Основная биофизическая поза

Наука не может ничего сказать относительно природы музыкального эмоционального выражения. Нет сомнений в том, что художник говорит с нами в форме бессловесных выразительных движений из глубин источника жизни; но то, что он выражает в музыке или на холсте, он может облечь в слова не больше, чем мы сами. Более того, он возражает против попыток перевести выразительный язык искусства в слова; он больше обеспокоен чистотой собственного экспрессивного языка.

Таким образом, он подтверждает оргонобиопсихическое предположение, что живое выходит за рамки вербального и не зависит от него, что оно имеет собственный выразительный язык. Обратимся к иллюстрации, взятой из повседневной работы оргонного терапевта.
Пациенты, приходящие к оргонному терапевту, переполнены проблемами. Опытный глаз обнаруживает эти проблемы через выразительные движения и эмоциональные проявления их тел. Если позволить пациенту говорить то, что он хочет, разговор уведет от проблем, он так или иначе закамуфлирует и затуманит их. Для того, чтобы верно оценить ситуацию, необходимо попросить пациента помолчать. Этот метод очень плодотворен.

Когда пациент перестает говорить, его тело проявляет эмоции гораздо отчетливее. После нескольких минут молчания, как правило, можно выявить выделяющуюся черту характера или, более точно, плазматическое эмоциональное проявление. Если пациент во время разговора казался дружелюбно улыбающимся, то теперь, когда он замолчал, его улыбка превращается в пустой оскал, маскообразный характер которого вскоре станет заметен и ему самому.

Если пациент вроде бы очень серьезно рассуждал о своей жизни, то стоило ему замолчать, как через подбородок и шею появилось выражение вытесненной злости.
Приведенные мной примеры свидетельствуют о том, что словесное выражение или речь зачастую выполняют роль защиты: слова заслоняют выразительный язык биологического ядра. В большинстве случаев бывает так, что слова больше ничего не значат и речь ничего не выражает, она превращается в бессмысленную активность собственной мускулатуры. Накопленный опыт показывает, что во многих курсах психоанализа, длящихся годами, лечение стало своеобразной "жертвой" такого патологического свойства речи.

Этот клинический опыт можно и необходимо применять и на социальной сцене: бесконечные выступления, публикации и политические дебаты не помогают приблизиться к жизненно важным вопросам, а уводят от них в пустословие.
Оргонная терапия отличается от других методов воздействия на организм тем, что пациента просят выразить себя биологически, отбросив как можно дальше привычный язык слов. Это заставляет его сделать то, от чего он всегда старался уйти, заглянуть в глубь своей души. Таким образом, в течение курса оргонной терапии человек учится понимать язык живого и воздействовать на него. Исходный выразительный язык живой протоплазмы не представляется в "чистой" форме, так как если бы способ выражения пациента был биологическим в чистом виде, помощь оргонного терапевта ему была бы не нужна.

Сначала необходимо проникнуть через наслоения патологических, неестественных способов выражения для того, чтобы подойти к истинно биологическому способу выражения. В конце концов, человеческая биопатия представляет собой общую сумму всех искажений естественных способов выражения живого организма. Выявляя патологические формы выражения, мы учимся познавать глубинную человеческую биопатию, что невозможно сделать, используя техники, связанные с вербальным выражением.

К сожалению, биопатия с ее необычным выражением жизнедеятельности, находится вне сферы языка и вербальных понятий.
Оргонно-терапевтическая работа с биопатией происходит по сути дела вне словесной сферы. Конечно, мы используем слова, но они отсылают не к повседневным концепциям способности к восприятию и формированию идей, а к организмическим ощущениям. Было бы совершенно бесполезно пытаться заставить пациента понять его состояние, скажем, с помощью терминов физиологии.

Нельзя сказать ему: "Твои мышцы при массаже находятся в хронически сокращенном состоянии, поэтому твой подбородок не может двигаться во время разговора, а твой голос монотонен, поэтому ты не можешь заплакать; ты постоянно сглатываешь для того, чтобы подавить выступающие слезы". Правда, пациент может понять все это на интеллектуальном уровне, но изменить свое состояние он не сможет.

Мы работаем на более глубоком биологическом уровне понимания. Не слишком важно как и почему мышцы напряжены. Было бы бесполезно надавливать на них при массаже, такое давление может вызвать лишь болезненную реакцию, то есть ощутимую боль.

Мы работаем с выразительным языком. Только почувствовав выражение лица пациента, мы начинаем понимать его. Термин "понимать" в данном случае подразумевает очень точное знание того, какая эмоция "выражена". Неважно, активно мобилизована эмоция или она остается скрытой (неподвижной).

