d9e5a92d

НОВА ЛИ ИНТРИГА МЕЖДУ ЕВРОПОЙ И АМЕРИКОЙ?

Статья одновременно являет собой попытку выхода экономистов за рамки чисто научного предметного анализа. Можно выделить методологические, экономические и социологические постановки вопросов. Все они помешены в пространство принятия политических решений, тактически меняясь ролями от контекстных рамок до содержательных утверждений.

Остановлюсь лишь на важных, с моей точки зрения, посылках, которые требуют дополнительного развертывания и обсуждения.

НОВА ЛИ ИНТРИГА МЕЖДУ ЕВРОПОЙ И АМЕРИКОЙ?

Существенной представляется контекстная констатация авторов доклада о борьбе моделей общественного развития, в которой Россия утратила какие-либо позиции. Безусловно, дискуссия о перспективах использования различных моделей развития в новом тысячелетии имеет методологические, экономико-политические и гуманитарные вопросы, которые в реальной жизнедеятельности крепко переплетены.

Кроме того, хотел бы ограничить свое внимание и исследовательский интерес кругом проблем отношений Европы и Америки, борьбы американской и европейской модели развития, так как для российского будущего развертывание именно атлантической интриги будет играть более значительную роль, чем подвижки в АТР.5 В методологическом плане Г.Хазиным и О.Григорьевым поставлена проблема пределов и возможностей развития сервисных и базисных систем экономики и управления. Сегодня вырисовываются две стратегии развития: постановка акцента на развитии экономического ядра (производство товаров традиционного вещественного характера) или сервиса (производство услуг).
Дискуссия между их сторонниками имеет уже ветвистые корни, но все-таки ключевыми событиями стали кризисы XX века, которые перевели внимание политической и экономической элиты с вопросов производства на проблемы развития сервиса и управления. Кейнсианский успех выхода из кризиса утвердил как значительный, ведущий ресурс развития именно деятельность по совершенствованию социально-экономического менеджмента путем привлечения финансовых инструментов управления.

Позже в ходе и после Второй мировой войны финансовая инженерия начала развиваться в важнейший сервис для политико-экономического управления, а транс-иедентность финансового пространства и формирование его гомогенности стали важнейшими задачами всего периода американской политики в постбреттон-вудский период.
Либеральная логика кейнсианского управления нашла свое продолжение в развитии политической жизни в США. Конечно, биполяризация мира заставила американскую политическую элиту отвечать на жесткие вызовы и применять явно нелиберальные методы борьбы с политической оппозицией внутри страны и в странах-саттелитах. Однако англо-саксонская модель управления обществом и экономикой осталась основным инструментом дальнейшего развития США, их мировой политики.

Появление фашизма (с различными модификациями, включая и римский и кремлевский варианты) после Первой мировой войны было ответом общественной мысли и политической практики на проблему концентрации ресурсов для преодоления кризиса недопроизводства (развала производственной сферы). Модель вертикального и непосредственного управления государства хозяйственными решениями субъектов экономики с правом вмешиваться в жизнь общества с использованием различных, порой одиозных, грубых средств, дала значительные результаты.

К началу Второй мировой войны экономический и военный потенциал государств тоталитарной организации превышал соответствующие показатели либерального мира. Однако спор этих моделей развития приобрел политико-идеологическую окраску и перешел на поля военных сражений.
По итогам войны разделенная Европа превратилась в экспериментальную площадку смешения моделей общественного развития. Так западные немцы начали осваивать либеральные подходы, а восточные - денацифицированный тоталитаризм.

Спор этот закончился известными результатами.
За грандиозной победой Запада, однако, упускается то, как своеобразно осваивался американский опыт и к чему и как шли Германия и Европа в целом. В континентальной Европе остались значительные полномочия и ярко выраженная ответственность государства за своих граждан, склонность к прямым, директивным механизмам управления, а главное пристальное внимание к развитию и функционированию ядра экономики, экономики производящей.
Безусловно, такой синтезированный характер развития европейских стран в определенной степени мешает или, по меньшей мере, осложняет их интеграцию и формирование единого штаба управления континентальным европейским развитием. С другой стороны, приоритетность производящей экономики, технологизация производства образцов и стремление удерживать ускорение темпов производственной инновации позволяют им создавать зону самостоятельного безопасного развития в условиях глобализации нестабильности в экономической и финансовой сферах.


