Гиперинфляция (Германия, 1919-1923)
7
Гиперинфляция (Германия, 1919-1923)
В недавние годы слово гиперинфляция, что означает «сверхбольшая инфляция», вошло в наш язык. Естественно, четкой границы между просто большой и сверхбольшой инфляцией нет. Для наглядности можно считать, что ситуация, когда средний месячный темп роста цен превышает 25-30%, имеет черты гиперинфляции. В пересчете на годовые цифры это означает (магия сложных процентов!) рост цен в 15-25 раз.
Верхней границы гиперинфляции нет: в иные месяцы 1923 г. уровень цен в Германии повышался в тысячи раз.
Накопленный исторический опыт должен служить предостережением всем странам, допускающим значительную инфляцию: на определенном этапе она выходит из-под контроля и делает для денег абсолютно невозможным выполнение их функций, жизненно важных для экономики страны.
Опыт Германии 1920-х годов актуален также политически. Гиперинфляция стала одним из важнейших факторов обострения социально-политической обстановки в стране. Слабое центристское правительство подвергалось мощному и агрессивному давлению слева и справа. 23-25 октября 1923 г. произошел вооруженный коммунистический мятеж в Гамбурге.
Как бы в ответ на это 8-9 ноября нацисты при поддержке крайних милитаристов совершили попытку путча в Мюнхене. Смертельная лихорадка сотрясала Германию. Оба эти выступления кончились неудачей. Немедленно после этого правительство нашло в себе силы осуществить стабилизацию валюты. Германия получила передышку, которая, к несчастью, была сорвана мировым экономическим кризисом 1929-1933 гг.
Новая экономическая катастрофа послужила прологом к захвату власти Гитлером и его бандой. Но многое в этих событиях было подготовлено гиперинфляцией начала 1920-х годов.
Инфляция в цифрах
Первая мировая война закончилась 11 ноября 1918 г. Поражение Германии и ее союзников стало фактом. Версальский мирный договор 1919 г. закрепил ее статус «отверженного»: демилитаризацию, территориальные уступки, потерю колоний и заграничных инвестиций, выплату репараций. Правда, на территории Германии не было военных действий, а авиация в то время еще не могла причинить сколько-нибудь серьезные разрушения. Однако Германия была сильно истощена войной.
Монархия была сокрушена, а зыбкая республика, не имевшая прочных корней западной демократии, сталкивалась с огромными экономическими и политическими трудностями.
Как все воевавшие государства, Германия отменила разменность банкнот на золото в самом начале войны. Финансирование войны осуществлялось, помимо налогов, государственными займами, которые размещались среди населения, в банках, сберегательных кассах и других финансовых учреждениях. Правительство использовало и прямую эмиссию денег, загружая Рейхсбанк (центральный банк) своими обязательствами. К концу войны денежная масса превышала довоенные цифры в 5 раз.
Цены выросли меньше в среднем примерно в 2 раза. Обесценение марки скрывалось отчасти карточной системой распределения продуктов с искусственно низкими ценами. Инфляция была для немцев еще в новинку, и это способствовало феномену, который позже получил название денежной иллюзии.
Люди склонны некоторое время «принимать марку за марку», сознательно или интуитивно считая повышение цен случайным, временным явлением.
Такая иллюзия не может быть долговечной. Уже в 1919 г. рост цен стал обгонять эмиссию денег. Но весь сложный период 1919-1922 гг., наполненный бурными событиями, то вдохновлявшими Коминтерн, то выносившими на гребень реваншистов и националистов, еще характеризовался умеренной по меркам таких эпох инфляцией. К июлю 1922 г. банкнотная масса возросла по сравнению с моментом перемирия более чем в 7 раз, однако уровень цен повысился в 40 раз, а курс доллара даже в 75 раз.
Этот разрыв можно объяснить увеличением скорости обращения денег, повышенным спросом на твердую валюту и рядом других факторов.
Следующий год дал резкое усиление инфляции. К июню 1923 г. денежная масса увеличилась примерно в 90 раз, цены в 180 раз, курс доллара в 230 раз. Заметим, что внешнее обесценение марки до этого времени устойчиво обгоняло ее внутреннее обесценение; чуть ниже мы рассмотрим этот вопрос подробнее.
С лета 1923 г. началась инфляционная агония. За четыре месяца до конца ноября денежная масса выросла в 132 000 раз, уровень цен в 854 000 раз, курс доллара почти в 400 000 раз [15, р. 13]. История бумажных денег не знала таких масштабов обесценения; схожие масштабы имела только инфляция в Советской России, к которой мы обратимся в следующей главе.
