этический характер: должна, мол, быть восстановлена справедливость. Суть справедливости заключалась в том, что рабочий должен получать полный продукт своего труда.
Этому полному (неурезанному) продукту труда была суждена долгая жизнь. Требование это с самого начала было утопическим: даже в развитом социалистическом обществе трудящиеся не могут получать полный продукт в свое личное потребление, так как тогда не оставалось бы средств на накопление, общественные нужды, содержание аппарата управления, престарелых, малолетних и т. п. Суть дела при капитализме заключается в наличии особого класса эксплуататоров, безвозмездно присваивающего прибавочный продукт, а не в том, что рабочие не получают полный продукт труда.