Очевидны успехи использования сервисного инструментария в первую очередь в финансово-кредитной сфере, организации управления, информатизации и т.д. Последние два десятилетия значительно быстрее развивалась сфера сервиса, чем базисного производства, можно констатировать бум экономики услуг. Значительных, революционных прорывов в сфере производства не происходило, а сфера потребления начала переориентироваться на выстраивание вертикальной организации производства и потребления услуг. Быстрый старт мирового рынка услуг (сервиса) привел к процессу втягивания капитала в денежную и кредитную формы, накачки финансовыми средствами и кредитными обязательствами мирового рынка капитала.

Более быстрые темпы расширенного воспроизводства капитала в сфере сервиса, чем в базовых отраслях, приводили к мысли, что именно на этом направлении должно идти соединение НТР и экономики. В глобальном масштабе сервисная идеология развития превращалась в средство постиндустриальной эксплуатации природных и человеческих ресурсов.

Высокие темпы роста сервисной экономики обеспечивались сложившейся структурой мировой производственной специализации.

ОПЯТЬ РЕВОЛЮЦИЯ?

Сегодня можно констатировать свершившийся исторический факт - в мире произошла сервисная революция, последовавшая за индустриальной. В том то и видится новизна доклада, что авторы, возможно не рефлектируя своей посылки, верно ставят вопрос о ее завершении.

Это достаточно революционная посылка пока опирается на характер экономического кризиса, прогнозируемого авторами доклада и способах (а точнее попытках) выхода из кризиса.
С подачи ряда кампаний, работающих в сфере информатики, идея роста значения сервиса как важнейшей составляющей НТП приобрела гиперболизированные формы. Успехи финансовых технологий еще больше мифологизировали и упрощали понимание взаимосвязи сервиса и ядра. В свою очередь, развитие глобализации открывало возможности для экстерриториализации базисных ресурсов и экстерриториальности сервиса, а так же сервиса самой глобализации.

Однако ресурс глобализации не уместился в узкое понимание американской правящей элитой своих целей и задач. Глобальное развитие было заменено глобальной специализацией государств и регионов при диспаритете цен в сторону завышенной стоимости сервиса и услуг. Идея господства, а не соревнования, монополярности, а не многополюсности развития стала определять задачи глобального менеджмента США.

В итоге отставание периферии глобального привело к свертыванию возможностей развития центра, при том, что разрыв этот имеет тенденцию к увеличению. Политика и идеология колониализма даже в модернизированных формах, оказалась неприемлемой в новых условиях, международные институты выравнивания развития неверно понимали свои задачи.

В результате отставание политического мышления от новых реалий поставило подножку развитию сервисной революции.
Управление отставанием тех или иных стран и народов, образование гетто-регионов, консервирование отсталости, что приводит к свертыванию экономического, политического, технологического и гуманитарного сотрудничества, к их выпадению из рынков современных производств и технологий, как производственных центров конкуренции и развития. Так вхождение России в глобальную систему привело к закреплению ее роли как энергетического и финансового донора США и Европы, места для сброса устаревших и экологически опасных технологий.

Сейчас Россия даже не может грамотно употребить современные технологии, товары и услуги. А главное - в гетто-режиме нет места для массового развития экономики сервиса как отрасли, тем более нет места для массового экспорта технологий сервиса.
Сегодня сервисная революция начинает сдавать свои позиции. Давайте посмотрим на динамику соревнования европейской и американской модели.

Возьмем для этого интегральный элемент - национальную валюту.
Стратегия развития ядра экономики позволяет Европе медленно, но стабильно отвоевывать позиции в борьбе за сферы экономического и политического влияния, что создает предпосылки для формирования новой резервной валюты - евро. До введения евро удельный вес доллара в международных расчетах составлял примерно 50%, на все валюты еврозоны приходилось 30%, иену - 5%. В международных валютных резервах доля доллара была относительно выше - 61%, значение валют еврозоны 26% и иены - 6%. В международном переливе капиталов значение европейских валют уже сравнялось с долларом их место 40% - 38%.

С учетом того, что евро небезосновательно может продолжить свою экспансию в том числе и в торговле, валютных резервах и инвестиционных портфелях, то он может стать основной международной валютой не только в Европе, но и проникнуть и занять устойчивые позиции в странах Африки, Ближнего Востока и Среднего Востока (регион Средиземного моря, в первую очередь) и далее в Азии. Давайте посмотрим некоторые цифры. Если в 1989 году к американскому доллару были привязаны 34 валюты других стран, то в 1994 году - 25, тогда как 19 стран ориентировались на западноевропейские валюты. Только к марке и корзине валют, включающих марку, были до введения евро привязаны валюты Болгарии, Венгрии, Польши, Эстонии, Словакии, Словении, Чехии, Хорватии, а в Боснии осуществляется официальное хождение, как основной валюты, немецкой марки.

