Центрального банка, достигших в июне 1997г.
стабильность курса рубля к доллару, точнее сказать, медленное снижение биржевого и официального курса рубля в рамках установленного заранее коридора;
увеличение валютных резервов Центрального банка, достигших в июне 1997г. примерно 20 миллиардов долларов (в 1994г. эта цифра опускалась до 4 миллиардов);
значительный приток иностранного капитала в различных формах от прямых инвестиций до спекулятивных вложений в ГКО (государственные казначейские обязательства).
Эти факты отражали как известную внутреннюю стабилизацию, так и благоприятное сочетание внешних факторов. В условиях экономического подъема в большинстве регионов мира спрос и цены на российские экспортные товары были высоки. Для иностранных инвесторов привлекательность российского финансового рынка вполне соотносилась с формирующимися или растущими (emerging) рынками других стран с развивающейся рыночной экономикой.
Правительство России и другие российские заемщики получили возможность черпать деньги на мировом рынке капиталов по умеренным процентным ставкам, сбивая таким образом уровень процента внутри страны.
Хотя существенных изменений в реальном секторе в 1996-1997 гг. не произошло, экономисты отмечали признаки оживления в некоторых отраслях, замедление роста безработицы, активность в секторе торговли.
Экономике крайне нужен был толчок оживление в какой-то группе отраслей, которые дали бы прирост инвестиций и сопряженного спроса на товары производственного назначения и на рабочую силу. Если бы не хроническая дыра в бюджете, такой толчок могли бы дать инвестиции государственных средств в инфраструктуру (дорожное, коммунальное строительство), как это было в США в 1930-х годах. Едва встававшая на ноги приватизированная промышленность не имела для новых значительных инвестиций ни финансовых ресурсов, ни организации, ни экономических стимулов.
Я бы сказал, что московский мэр Юрий Лужков, осуществлявший в этот период большие строительные проекты в Москве, начиная с храма Христа Спасителя, нутром чувствовал экономическую полезность таких инвестиций, хотя на сознательном уровне руководствовался, вероятно, совсем другими соображениями. Можно напомнить: Кейнс где-то писал, что для запуска экономической машины годится что угодно, хоть строительство пирамид (не финансовых, а каменных, египетских). Но эти изолированные (и порой резко критикуемые) меры не могли, конечно, снять с мели огромный неуклюжий корабль национальной экономики.
Реальнее всего фактором оживления могло бы стать жилищное строительство. Население было способно предъявить платежеспособный спрос на значительные массы недорогого жилья. Оно обладало накопленными сбережениями в иностранной валюте и, при наличии необходимых гарантий, могло увеличить сберегаемую долю текущих доходов.
Но центральное правительство и местные власти были совершенно не готовы к активным действиям в этой области. Строительная промышленность не умела работать в новых условиях рынка. Отсутствие законодательства и юридической практики исключали развитие ипотечного кредита банковских ссуд под залог домов и квартир. Банки боялись таких кредитных вложений как огня, зная, что в случае неуплаты по кредиту они не смогут изъять и реализовать недвижимость. Население, только что пережившее эпидемию финансовых пирамид, боялось авансировать строительные фирмы.
По всем этим причинам никакого оживления жилищного строительства в масштабах страны не произошло. Ввод в действие жилых домов оказался по метражу в 1996 г. на 16%, в 1997 г. на 20% меньше, чем в 1995 г. Схожие показатели падения показывают данные о производстве таких основных строительных материалов, как цемент и кирпич [118, с. 402].
Осенью 1997г. резко ухудшились внешние условия для российской экономики. Азиатский кризис вызвал панику среди держателей государственных облигаций многих стран, а Россия занимала среди них одно из первых мест. В конце года доходность ГКО уже подскочила до 30-35% годовых. Падение цен на нефть обернулось настоящей бедой.
С отключением от дешевого иностранного капитала и от обильных нефтяных денег Россия попала в положение наркомана, у которого отобрали наркотик.
К концу 1997 г. стало очевидно, что шанс на выход из кризиса упущен. На этом фоне, мрачность которого многие еще не могли осознать, начался очередной тур политической тряски и разборок между ветвями власти. В марте 1998 г. Ельцин отправил в отставку правительство Виктора Черномырдина и стал упорно добиваться от Думы утверждения на этом посту молодого и малоизвестного человека Сергея Кириенко. После нескольких недель перетягивания каната Дума вынужденно согласилась на эту кандидатуру.