Необходимо выяснить, какова разница между активной и скрытой эмоцией.
"Чувствуя" эмоциональное проявление пациента, мы оперируем с первичным биологическим функционированием. Если, например, одна из птиц начинает беспокоиться и, "почувствовав опасность", взлетает, вся стая следует за ней, независимо от того, заметили остальные птицы причину беспокойства или нет. Реакция паники у животных основана на непроизвольном воспроизводстве эмоционального проявления тревоги. Нетрудно остановить людей на улице и заставить их смотреть в небо, если кто-то сделает вид, что он увидел там нечто интересное.

Таких примеров можно привести множество.

5. Основная биофизическая поза не закованного в панцирь организма.

6. Основная биофизическая поза закованного в панцирь организма: "сдерживание".
Эмоциональное проявление пациента вызывает в организме терапевта непроизвольную имитацию. Заражаясь внешними проявлениями пациента, он чувствует и понимает свои внешние проявления, и благодаря этому проявления пациента. Поскольку каждое движение что-то выражает и, таким образом, раскрывает эмоциональное состояние протоплазмы, язык выражения становится сутью коммуникации с эмоциями пациента. Как мы уже говорили, слова искажают язык выражения.

Под "характерной позой" мы подразумеваем общую выразительность организма, буквально идентичную общему впечатлению, которое производит на нас организм.
У разных людей эмоциональная выразительность может сильно различаться в деталях. Не существует двух индивидов с совершенно одинаковой речью, дыхательными блоками или походкой. Тем не менее некоторые общие типы можно выделить довольно легко.

В глубинной психологии мы различали "невротический" и "генитальный" характер, основываясь на типе мышечного и характерного панциря. Мы говорили о невротическом характере, когда организм был снабжен ригидным панцирем, который человек не мог изменить или устранить; называли генитальным характер, при котором эмоциональное реагирование не сдерживалось ригидными автоматизмами, то есть когда человек способен на биологическое реагирование в соответствии с ситуацией, в которой оказался. Такие основные типы характера можно так же четко выделить в сфере биологического функционирования.
Когда человек начинает понимать язык биологического выражения, нетрудно определить вид панциря и оценить степень его ригидности. Общую выразительность индивида, закованного в панцирь, можно описать как "сдерживание".
Это следует понимать буквально: организм показывает, что он сдерживается. Плечи опущены, грудная клетка втянута, подбородок скован, дыхание поверхностно, поясница выгнута, таз напряжен и "бесчувствен", ноги одеревенело выпрямлены или малоподвижны вот основные позиции общего сдерживания.
Схематически это представлено на 5, 6.
Последняя поза наиболее явно выражена при истерической дуге и при опистотонусе в кататоническом ступоре74.
Здесь четко видно, что проявление основной позы закованного в панцирь организма связано не с сознанием, а с вегетативной нервной системой. Закованный в панцирь человек не чувствует его. Если попытаться описать ему этот панцирь, он может не понять, о чем, собственно, идет речь. Его ощущения представляют собой не скованность как таковую, а только нарушение восприятия жизни: он чувствует себя незаинтересованным, скованным, пустым или жалуется на невротическое беспокойство, дрожь, запор, бессонницу, тошноту и т. д. Присутствие панциря в течение длительного срока оказывает влияние на ткани и органы: у пациента возможны язвенная болезнь, ревматизм, артрит, у него может развиться рак или стенокардия.

Перечисление заболеваний можно продолжить, клинические примеры подобного рода встречаются довольно часто. Здесь мы имеем дело с постижением глубинных биологических функций и с определением на его основании функционирования живого.
Закованный в панцирь индивид неспособен его разрушить. Он не может выразить свои примитивные биологические эмоции. Ему знакомо ощущение, вызванное щекоткой, но ощущение оргонотичес-кого удовольствия незнакомо, и потому он не может имитировать его, а если пытается, то издает стон, сдавленный крик или у него возникнет позыв к рвоте.

Он неспособен испустить вопль ярости или убедительно имитировать жесткий, изо всех сил удар по кушетке. Он не в состоянии сделать полный выдох: движения диафрагмы (согласно показаниям рентгеновского исследования) очень ограничены. Если попросить его выдвинуть вперед таз, у него это не получится. Причем довольно часто человек вообще не понимает, о чем идет речь и может сделать совершенно противоположное движение, отведя таз назад, выпячивая и напрягая его, что свойственно при сдерживании.

Напряженность периферической мускулатуры и нервной системы проявляется в чрезмерной сензитивности к надавливанию. Порой невозможно коснуться определенных частей организма, закованного в панцирь, чтобы не вызвать сильную тревогу и нервозность. То, что обычно называют "повышенной возбудимостью", является результатом такой гиперсензитивности чрезвычайно напряженной мускулатуры.

Содержание раздела