Позиции доллара выглядят как непоколебимые в Северной Й Южной Америке, в России, других странах СНГ, отчасти в ЮВА. Конечно доллар может еше достаточно долго доминировать на сырьевых рынках, в этих условиях монопрофильный экспорт России привязывает рубль к доллару.
Постоянно растет доля европейских валют в портфелях частных инвесторов, которая возросла с 1981 года с 13% до почти 40% в 1998. Евро в роли международного платежного средства сможет в ближайшее время обслуживать более 30% всей международной торговли, что приведет к ускоренному его проникновению на международный рынок капиталов. Изменится валютная структура валютных резервов.

Начало такого процесса приведет к падению курса доллара, если США не будут разрабатывать программу поддержки доллара. В споре политики развития базиса или сервиса может появиться промежуточный финиш. Современное падение евро позволяет поменять на выгодных условиях резервы с доллара на евро и содействовать европейскому экспорту. Авторы доклада видят в отличии от Дж.Сореса не в целом кризис капитализма, они, как мне представляется, усматривают кризис сервисного капитализма, этой организационной формы капитала, капитала услуг, потерю его мобильности и универсальности.

Виртуализация сервиса, произошедшая за последние 15 лет, расширила рынок услуг, однако не стала панацеей от кризиса виртуальной экономики.
В то же время оценка остроты кризиса для США, данная авторами доклада, представляется как дискуссионная. Накопленный США интеллектуальный капитал позволяет довести до промышленной фазы стратегические проекты глобального значения, девертуализировать точки роста своей экономики. В первую очередь - проекты связанные с выработкой и хранением электроэнергии (управляемый термоядерный синтез, новые более эффективные способы хранения и транспортировки электроэнергии). Неограниченность, рукотворность и мобильность новой энергетики даст возможность перейти на электроэнергию, что приведет к изменению энергетического баланса в мире, направления финансовых потоков, перераспределению зон развития и влияния.

Судя по всему, США удается медленно, но верно продвигаться по пути реализации проекта управления термоядерным синтезом.
Кроме того, развитие генной инженерии позволит в перспективе поставить полностью на индустриальную основу сельскохозяйственное производство. США готовятся развернуть проект СОИ для обеспечения безопасности своей территории, проекты глобальной поддержки внедрения современных технологий опреснения воды и охраны окружающей среды (например, проблемы потепление и охраны озонового слоя).6 Эти грандиозные проекты потребуют большого привлечения капитала, а их рентабильность и стабильность могут привлечь те средства, которые будут выходить из сервисной экономики. Поэтому кризисная ситуация на кредитном и финансовом рынке может быть сдемфирована рядом глобальных производственных инициатив. Таким образом, возвращение в ядро экономики будет вероятным шагом мирового бизнеса.

Выбор в пользу ретро экономической политики, сделанный Европой, окажется наиболее правильным шагом для построения ближайшего будущего.

СБОЙ В СИСТЕМНОМ ПОДХОДЕ ИЛИ СИСТЕМА БЕССИСТЕМНОСТИ?


Конечно, сегодня подавляющее большинство усилий США направлено на формирование системности их власти. Такая постановка вопроса становится сегодня наиболее актуальной в связи с грядущими трудностями в экономики США. Накопленная военно-политическая мощь при системном понимании власти должна через пластичность политической линии встраиваться в международные отношения. Управление нестабильностью и кризисный менеджмент в международной политике становятся дополнительными рычагами включения военно-политической составляющей в глобальную политику.

С этой точки зрения снижение международной конфликтности объективно не находится в поле интересов США. Однако мотивацию начала и осуществления агрессии в отношении СРЮ было бы не верно детерминировать как первоочередными экономическими причинами, к чему склоняются Г.Хазин и О.Григорьев. Самостоятельная военно-политическая составляющая в принятии решения о ведении военной операции против СРЮ была очень значительна. Для США вопрос стоял именно о глобальной политической ответственности, которая для европейцев является уже традиционным зонтиком от падающих на их голову неприятностей с Востока.

