Ощущение оживших объектов
Могла ли она подчиниться своей больной матери, которая пилила ее целыми днями, ненавидела ее отца, оскорбительно отзывалась о нем, очерняя его имя при любой возможности только потому, что он ушел от нее? Как было ей приложить свой недюжинный ум к какому-либо полю человеческой деятельности, когда у нее даже не было собственной комнаты, а мать вскрывала все ее письма? Она разрывалась между захлестывающим ее тело страстным желанием мужчины и отсутствием социальных условий удовлетворить его при том образе жизни, который ей приходилось вести. Период этой дилеммы был коротким, но мучительным.
Тогда впервые вещи вокруг нее ожили, и ей показалось, что они "о чем-то разговаривают с ней". Сначала она просто удивилась, но когда это ощущение усилилось, она испугалась и пришла в смятение. Где заканчивается она, и где начинается окружающий мир? Ей все сложнее было разобраться в этом. Потом возникло желание убивать, и ей пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться и не позволить себе причинять людям боль.
Поэтому стены клиники показались ей прибежищем, способным защитить ее от страшного напряжения и запросов собственного организма.
На протяжении следующих недель она с готовностью сотрудничала, ей хотелось, чтобы я "освободил ее от ощущения оживших объектов", которое очень пугало ее. Она смертельно боялась "другого мира". Я попросил ее описать этот "другой мир", она сделала рисунок (см.
16}.
16.
Мощь "сил" проявлялась в их способности открывать для нее мир В, когда она ощущала тревогу в мире А. Этот "другой мир" был "почти реальным", хотя она отлично знала, что он "нереален".
Пациентка начала ощущать бесчувственность собственного горла. Она впервые поняла, что сдерживает дыхание, что могла бы попытаться сделать выдох и позволить груди опуститься.
Она ощущала тревогу, когда грудь опускалась и воздух проходил через голосовую щель. Почувствовав сильное возбуждение в нижней части живота, она сказала: "Я боюсь чего-то. Я не чувствую этого, но знаю, что оно здесь..."
Проекция и мистификация телесных потоков возникла в результате отсутствия ясного восприятия органических ощущений, которые тем не менее в той или иной форме воспринимались ею.
Очень трудно найти подходящие слова, чтобы описать биофизическое функционирование. Оно выходит за пределы слов и мыслей. Очень трудно сформулировать на словах переживание организмического процесса, который воспринимается или пока не воспринимается как собственный.
Однако, нет сомнений, что именно это и составляет ключ к пониманию шизофренического расщепления и проекции телесных ощущений. Пациентка опять проявила свою проницательность, когда почти самостоятельно пришла к пониманию разницы между истерическим и шизофреническим переживанием: первое, по ее словам, состоит в отчуждении органического восприятия от целостного телесного переживания, а второе в таком же, как при истерии, отчуждении плюс ошибочное истолкование и мистификация отделенного восприятия.
Это описание вполне согласуется с самым глубоким биопсихиатрическим пониманием процесса. Оно справедливо для любого вида мистического переживания; мистицизм воспринимает собственно телесные процессы как чужие, происходящие "за пределами" человеческой личности или за пределами земли.
Пациентка продолжала оставаться в неуравновешенном состоянии между рациональной интеграцией чувств и шизофреническим бредом. Я ожидал, что шизофренический процесс разовьется полностью в тот процесс, когда ее самовосприятие установит наиболее полный контакт с телесным возбуждением. Мои ожидания подтвердились.
Тридцать четвертая сессия
Придя на сессию, пациентка обнаружила явный шизофренический бред. Вскоре после нашей последней встречи, когда она сумела в полной мере ощутить телесные потоки, у нее началась диарея. По ее словам, "кишечник скрутило... и что-то прорывалось по направлению к гениталиям". Ее тошнило, кроме того, ее беспокоил сильный метеоризм. Ночью в комнате ей привиделись различные формы и фигуры, излучающие радугу.
Было очевидно, что оргонная энергия, устремившись по ее телу, возбуждает кишечник. Еще более очевидным, был о то, что она неверно истолковывает большую часть своих ощущений. Она жаловалась: "Я не доверяю вам... вы заодно с ними ["силами"]; они используют все возможности, чтобы навредить мне... они отравили пищу так, что меня вырвало... они устроили дождь, чтобы разозлить меня... они никогда раньше не смешивались с обычной жизнью... а теперь смешались... это ваша вина..."
Идея о том, что пищу отравили, легко объяснялась как результат возбуждения, которое направилось от кишечника вверх, вызвав рвоту. Я уговаривал ее уступить "силам". Ей отчасти удалось это сделать, но когда все тело стало сотрясаться, она опять отключилась. Ущипнув, я вернул ее обратно.