Наследство, которое получил кабинет Кириенко, было тяжелым: рассыпающийся бюджет, пирамида госдолга, непрерывно требующего обновления по высоким процентным ставкам, падающее доверие мирового сообщества. Центральный банк из последних сил поддерживал курс рубля.
Требовались чрезвычайные меры спасения экономики и финансов. Но для этого было необходимо единство действий правительства, президента и парламента при поддержке лидеров бизнеса и активной части населения. Ничего этого мы не имели.
Так начался спурт к 17 августа 1998г.
Государственная долговая пирамида
Внутренний рублевый государственный долг составлял, по данным на июль 1998 г., 506 миллиардов рублей сумма, равная примерно 18% годового ВВП, что по мировым стандартам не слишком много. Однако долг был в основном представлен государственными казначейскими обязательствами (ГКО) сроком 3 и 6 месяцев погашения и облигациями федерального займа (ОФЗ) сроком от одного до трех лет. Сумма этих двух видов ценных бумаг составляла 436 миллиардов.
Облигаций с более отдаленным сроком погашения практически не было [108, 116]. Отказ государства от оплаты большей части этих обязательств открыл в августе 1998 г. острый финансовый кризис.
Трудно найти в мире страну, которая не имела бы государственного долга. Эмиссия ценных бумаг государством является прежде всего способом покрытия бюджетного дефицита. При разумном использовании этого способа инфляционные последствия дефицита могут быть сведены к минимуму и даже вовсе устранены.
Более того, нормальная экономика нуждается в эмиссии и обращении государственных ценных бумаг, поскольку они являются максимально надежным и ликвидным финансовым инструментом. Коммерческие банки и другие финансовые институты всегда держат часть своих активов в государственных бумагах. Центральные банки используют эти бумаги (покупку и продажу их на рынке) как важнейший инструмент воздействия на экономику.
Мы видели это уже в главе 6, где речь шла о создании Федеральной резервной системы США.
Когда наше Министерство финансов перешло в 1994 1995 гг. к финансированию дефицита выпуском ценных бумаг вместо прямых заимствований у Центробанка и эмиссии денег, это было в принципе цивилизованной мерой, которая в первое время имела положительный эффект. Однако состояние экономики и финансов страны скоро привели к злоупотреблению инструментом, требующим осторожного и умелого обращения. Главные проблемы заключались в следующем. Во-первых, для падающей экономики темп роста долга оказался чрезмерно высоким. Во-вторых, почти весь долг был краткосрочным (эмиссия долгосрочных облигаций невозможна в условиях постоянной инфляции), что требует его постоянного обновления, выпуска новых обязательств взамен погашаемых.
В-третьих, очень значительная доля бумаг оказалась в руках иностранных инвесторов-спекулянтов, готовых в любой момент сбросить их, превратить в рубли и обменять рубли на иностранную валюту.
Осенью 1997 г. к этим факторам добавилось воздействие финансового кризиса в Азии. Иностранные инвесторы стали продавать государственные бумаги. Это грозило истощением очень скромных валютных резервов Центрального банка и подрывом курса рубля к иностранным валютам. Последовала серия мини-кризисов, в ходе которых Центральный банк использовал свое главное и, в сущности, единственно эффективное оружие повышение процентной ставки рефинансирования; весной 1998 г. она доходила до 150% годовых, что было знаком отчаянной решимости, а может быть, просто отчаяния. Повышение ставки рефинансирования почти автоматически вызывает общий рост процентных ставок, включая доходность государственных ценных бумаг.
Таким образом экономическая политика попала в порочный круг: защищая стабильность в одном секторе (валютные резервы и курс рубля), правительство и Центральный банк подрывали стабильность в другом важнейшем секторе (государственный долг). Когда доходность бумаг, иначе говоря, процент, который платит государство их держателям, доходит до 50-100% годовых и даже больше, бюджет и государственный кредит теряют всякое здоровое основание.
Выросла государственная долговая пирамида. В 1997 г. и в первой половине 1998г. федеральный бюджет оказался подчинен задаче выплаты процентов по государственному долгу. В январе-июле 1998 г., на пороге краха, расходы федерального бюджета на выплату процентов составляли более 60% всех налоговых поступлений, и каждый новый выпуск этих обязательств приходилось производить на условиях более высокого процента.
Сложилась ситуация, при которой новые эмиссии ценных бумаг не только не давали денег в бюджет, но, напротив, сами поглощали бюджетные доходы [115, с. 7].