Россия, превратившись из тоталитарного, коммунистического в криминальное государство не стала безопасным соседом. Запад учитывает, трофейная экономика и военная мощь, оставшиеся от социалистического прошлого, еше не утилизированы, а политическая стабильность пока относительная на одной шестой Земли.

Характер угроз изменился, однако стратегическая безопасность не изменилась. Большее место стала занимать проблема обеспечения гражданской, экологической, финансово-экономической безопасности, торможения катасто-фичного развития страны и начавшегося процесса распада инфраструктуры. Угроза войны в биполярном мире так и не была реализована в Европе, существующие же сейчас угрозы имеют больший проникающий ущерб. Поэтому совершенно логично выглядит сдержанная политика Евросоюза по отношению к России, во многом направленная на обеспечение безопасности своих государств-членов.

Авторы доклада исходят из того, что сегодня нельзя оценить как удачный и состоявшийся проект формирования единой мировой элиты. Его идеолого-политическим обоснованием стала либеральная идея, которая претендовала на роль организатора транснациональной элиты, обосновывала условия для доступа к элитным услугам глобального общества.

Реализация модели формирования глобального мира пакс-Америка на транснациональной и надкультурной основе привела к тому, что платиновый миллион оказался слабо организован, культурно и ценностно разнороден.
Во многом продвижение либерального глобализма было своеобразным авансированием, полагавшимся на завышенные ожиданиями от применения сервисных технологий возможностей раскультуривания элит и универсализации и технологи-зации духовной жизни.7
Разделение на новый и старый свет сегодня приобретает опять актуальное звучание. Магистральное движение старого света (Европы), развитие базиса, ядра экономики и дальнейшая трансляция гуманистических традиций Возрождения, приспособленным к истории развития государственности, политической культуры, общественной мысли, традициям и воззрениям, должно получить проектное завершение в общеевропейской политике осмысленного синтеза.
Уже постановка вопросов, сделанная в докладе, позволяет переосмыслить содержание современного исторического процесса, заставляет задуматься о новых политических и экономических реалиях, надвигающихся на человечество, распознать контуры новых вызовов современности, таких как кризис идеологии либерализма, технологическое неравенство, экологическая дистрофия Земли.
Все отчетливее вырисовываются перспективы ментального кризиса человечества. Средства достижения целей сами формируют социо-психологический кризис, такие как клонирование, использование современных военных технологий уничтожения, . технологий манипулирования сознанием.

Даже этот далеко не полный перечень проблем ставит перед человечеством задачу гуманизации своего менталитета и совершенствования кооперации и сотрудничества. Совершенствование инструментов достижения цели не дает ответы на вызовы времени, а усложнение инструментов управления лишь откладывает решение актуальных проблем.

Только понимание безвыходности наращивания инструментов для решения проблем позволит обратить внимание на недооценку гуманитарной составляющей нашего существования. Политической элите следует сделать шаг от оперирования игрушками-средства-ми достижения целей к сознанию и мышлению, к культуре и душе, сделать шаг от размахивающего различными страшилками варвара к поиску ткани глобального сотрудничества.

Иное - путь в новую бездну насилия, ведущему к глобальному коллапсу.

РОССИЯ ВО МГЛЕ

Недавно президентом Российской Федерации В.В.Путиным была утверждена концепция российской внешней политики. Чиновничество создало достаточно объемный документ, который представляет собой образчик российской политической импотенции и краснобайства.

Смею утверждать, что концепция появилась на свет не вовремя и не к месту, не могла отразить интеллектуальный потенциал наших дипломатов и ученых по ряду объективных обстоятельств -внутриполитическая борьба, неопределенность основных направлений политического курса нового президента России, межведомственная борьба, динамика переорганизации политической системы.
Однако документ не может не привлечь внимание своей профессиональной эклектичностью и достаточно откровенной иллюстрацией государственного бессилия. В формулы документа укладываются как в прокрустово ложе любые сценарии поведения России на международной арене. В документе нет ответов на важнейшие вопросы - кто наши союзники, кто наши партнеры, кто наши соперника, кто наши враги, да и какое место России в современный международно-политических процессах. Нет международно-политического проекта, собственной стратегии, есть только участие в чужих программах, проектах, форматах.

Отсутствует оценка характера современной глобализации как инструмента политики. Идея снижения рисков для России при ее интеграции в мировое сообщество не развернута в сценарном и аксиоматическом плане. В концепции соседствует осуждение гумма-нитарной интервенции и ограниченного суверенитета наряду с оценкой проводившейся ранее внешней политики соучастия в ряде международных акций как самостоятельной и конструктивной.