Взгляд пациентки оставался пустым и "отстраненным", лоб неподвижным, все тело сотрясала нервная дрожь.
Такое состояние само по себе было огромным достижением. Я был готов к нему. Я знал, что все ее шизофренические симптомы пройдут, когда органические ощущения разовьются должным образом и будут восприниматься в полной мере. Но я не знал, каким будет исход полная кататония или выздоровление. Риск оправдывал себя, поскольку в любом случае, и без терапии, кататония оставалась единственным исходом.
Кроме того, я понимал, насколько велика опасность суицида. Я убедил себя в ее доверии и честности. Она рассказала, что как-то раз на днях, когда она совершенно перестала ощущать свои руки, у нее появилось огромное желание отрезать их. "...Если бы я могла вам доверять... повторяла она снова и снова. ...Они снова овладевают мной... они делают со мной все, что хотят... я больше не могу бороться с ними..." Меня поразило, что она отказалась от сигареты, которую я ей предложил.
Ей показалось, что она отравлена.
Тридцать пятая сессия
Пациентка вошла в состояние полного вегетативного шока. Ее кожа покрылась пятнами, цвет которых варьировался от красного до голубого. Ее трясло, взгляд совершенно помутился.
Она с трудом могла говорить. Сперва казалось, что она готова сотрудничать, но потом ее лицо и плечи задергались в конвульсиях, она вдруг отпрянула, выхватила из-за спины нож и бросилась ко мне. Я всегда готов к таким вещам. Перехватив ее руку, я вырвал нож и резко приказал ей лечь на пол и не двигаться.
Она закричала: "Я убью тебя!.. Я сделаю это!.. Я должна!.."
Больше двух десятилетий я испытывал и пытался понять убийственную ярость, направленную против меня со стороны тех людей, которые стояли стеной против моих научных заявлений, касающихся оргонотического потока. Я подвергался гонению со стороны кандидатов в президенты, коммунистических либералов, фашистских мистиков, высокообразованных психоаналитиков, невроти-зированных судебных психиатров, нейрохирургов, директоров психиатрических клиник, безнадежно больных раком, шизофреников, политиков всех рангов и интриганок-жен моих коллег. Поэтому я знал с чем имел дело: пациентка посинела от ярости, она снова и снова пыталась наброситься на меня, вцепиться мне в горло и ударить... Она делала это в открытую, в отличие от психоаналитика-биопата, который, чувствуя в моих идеях угрозу, бегал и сплетничал, рассказывая людям, что я лежал в сумасшедшем доме, что я соблазнил всех своих пациенток или что меня уже похоронили.
Для меня предпочтительнее поведение моей пациентки. Через некоторое время она упала на пол так, как это мог сделать только шизофреник, и по-детски разрыдалась. Она плакала долго, и плач этот был полон эмоций.
В промежутках между приступами рыданий она впадала в бешенство, проклинала мать, отца, мир, всю систему образования и медицины, клинику и терапевтов, которые там работали. В конце концов она успокоилась и объяснила следующее: после нашей последней встречи она была измучена непроизвольными движениями нижней части живота; она все время ощущала их; гениталии сильно зудели, и на ее памяти это было впервые; она пыталась самоудовлетвориться, но безуспешно.
Мне было необходимо принять меры для предупреждения возможной катастрофы. Я знал, что если терапия не сумела обеспечить пациента способностью выдерживать и интегрировать телесные ощущения, может произойти самое худшее. Я попросил ее родственников предпринять необходимые меры для помещения ее в клинику. Может опять зародится вопрос, зачем я так сильно рисковал, почему не госпитализировал ее сразу. И опять я отвечаю: результативность этого научного эксперимента была громадной; госпитализировать пациентку означало бы перекрыть поток научной информации; кроме того, это было бы крушением надежды на ее выздоровление.
Она была на грани исцеления и заслуживала такого шанса. Дальнейшее показало, что это именно так. Но в то время я этого еще не знал.
Тридцать шестая сессия
Пациентка опоздала, ей не хотелось приходить. "Мне это [ситуация] не нравится... сказала она. Во всем теле я ощущаю блаженство, теперь мое тело едино, но мне это не нравится..." Она была почти совершенно расслаблена и дышала глубоко. "Мне бы хотелось вернуться обратно в мой мир... я любила силы... я боюсь, что сильно захочу переспать с каким-нибудь парнем..." (У нее никогда не было близости с мужчиной?}
- КРИЗИС И ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
- Я ЕЕ ВОСКРЕШЕНИЕ
- Острое желание генитального контакта
- Большой шаг к выздоровлению.
- Заставила ли я вас почувствовать вину?