Цифры конца 1923 г. поражают воображение. Сумма банкнот Рейхсбанка в обращении к середине ноября приблизилась к 100 квинтиллионам, а на конец года, по данным Рейхсбанка, достигла почти 500 квинтиллионов марок. Эту астрономическую величину лучше выразить как 5, умноженное на 10 в двадцатой степени [46, р. X]. Между тем реальная ценность этой чудовищной бумажной массы сжалась до совсем незначительной величины 150 миллионов золотых марок.
Для сравнения отметим, что довоенное обращение монет и банкнот составляло около 7 миллиардов. В конце ноября доллар стоил около 5 триллионов марок и был, как увидим, стабилизирован на отметке 4,2 триллиона. Между тем рынки отметили котировки до 10-11 триллионов, но они не были приняты во внимание.
С каждым месяцем выпускались купюры все более высокого номинала. Самой «дорогой» под конец оказалась купюра в 100 триллионов марок. Правда, на ней напечатано «100 биллионов»: так в тогдашней Германии назывался триллион 1000 миллиардов, или 10 в двенадцатой степени.
На деле она стоила меньше 25 долларов.
Одни купюры быстро сменяли другие. В конце 1922-го и в начале 1923 г. было выпущено восемь разных видов 10-тысячных купюр. Появился слух, что подлинными являются только купюры с красным штемпелем, за ними стали гоняться, а от остальных старались избавиться.
Когда в мае 1923 г. Рейхсбанк сделал официальное заявление о равноценности всех купюр, это уже не имело никакого практического значения, поскольку 10 тысяч марок превратились в микроскопически малую величину.
Цены товаров стали невообразимы. Буханка ржаного хлеба, стоившая до войны 29 пфеннигов (0,29 марки), на пике инфляции продавалась за 430 миллиардов марок; килограмм сливочного масла подорожал с 2,70 марки до 6 триллионов; пара ботинок могла теперь стоить более 30 триллионов, и так далее [46, р. 62]. Головы людей пухли от бесчисленных нулей на деньгах;
работа банковских клерков и кассиров превратилась в ад. Потребовались десятки тысяч печатников, бухгалтеров, кассиров, счетчиков, охранников, перевозчиков денег, что по крайней мере несколько смягчало безработицу.
Поскольку рост цен значительно обгонял печатание денег, их постоянно не хватало. Острый недостаток денег восполнялся обращением твердой иностранной валюты, главным образом долларов. Однако местными властями, банками, фирмами, общественными организациями и просто частными лицами в изобилии выпускались особые бумажные деньги, давая порой неплохой доход ловкачам, которые их печатали.
Эти деньги обесценивались вместе с официальной маркой, иной раз опережая ее, иной раз отставая. Считается, что общее число видов таких денежных эрзацев достигало двух тысяч.
От последних месяцев 1923 г. остались рассказы о кипах неряшливо напечатанных денег, с которыми надо было идти в магазин; о том, что заработную плату стали выплачивать ежедневно, а иной раз дважды в день, чтобы люди успели потратить деньги до нового скачка цен. Деньги вытеснялись натуральным обменом; на одной из фотографий можно видеть объявление на мастерской сапожника: он починял обувь только с оплатой продуктами. Происходило обнищание миллионов людей, живших на фиксированное жалованье, на пенсию, на ветеранское пособие, на зарплату, которая не могла поспеть за ростом цен.
В разгар гиперинфляции ученый Георг Шрайбер, культуролог и историк, опубликовал брошюру, одно заглавие которой много скажет современному российскому читателю: «Нужда германской науки и работников умственного труда».
Сказались все характерные черты большой инфляции: налоги практически перестали собираться; с каждым месяцем эмиссия давала государству все меньше дохода; оно не могло содержать государственных служащих; расчеты между фирмами в марках стали невозможны; при всеобщем обнищании неплохо зарабатывали ловкие дельцы и спекулянты.
У. Гуттманн и П. Михэн, авторы английской книги о «великой инфляции», так говорят об этом времени:
«В Германии 1923 года даже самому темному человеку было видно, что происходит что-то таинственное и страшное. Деньги одна из основ общества умирали, и их смерть порождала хаос, отчаяние и род коллективного безумия» [46, р. IX].
Со своей стороны советский марксист ТТТ. Дволайцкий, лично наблюдавший события, по свежим следам писал, что он «решил перенести центр тяжести своей книжки в область финансов и денежного обращения, так как именно здесь нашел свое наиболее ясное выражение распад, поставивший германскую буржуазию на краю пропасти» [45, с. З]. Последние слова понятны в свете тогдашней идеологии Коминтерна: чем скорее кризис сбросит буржуазию в пропасть, тем лучше для германского пролетариата и мировой революции.
Любые жертвы, которые при этом понесут трудящиеся, заранее считались оправданными.