Не требуется даже персонализации - требуется категоризация и прорисовка сценариев. Но их не имеется.

Правда стыдливо указывается на приоритетность отношений с соседями России наряду с ООНоцетризмом и желанием подчиняться глобальной интеграции. Наиболее острая проблема соблюдения прав человека, которая могла бы придать новую динамику российской внешней политике заняла самое скромное место в документе, уступив лишь первенство тематике информационного сопровождения внешнеполитической деятельности.
Документ пестрит лозунгами и призывами к самим себе. Отсутствует элементарная самокритика.

Раздел региональной политики не содержит ничего нового и конкретного в проведении российской внешней политики. Содержание сводится к подтверждению того курса, который сейчас проводится на международной арене.
Можно переложить всю вину на далеко не безгрешных российских дипломатов, однако такой подход был бы значительным упрощенчеством. Представляется, что отсутствуют у субъектов международной деятельности в России элементарные ориентиры на проведение самостоятельной внешней политики.

В связи с этим саттелитная внешняя политика не требует ни разработки концептуальных основ, ни волевых самостоятельных решений, ни высокой степени ответственности. При сложившемся ходе событий чиновничье ремесло легко и необременительно. Следование в фарватере лидеров глобального процесса не вызывает лишних напряжений ни с внешними, ни с внутренними субъектами международно-политического процесса, застыковка их интересов остается лишь небольшим творческим звеном в работе отечественной дипломатии. Налицо кризис политического самоопределения, ментальный сбой, который выражается в самоколонизации страны.

Очевиден колониальный характер вывода ресурсов, грабительские условия экономического взаимодействия, в итоге которого имеет место двойное финансирование Запада. Сегодня даже на грабительские, неоколониальные условия СРП не хотят безоглядно идти иностранные инвесторы.

Россия теряет свою привлекательность для мирового бизнеса.
В этих условиях вместо глубокого анализа международных тенденций, предложений по стратегии внешней политики, тактике России в региональном разрезе и в международных организациях, привлечения крупных специалистов с нетривиальным мышлением, мы встречаем освеженную концепцию глобального участия, военного и технологического разоружения России. Манера международной фронды, удачно освоенная в период агрессии против СРЮ, остается, к сожалению, лейтмотивом российского внешнеполитического курса.
Особенно огорчило то, что при констатации желания внести самостоятельный вклад в международно-политический процесс в концепции не содержится реальной программы такого внешнеполитического курса. Изложена политика слабого государства, не видящего своей перспективы, будущего своего народа.
Полагаю, что постановка вопроса, сделанная О.Григорьевым и М.Хазиным, может лишь поставить в тупик руководство российского внешнеполитического ведомства. Авторы лишь осложняют жизнь российским дипломатам, ставя вопрос о верности выбора метрополии и о экзистенциальной важности изменения внешней политики России.
Хотелось бы вернуться к дискуссии, проходившей достаточно жарко в стенах СБ в 1995-97 гг. об отношении России к однополюсности и многополюсности мира. Развернувшиеся споры втягивали интересную, яркую аргументацию каждой из сторон, каждой из точек зрения. Участвуя в обсуждении я пришел к выводу, что выбор линии на поддержку однополюсного или многополюсного мира являлся не научным, а экзистенциальным выбором, несущим много психологического и не меньше социального. Социального именно в той части, в которой интересы участников обсуждения сливались с интересами тех или иных социальных групп, имеющих различный профиль своей деятельности.

Психологический настрой разделил участников дискуссии по идеологическим догмам, которыми они руководствовались, особенностям личного опыта взаимодействия с государством и крупными российскими монополиями. Вопрос встал достаточно жестко - есть ли силы, готовые вести самостоятельную игру на международной арене, а не подыгрывать заокеанским партнерам.

Смею отметить, что автор этих строк считает, что сильное, единое российское государство, выступающее равноправным участником международных отношений может быть целью только российских граждан, патриотически настроенной элиты. Продолжение движения страны в фарватере американской политики ограничит возможности для самостоятельного маневра на международной арене, приведет к дальнейшему технологическому разоружению, культурному отставанию, превращению страны в культурную колонию и технологическую и хозяйственную периферию, нельзя исключить и распад страны на отдельные государства.



Содержание раздела